— Ты…ты чуть…не убил …меня, — прохрипела я, и прижала руку к ушибам, чуть ниже груди. Там наверняка остались синяки.

— Даже и в мыслях не было. Они убили бы тебя быстрее, — Изгой смотрел на меня, чуть прищурившись с холодным блеском в глазах. Он злился. Наверное, злился. На его лице не отразилось никаких эмоций. Я его боялась, но к страху примешивалось странное и едкое влечение. Настолько сильное и неуправляемое, что я с трудом могла бороться с собственными эмоциями. Я в отчаянье закричала:

— Это была полиция, если ты не заметил. Ах, — застонала, чувствуя, как сильно болят кости после его хватки, — они бы спасли меня, а тебя арестовали.

Внезапно он расхохотался. Громко, оскорбительно, мне даже захотелось зажать уши руками. На губах все еще оставался привкус его крови. Я прокусила ему кожу, а он даже не почувствовал боли. О господи, я схожу с ума.

— Арестовали? Глупое сознанье. Это ищейки и если они здесь, то не все поверили, что ты умерла. Ты знаешь, зачем они приехали? Они искали тебя. Искали свидетеля, которого я не убрал. Меня они не посмеют тронуть.

— Ты сумасшедший! — закричала я, — Какие к черту ищейки?

— Ищейки братства. Странно, что они так быстро вышли на тебя и меня. Я думал, что хорошо замел следы.

— Откуда ты знаешь, кто это? — истерически закричала я.

— Я чувствую их запах. Вампиры пахнут иначе.

Он был спокоен, а меня трясло, я погрузилась в панику. Он просто маньяк. Он ненормальный псих–одиночка, а я его жертва. Все очень просто — я в лапах психопата.

— Это полиция, просто полиция, а тебе нужна помощь врача. Ты не в себе.

Изгой усмехнулся. Он смотрел на меня как на взбалмошного ребенка или полную дуру.

— Ты просто чокнутый, который возомнил себя вампиром или кем там еще, а на самом деле ты болен и тебе нужна помощь специалиста.

Изгой подошел ко мне и вдруг протянул мне левую руку, в которую я впилась зубами:

— Если я болен, то где тогда следы от укусов? Кстати, тебе понравился вкус моей крови?

Я посмотрела на его руку — следов нет, а ведь я точно помнила, что прокусила кожу. Теперь мне казалось, что с ума схожу именно я, а не он. Ребра болели так сильно, что я с трудом могла пошевелиться, попыталась привстать и охнула, а из глаз невольно покатились слезы. Изгой в недоумении смотрел на меня, а потом протянул руку и тронул слезу на моей щеке, поднес пальцы к лицу, принюхался, лизнул.

— Ты плачешь, — скорее не вопрос, а констатация фактов, — почему?

Он издевается? Он мне ребра чуть не сломал. Хотела послать его подальше, но он вдруг резко сел на корточки возле меня и заглянул мне в лицо.

— Люди плачут, когда им больно, — сказал он.

— Да! Люди плачут, когда им больно! Мне больно, понятно? Я пошевелиться не могу.

— Где больно? — спросил Изгой в недоумении, — Не помню, чтобы тебя ранили.

— Ты…только что сдавил меня как куклу, а я живая и мне было больно. Черт.

Я приложила ладонь к ушибленному месту и вскрикнула. Изгой протянул руку и вдруг задрал мою кофточку вверх. От стыда краска бросилась мне в лицо. Да что он себе позволяет? Я хотела одернуть ткань, но он перехватил мою руку. Его пальцы сомкнулись на моем запястье и по коже пробежались искорки тока. Даже дух захватило, я замерла. Ко мне прикасались десятки мужских рук — партнеры по танцам, хореографы, балетмейстеры, но ни одно прикосновения не вызывало во мне такого мучительного чувства томления. Он осматривал мои синяки, словно изучая. Я напряглась под взглядом холодных сиреневых глаз. На секунду пожалела, что на мне не кокетливый кружевной бюстгальтер, а топ телесного цвета, который удобно одевать под сценический костюм. Хуже всего, что я, опустив взгляд, заметила как напряглись соски под тоненькой материей. Не от холода, а от того, что на меня смотрел он. Поразительная реакция тела, непонятная и пугающая. Впрочем, рядом с ним я познала все грани страха. Изгой тронул синяк кончиками пальцев и я вздрогнула, не от боли, а от того что мне необъяснимо захотелось чтобы его ладонь поднялась выше. Я покраснела и выдернула руку.

— Хватит пялиться, — проворчала я, боясь, что он заметит мое волнение, а еще хуже поймет, чем оно вызвано.

— Какие вы люди хрупкие, я и не собирался причинить тебе боль.

Изгой небрежно опустил мою кофточку вниз и встал с колен. Он рассматривал синяки или мою грудь? С сожалением поняла, что ни то, ни другое не заинтересовало его ни в коей мере.

— Пройдет, — сказал он и подошел к окну, задернул шторы.

— Лед дай, может и пройдет.

Я поняла, что ни жалости, ни извинений от него не дождусь.

— Лед?

— Да, дай мне, черт возьми, лед.

— По–моему нужно сказать “спасибо” и “пожалуйста”. Спасибо за то, что дважды спас тебе жизнь и пожалуйста, чтобы принес то, что ты просишь.

Мне захотелось плюнуть ему в лицо. Учит меня вежливости. Он покалечил меня, он удерживает меня силой в этой квартире и хочет, чтобы я сказала ему спасибо?

— Спасибо, что не убил сам. Пожалуйста, дай лед, — процедила я сквозь зубы.

Иронии он не понял, ушел на кухню и через секунду пришел с пустыми руками:

— Льда нет. Зачем тебе?

— Если приложить к синякам — меньше болеть будет. Думаю, мази от синяков и обезболивающего, у тебя точно нет.

— Одевайся.

Я не поняла.

— Зачем?

— Со мной пойдешь.

— Куда?

— За едой. Ты же есть хотела.

— Никуда я с тобой не пойду. Мне холодно, у меня болит все тело, и я тебе не доверяю.

Напрасно я перечила этому психопату, он схватил меня за руку и резко поднял с кресла. От неожиданности и боли в ребрах, я вскрикнула. Изгой нахмурился.

Через несколько минут я сидела в том же кресле, связанная шнурками от занавесок, с кляпом во рту.

— Я скоро вернусь, — “утешил” он и скрылся за дверью. Можно подумать меня это волновало. Пусть исчезнет и растворится, пусть вообще никогда не приходит обратно. Но уже через полчаса я думала иначе. Связанная, в этом диком месте, в этой жуткой квартире, с кляпом во рту. Никто меня не найдет, я умру от голода и жажды. Если Изгой меня здесь бросит, моя смерть будет ужасней, чем от клыков его собратьев, если они и в самом деле существуют, а не приснились мне в жутком кошмаре.

Словно в ответ на мои слова послышался звон стекла, и осколки от разбитого окна посыпались на пол. От дикого ужаса мои глаза расширились, но я не могла даже пошевелиться. В комнату проник мужчина. Я встрепенулась, обрадовалась — сейчас он меня развяжет. Меня нашли. Слава богу. Прошла минута, а мужчина просто смотрел на меня, потом огляделся по сторонам, словно прислушиваясь. Я замычала, но он не обращал на меня внимания. Прошелся по комнатам и снова вернулся в залу. В его руке блеснул нож. Сейчас он разрежет веревки и… Один прыжок и мужчина склонился надо мной. Я радостно закивала головой, но в этот момент заметила, как сверкнули красным фосфором его глаза. Он взмахнул рукой с ножом, и я с ужасом поняла, что сейчас он убьет меня. В тот же момент, словно в замедленной пленке, я увидела, как кто то взвился в прыжке позади убийцы и повалил мужчину на пол. Завязалась борьба. Я следила за молниеносно двигающимися фигурами, и тело немело от ужаса. Мужчины не просто дрались. Они летали по комнате, швыряя друг друга о стены, разрывая клыками и когтями одежду и плоть. Белые волосы Изгоя я узнала сразу, и хоть он двигался как пантера в молниеносных прыжках, я не могла не заметить, что он превосходит противника. Точнее, я вдруг поняла, что Изгой играет с ним как кошка с мышкой, а тот пытается избежать смертоносных ударов. Противники не произнесли ни звука, но я почему то не сомневалась, что они общаются между собой иным способом. Я уже не понимала, кто убийца, а кто жертва. Противник Изгоя истекал кровью, двигался назад, отступая к окну, в надежде сбежать. Внезапно Изгой сделал резкий выпад и я увидела в его руке нечто темно бордовое, по рукаву его свитера стекала кровь… Если бы не кляп я бы заорала, но от ужаса все мое тело сковало как от холода. Я не могла даже пошевелиться. Только смотрела расширенными от ужаса глазами. Он вырвал сердце противника голыми руками. Безжизненное тело того, кто всего минуту назад пытался лишить меня жизни, рухнуло на пол с жуткой раной в груди. А потом случилось невероятное — Изгой распахнул шторы и дневной свет осветил комнату, тело убитого зашипело, задымилось и на глазах превратилось в горстку пепла, как и сердце в руках моего похитителя. Лицо Изгоя изменилось — глаза полыхали, кожа посерела и покрылась сеточкой темных вен. Страшное лицо монстра, изуродованное шрамом, в жутких глазах — триумф. Его взгляд застыл, тело подрагивало, как от невероятного удовольствия. Внезапно он повернулся ко мне и усмехнулся, я зажмурилась, чтобы не видеть его страшное лицо.