В кабинете Зацепина находился пожилой помощник прокурора Сизов, всегда относившийся к Вячеславу доброжелательно.

— Вершинин, доложите о состоянии своих дел, — не глядя в его сторону, предложил Зацепин.

— В производстве у меня вчера находилось шесть дел, а сегодня на утро — девять. Из них три на подходе, я передам их вам до конца месяца, по остальным шести еще почти ничего не делалось.

Атмосферу совещания Вершинин уловил по хмурому настроению Зацепина и сочувствующему взгляду Сизова, но решил ни на грамм не приукрашивать создавшегося положения.

— Как со сроками?

— Неважно. По двум истекает двухмесячный, и хозяйственное, которое вы мне передали, на пределе.

— Насколько я вас понимаю, Вершинин, три дела вы нам обещаете заволокитить, — холодно бросил Зацепин.

— Попросим в области отсрочку, тем более имеются объективные обстоятельства: по одному назначена психиатрическая экспертиза, другое вы только сегодня передали.

— И вы так просто об этом говорите! — взорвался Зацепин. — Подумаешь, отсрочим по — трем делам? Поехал в область, получил. А за показатели следственной работы кто отвечать будет?

— Но ведь я… — вскочил Вершинин.

— Сядьте! — резко махнул рукой Зацепин. — Вы на совещании, а не на посиделках. Прошу вас запомнить: дела, находящиеся у вас в настоящее время, должны быть окончены без отсрочки. Я не против ваших занятий по убийству на Прорве, если они не будут мешать остальному. Но они мешают. Это ясно как божий день. На мой взгляд, старое дело надо передать в областную прокуратуру. Я договорюсь с прокурором области.

— Как же так, Павел Петрович? — растерялся Вершинин. — Я начинал, а когда появилась возможность раскрыть преступление, вы хотите передать дело другому следователю.

— Может, передать часть дел следователю Петренко? — вмешался молчавший до сих пор Сизов.

— Позволь мне самому заниматься распределением, — холодно оборвал его Зацепин, — Сейчас все, Работать. На первый раз я вас предупреждаю, Вершинин.

«Я вас предупреждаю! Я вас предупреждаю!» — стучал в висках зацепинский голос, когда Вячеслав выходил из кабинета и набирал номер телефона начальника следственного отдела.

— Я прошу вас взять у меня дело, — без предисловий начал он, — и передать другому следователю.

— Стоп, стоп. Я вас не пойму. Волнуетесь, горячку порете. Объясните толком.

Сбиваясь, перескакивая с одного на другое, Вершинин рассказал о случившемся. Сухарников слушал не перебивая.

— Ну, Зацепин — это еще не все, — сказал он, немного помолчав, — а вот вы меня удивляете. Не думал, что так быстро поднимете лапки кверху. Действительно, следует теперь поразмыслить, а не передать ли дело следователю потверже характером.

— Мне ведь придется работать с Зацепиным, — виновато отозвался Вячеслав.

— Ладно, за молодостью лет прощаю вам минутную слабость. И хватит плакаться. Слушайте меня внимательно. Сегодня утром я доложил прокурору области о результатах обыска и вообще полностью ввел его в курс дела… — Сухарников интригующе помедлил.

Вячеслав затаил дыхание.

— Принято решение временно прикомандировать вас к нам.

12

Вершинин постарался выбросить из головы страхи и сомнения, как только переступил порог областной прокуратуры. Его мыслями моментально овладела предстоящая встреча с Корочкиным, которого он вызвал на вторую половину дня. Он попытался, мысленно представить его себе, но образ получился расплывчатым. В былые годы заядлый драчун, задира, дважды судился за грабежи, а сейчас хороший семьянин, рабочий, почти два года ничего компрометирующего. Впрочем, может, затаился и ждет Купряшина?

Вершинин заглянул к Сухарникову.

— Главное, не спеши и не нервничай, — наставлял его тот. — В душу ему постарайся заглянуть, сам встань на его место, легче понять будет. И главное, запомни — Корочкин не предполагает, зачем вызван, и наверняка ломает сейчас голову, перебирает свои грехи, но уж о том деле наверняка не думает — слишком глубокая старина. Этим и воспользуйся — ошарашь и глаз не спускай. Если причастен, обязательно выдаст себя. Пусть даже не скажет ничего, неважно, не сейчас, потом. Основное — сделай для себя правильный вывод.

Ровно в четыре в дверь постучали. На пороге появился крепкий, среднего роста молодой мужчина. Здоровенные грязно-черные ручищи неуклюже вылезали из коротких рукавов засаленного пиджака. Смотрел он настороженно.

— С отдела кадров к вам послали, — глухо откашлявшись, Корочкин протянул обрывок бумаги.

— Знаю, присаживайтесь, — Вячеслав указал на стул. — Фамилия, имя, отчество, год рождения? — Анкетные данные аккуратно ложились на страницы протокола допроса. — Судимы?

— Дважды, — с неожиданным вызовом бросил Корочкин.

— Вы почему нервничаете? — удивился Вершинин. — Обычный вопрос.

— Вам он обычный, — злость прорывалась в каждом ответном слове, — а для меня нет. С детства слышу: судим, судим, судим. Сейчас, думал, все, а вот — опять вызываете, жить не даете. Теперь чего нужно от меня? Сполна расплатился. — Руки его дрожали.

— Спокойно, Корочкин, спокойно. Никто, кроме вас, не виноват. Отсидели сколько заработали. — Он немного помолчал, дав тому успокоиться. — Зря вы так в штыки, Дмитрий Карпович, — как можно мягче добавил он, — мало ли зачем вы можете нам понадобиться.

— Известно зачем, не первый год замужем, — непримиримо отозвался тот. — Случилось что-нибудь, вот и прилепить мне хотите, а я, может, про старое забыл, вычеркнул все из памяти, работаю, семья как у всех.

— Знаю, Дмитрий Карпович, знаю, все знаю. И что работаете хорошо, и что народ в цеху относится к вам неплохо, и что семья у вас хорошая.

— А тогда зачем вызываете, почему во всем подозреваете?

Поведение Корочкина показалось Вершинину искренним. Вся его вспышка, злость, отчаяние при одном только упоминании о прежней жизни выглядели правдоподобными. Ему есть из-за чего беспокоиться. Он хочет стать другим, а ему не верят, он твердо решил не возвращаться к прежней жизни, а ему опять тычут — судим.

— Я ведь с вами не о сегодняшнем времени говорить хочу, — Вершинин отложил в сторону авторучку, — а о прошлом.

— О прошлом? — насторожился Корочкин. — Зачем? Прошлое мое известно. Первый раз отбывал малолеткой, освободился досрочно, второй отсидел от звонка до звонка. И теперь нет за мной больше ничего.

— Ничего?

— Нет, — ответил он, глядя прямо в глаза.

— Почему же все-таки вы Черного тогда выгородили? Ведь он был вашим соучастником, — сказал как о факте, не требующем доказательства, Вершинин.

— Вот вы о чем. Ну скрыл, — признался Корочкин. — Закладывать не хотелось. Чего за собой лишнего человека тащить? Да я ведь и сам тогда не в сознанку шел.

— Что так?

— По молодости лет. Считал, лучше будет, а вышло… дали на всю катушку.

«Ну спасибо тебе, — мысленно поблагодарил Вершинин. — По крайней мере теперь точно известно о знакомстве Купряшина с Черным. Ты легко признался в этом, зная, что Фильку не привлечешь за старое — время ушло, но для нас не это главное, для нас важен сам факт знакомства».

Скрывая торжество, он прикрыл ладонью глаза и некоторое время молчал. Подошло время разговора на главную тему.

— Окунево давно не посещали, Дмитрий Карпович?

— Давно. Нет там у меня никого. Мои померли, а так ездить только время попусту тратить.

— Почему же так? Неужели не хочется на родину съездить?

— Не хочется, — буркнул тот.

— А может, взять что-нибудь? Пушку, например, — рискнул Вершинин, доставая из ящика стола пистолет.

Какое-то время Корочкин не отрывал от оружия глаз, но потом с усилием отвернулся.

— Это не мой, — угрюмо пробормотал он.

— Тогда чей? Беды?

— Не знаю, — обронил он, помедлив с ответом дольше, чем полагалось в таком случае.

— Не знаете или не хотите говорить?

Корочкин промолчал.

— Как же так, Дмитрий Карпович? — укоризненно покачивая головой, Вершинин подбросил пистолет на ладони. — Неужто Лиду забыли?