Пророки были, только постарели,

мозоль натерли на пророческом пути.

Для тех, кто понаивней, помоложе,

пожалуй, Макаревич и сойдет.

Он, вроде, философствуя, итожит,

Щекочет нервы и зовет на поворот...

Высоцкий умер. В сорок лет не стало.

Не хиппи, просто славный человек,

Теперь за имя за его гребут немало

Все те, кто четко просчитал свой век.

Высоцкого герой наш не приветил,

Ему был ближе Дилан-Зиммерман.

Но чудеса случаются на свете,

под пасху вспомнят - сразу за стакан,

а этот взял аккорды, что попроще

и сочинил, как мог, чуть-чуть хрипя,

о том, как оцепили театр и площадь

и как давились, матюкая и любя...

Ну и про то, как выданным елеем

легко замазать старые грехи,

и про себя - как лишь сейчас поверил

в простые песни и Володины стихи.

Не знал герой, что как подачки левым

готовится к изданью сборник "Нерв",

и получилось три коротеньких запева

и длинный, на любителя, припев:

           "Я ж прикинулся! Сердце не бьется,

           Холодею себе, как положено,

           роль, сам чувствую, удается,

           для актера ведь нет невозможного,

           оказалось, что все - очень просто

           (правда, трудно поминки стерпеть!)

           чтобы стать небывалого роста

           надо вовремя умереть!.."

Мне говорили - в Азии далекой

цветок печальный в этот год цветет,

Земля пребудет в трауре глубоком,

а Смерть мужчин с собою уведет.

вот Джо Дассен не вынес перегрузки,

мир музыкальный снова овдовел.

Здесь вроде ясно: организм-то был французский

и вовремя взбодриться не успел.

Но в третий раз вдовство ждало эпоху -

убили Леннона... Да кто подумать мог?!

Герою стало в самом деле очень плохо:

"А вдруг, - подумал, - мой приходит срок?

По возрасту я где-то на пределе,

до 40 могу не дотянуть...

Не хватит биотоков в бренном теле

И - собирайся, милый, в долгий путь,

А сделать, вроде, ничего не сделал

И наследить, как мог бы, не сумел.

Да что там говорить! В Париже не был,

На Пиккадилли-Серкус не сидел!"

Вот видите - опять про заграницу,

но наш приятель в том не виноват.

когда-то тетя с дядей, как жар-птицы,

явились из Стокгольма на Арбат.

И впечатлили юное созданье

обертки шоколада и конфет,

для слуха непривычные названья

и запахов нордический букет.

С тех пор он бредил странами тумана,

забросил кубики и взялся за язык.

Тогда и началась вся эта драма,

тогда произошел весь этот сдвиг.

Он изучил английский и французский,

знал Возрожденье, т.е. Ренессанс,

умел по теме - по широкой и по узкой

болтать без перерыва битый час,

судил политиков за промахи, ошибки,

читал Макклюэна (3), цитировал Дебрэ (4),

Постиг секрет джокондовской улыбки

и притч веков о зле и о добре.

Но это совершенство вышло боком -

стал участковый чаще заходить

и речи странные как будто ненароком

О ЦРУ и шпионаже заводить.

ТАМ приняли суровое решенье

(ах, кабы знать, так в голос зарыдать!):

"Вот так и так - объект под наблюденьем,

И дальше Свиблова объект не выпускать!"

III

Что происходит в этом мире дивном?

Быть может, это происки богов,

когда пассивное рвануло агрессивным,

втемяшившись в миллион-другой голов?

Меняют рощи, буфы, строчки, складки,

меняют стрижки, зубы, паспорт и носы...

Что это - торжество подъема иль упадка,

коль быть Ван Халеном мечтают "Верасы"?!

Трещит и гнется, не сдаваясь, ветка,

(Мы все - листочки на ветвях судьбы!)

спрос на князей, графьев и прочих предков,

что были с революцией на "Вы"...

Выискивают капли крови шляхтской

в надежде выйти бледно-голубым

На фотографии: "Гребной канал в Крылатском,

Я, песик Пенс и от Пелл-Мелла дым..."

Куда девались всадники и кольты,

куда девался пролетарий, кочегар?

переворот в склоненьях "в польтах, польты"

и новое нашествие татар...

Не помогают лозунги и гимны,

все речи принимают невсерьез,

со знаньем дела утверждают: "Примитивным

был брат крестьянин и бунтующий матрос..."