…Извозчик свернул на Пантелеймоновскую, и вскоре экипаж остановился неподалеку от дома Оливье.

Прозоров спрятал пистолет под пальто, достал уже известный нам десятипенсовик, перемешал его в пригоршне с другими монетами и спросил у Годефруа:

— «Орел» или «решка»?

— «Орел», господин полковник.

Не глядя на монетку, Прозоров препроводил ее обратно в карман.

— Не будем испытывать судьбу, поручик! Сегодня нам не дано проиграть. Итак, оставайтесь здесь и ждите… Чтобы со мной ни случилось, вы должны хранить абсолютное молчание. Мы с вами занимались не тайной императора, но — тайной России! А в случае неудачи нам останется утешиться, что королей чтут при жизни, а их слуг — после смерти.

Годефруа вымученно улыбнулся.

— Будьте осторожны, господин полковник: пистолет заряжен…

Миновав арку, Прозоров огляделся. В подвале горницкой горел свет. Полковник разбудил спящего татарина, сказал ему на ухо несколько слов, после чего смышленый мужик побежал закрывать черный ход. Войдя в дом, Прозоров поднялся на верхний этаж и осмотрел чердачный люк. Все в порядке, на крышке люка висел замок.

Полковник спустился по лестнице на два марша и взялся за стеклянную ручку двери. Закрыто. Он постучал — сначала слабо, потом сильней. В квартире мяукнула кошка. Полковник стукнул третий раз. Он услышал, как скрипнула дальняя дверь, затем раздались звуки шлепающих шагов. Чиркнула спичка — из-под двери к ногам Прозорова скользнул слабый лучик света.

— Кто? — спросили с той стороны по-английски.

— Ваш друг, — полковник наклонился и сунул за порог серебряную монетку.

Звякнула цепочка, хозяин квартиры повернул ключ.

Мэквилл встретил ночного гостя в ночной рубахе, со свечой в руке. В другой он держал поднятую с пола монетку. Взгляд его выражал дикое недоумение, однако серебряный десятипенсовик загипнотизировал его настолько, что доктор не вымолвил ни слова.

— Простите за ночной визит. Оденьтесь… Разговор будет долгим.

Скрестив руки на животе, Прозоров ощутил под пальто дуло пистолета. Мэквилл поставил свечу на тумбочку и молча ушел вглубь квартиры. Прозоров последовал за ним… Когда доктор скрылся в спальне, полковник внимательно осмотрел помещение. Справа, в глухом углу стояли два книжных шкафа. Между ними был узкий проход. Полковник вошел в него и затушил свечу…

Мэквилл вернулся из спальни, держа в руке шестисвечовый канделябр. Поставив его на край большого круглого стола, он с беспокойством поискал глазами полковника.

— Я здесь, — полковник вышел из укрытия. Сняв шляпу, он положил ее возле канделябра. — Вот мы и встретились с вами, господин Мэквилл! — сказал Прозоров то ли с радостью, то ли с насмешкой — Стоило ли гоняться за мной по степям, когда мы могли спокойно побеседовать с глазу на глаз здесь, в Петербурге!

Мэквилл был на удивление спокоен.

— Прошу вас, сударь, садитесь, — он отщипнул от сигары конусовидный конец, прикурил ее от свечи и сел напротив полковника за стол. Небрежно бросив десятипенсовик на столешницу, спросил:

— Как прикажете понимать?

Прозоров усмехнулся.

— Это уж вам лучше знать, доктор. Вы клюнули на приманку, следовательно, Виннер был прав…

— Виннер?! — Мэквилл поморщился, проклиная в душе сбежавшего агента. — Вы пришли шантажировать?

— Упаси Бог! Мы знаем друг о друге столько, что нет нужды транжирить время попусту. Я пришел, чтобы уточнить, кое-какие детали преступления, совершенного в Таганроге. Сущие пустяки! — великодушно пообещал Прозоров и улыбнулся с нагловатостью победителя.

Мэквилл понял: отрицать глупо. Важно другое: сохранить в тайне то, что еще неизвестно полковнику.

— Вы знаете мое положение при дворе… Я близок к царским особам и мог ли я не слышать того, что при мне говорят! Слуги не вольны выбирать господ.

— Бросьте, Мэквилл! Вы не столько слушали, сколько подслушивали и провоцировали на откровения. Не исключено, что в этих целях вы пользовались гипнозом. Не правда ли интересно?.. Императрица думает, будто решает сама, в то время как исполняет чужую волю.

Мэквилл занервничал.

— Зачем вы пришли? — спросил он, вперив в полковника туповато-тяжелый взгляд и проклиная в душе тот день, когда принял предложение Уилсона заменить его в России.

— Я же сказал: кое-что уточнить… Но если вы так спешите, могу пойти вам навстречу. Боюсь, однако, вы пожалеете, что наш светский разговор приобрел черты делового! Итак, начнем с того момента, когда вы спешно возвратились из Таганрога в Петербург… Это было в середине ноября, верно? Император уже болел… Его отравили! К сожалению, исполнителя гнусного преступления не воскресить: повар отправился к праотцам. Но Виннер…

— При чем тут Виннер? — возмутился Мэквилл.

Прозоров улыбнулся.

— Неужели вы полагаете, что ваш подопечный упорхнул этаким ангелом, не оставив после себя и следа? Сэр Уилсон просчитался, назначив вас своим полномочным агентом. Что касается Виннера, то он отбыл на родину лишь после того, как ответил исчерпывающе на все мои вопросы. В том числе и о коварном яде… Это ваших рук дело?

— Неправда! — энергично возразил доктор.

— Хорошо. Если не вы, то кто?

— Не знаю…

— Пусть так, вы избрали не лучший путь к защите. Продолжим экскурсию в прошлое… Мы остановились на том, что вы прибыли в столицу и прямо с дороги направились в покои императрицы. Не знаю, как именно проходила ваша встреча, но в конце концов Мария Федоровна согласилась на подмену сосуда.

— Это не моя идея! — запротестовал Мэквилл.

— Допустим. Будем считать, что императрица, терзаемая самыми худшими предчувствиями, сама задумала скрыть следы отравления. Какое сердце способно дважды пережить одну и ту же трагедию! Но ведь вы знали истину и рассчитывали на то же самое… Может быть, повторяю, внушили… Ее величество таким образом спасала честь семьи, а вы — заметали следы преступления. Вы большой хитрец, доктор! В течение всей процедуры анатомирования вы не покидали дворца. Так говорили мне все, кто стоял на страже в доме градоначальника. Вы провели стражу, потому что знали один ход. Из залы вы проникли в кабинет градоначальника, из него — в спальню генеральши, а уже оттуда в сад… Остальное совсем просто!

Мэквилл был сражен. Вся его злость обрушилась на Виннера, который благополучно попивал теперь кофе в Лондоне. Надо было покончить с ним еще в Крыму!

— Не хотите ли дополнить картину преступления? — Прозоров бил, что называется, наотмашь — Нет? Тогда позвольте мне продолжить… Наверное, я упущу кое-что по незнанию, да уж не обессудьте: свидетелей почти не осталось. Итак, то ли вы уговорили императрицу подменить кубок, то ли она сама додумалась до такого, однако следствием этого стала замена органов императора на «потроха» несчастного казака, умершего от лихорадки, подхваченной им в Персии. Докторов в Таганроге хватало, но почему-то именно вам — «посчастливилось» произвести вскрытие этого человека. Анцимирисов раскрыл подлог, но вы или кто-то по вашему поручению убили лекаря, коему есаул приносил на исследование оба кубка… Вам повезло, ибо есаул не рискнул оставить оба сосуда на попечение лекаря. А теперь признайтесь, куда вы дели оставленные под его присмотр истинные органы Александра?

— Я уничтожил их… — с ненавистью в голосе признался Мэквилл.

— Надеюсь, не псам, как это принято у варваров?

— Отстаньте! — огрызнулся доктор, потеряв самообладание.

— Так я и думал. Как это в вас, джентльменах, уживается высокая образованность и лощеные манеры с поступками самого низменного свойства?!

Мэквилл засуетился. Прозоров поймал его взгляд, направленный на стоявшие в простенке большие часы. Полковник встал из-за стола и подошел к ним. Часы не шли. Алексей Дмитриевич взялся рукой за стрелку и двинул ее вправо. На цифре «6» что-то внутри часов стукнуло, дрогнула дверка передней панели, приоткрылась. Прозоров потянул ее на себя. Часы искусно маскировали нишу в стене, которая вела, очевидно, на задний двор.