но

Одинаков цвет у могильной травы -

Один сердобольный сторож

Серебрил в понедельник

кресты и ограды,

камни и лилии,

достигая гармонии ритма

живого и мертвого -

Но дождь все вернул к яйцу...

Черные в городе -

      пели псалмы и гремели своей колесницей

      с колесом из гигантской Библии,

Желтые в городе -

                                    мылили тряпки черных

                в дзенбуддистских прачечных

                странной династии Джус,

                                 но

Семь подсолнухов

                            в центре того же города -

деревенские розы на каторге -

Их питает перегнойная куча -

                              останки

бывших в городе красных,

бывших в городе белых,

бывших в городе черных,

бывших в городе желтых...

Попытка реабилитации незаконно разрушенного

                       равновесия цвета

Посмертно.

Голубые не в счет.

Ноябрь 1989 г.

ГОРОДСКАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ

Городской снег - робкий калека,

который боится, что он упадет

                              и его будут месить ногами

и

увечить бензином одичавшие горожане.

Городской свет - тысячи электрических глаз,

вправленных в грубый монокль

                                  с металлическим телом.

Городской пес -

                 мое одиночество с белой манишкой

и трехцветной мордой,

танцующее на задних лапах

                                      перед сытой овчаркой.

Городская жизнь -

                    перемещение из клетки в клетку

         с мечтой о подсолнухе,

         у которого нет ни родны ни знакомых

         (равенство душ обязательно!)

Настоящий цивилизованный душ,

смывающий философские мысли

вместе с шампунем.

Дефицит последнего открывает

супер-возможности

                                для возрождения личности -

Но об этом

                          не знает

                                           правительство -

"Барышня,

               дайте мне Кремль!"

декабрь 1989 г.

г. Москва - Крокус Сити

БЕЗ ВОРОТ И РАССВЕТА

(Неожиданная реакция на альбом

Whitesnake" 1989 г.)

1.

Небо тянет петлю парашютного шелка –

Я хотела стать шарфом для флейтиста,

                     но нет ни ворот,

                     ни рассвета. (1)

Не "Акваланг" (2), но "Аквариум" спел

                     (родство по воде –

                     значит братство по крови!),

Что Б.Г. - змея, а не змей,

                                   и пошел по осколкам

                     разыгранных нот

                     петербургского цвета.

Я хотела стать шарфом для флейтиста…

(ВКЛЮЧАЕТСЯ "Whitesnake" –

"I was born to walk alone...")

2.

Он смог бы сыграть, как никто не играл.

Но ему расхотелось играть...

Он мог бы так жить,

                              как никто здесь не жил,

Но отправился вверх - умирать.

Флейтист-флай-флейтист, я в ладонях несу

Ту влагу, что может спасти:

Крик неба, разбитого молнией в прах,

а может быть, божью слезу...

Флейтист-fly-флейтист, я так быстро бегу!

(Ты - свет-одиночка, как я,

Но вместе мы славно искрились в снегу

Без умника-поводыря!)

Ты смог бы сыграть, как никто не играл...

Я б слушала флейту всю жизнь...

Я быстро бегу. Только мне не успеть –

        ловушкой гремят этажи:

                                        "сторожи, если жив,

                                         сторожи, если жив,

                                         сторожи...".

(ВКЛЮЧАЕТСЯ "Whitesnake" –

"I know –your name is Trouble")

3.

И опять я ломаю живые стихи -

                    так изломаны мертвые пальцы,

Пялится сверху слепой потолок,

И вцепились друг в друга два обруча -

                                                               пяльцы,

Проклиная высокий для рока порог,

                                             а