Рис. 9.5 Тупайя обыкновенная.

Как удалось установить японскому зоологу Т. Кавамиши, который посвятил много времени изучению образа жизни обыкновенной тупайи в джунглях Сингапура, этим зверькам величиной с крупную крысу свойственна типичная территориальная моногамия. Иными словами, взаимоотношения самцов и самок здесь мало чем отличаются от того, что мы видели у японского серау. Тупайи — животные весьма агрессивные: каждый взрослый зверек абсолютно нетерпим к присутствию других половозрелых индивидов того же пола внутри своего участка, который хозяин метит к тому же тут и там — в назидание непрошеным гостям — мочой и пахучими выделениями особых желез, расположенных под меховой шубкой на горле, груди и брюшке. Хотя территории самца и самки зачастую почти полностью совпадают в своих границах, каждый из них охраняет район совместного проживания только от чужаков своего же пола. Особенно беспокойной жизнь самца становится в тот момент, когда у самки начинается течка: теперь ухажеры с близлежащих участков то и дело порываются нарушить пограничные рубежи, чтобы воспользоваться временной податливостью самки и мимоходом сорвать запретный плод.

Прежде чем вступить в кратковременную любовную связь, оба живущих в данной местности зверька прогоняют прочь своих прошлогодних отпрысков, которые теперь вынуждены решать свои жилищные и сердечные дела самостоятельно. Примерно через 40 дней после свадьбы самка разрешается от бремени, принося в надежном укрытии двух-трех слепых и голых детенышей весом не более 15 г каждый. Как и у серау, самец не принимает участия в выкармливании и воспитании отпрысков, благо что уже дней через 25 детеныши могут без труда покидать дупло и следовать за мамашей.

Наряду с территориальной моногамией, примеры которой дают нам тупайи и некоторые другие полуобезьяны, такие, как лемуры, у приматов можно найти также проявления истинного единобрачия, во многом напоминающего устойчивые супружеские отношения в человеческом обществе. И хотя мы в отдельных случаях обнаруживаем эту форму супружества у человекообразных обезьян, свойственна она, как это ни парадоксально, лишь тем из них, что стоят довольно далеко от человека на эволюционной лестнице. Речь идет о гиббонах, гораздо более отдаленных родичах людей, чем орангутаны и гориллы, не говоря уж о шимпанзе. Гориллы, подобно шимпанзе, живут группами, внутри которых половые отношения между взрослыми животными не подчиняются каким-либо строгим ограничениям. Орангутаны привержены одиночному существованию. Взрослый самец, повстречавший во время своих скитаний готовую к продолжению рода самку, деликатно сопровождает ее до тех пор, пока та не почувствует себя созревшей для любовного экстаза, тогда как зеленый юнец, сравнительно недавно порвавший все связи с матерью, обычно пытается взять оказавшуюся на его пути незнакомку силой. И лишь гиббоны придерживаются, как правило, строжайшей моногамии, причем это относится ко всем их 9 видам, дожившим до наших дней.

Гиббоны — самые миниатюрные из человекообразных обезьян (рис. 9.6). Масса этих четвероруких не превышает обычно 10 кг, и лишь некоторые матерые особи сиаманга — этого самого крупного из гиббонов — достигают веса 13 кг. Но даже они более чем в 4 раза уступают по массе тела среднему по величине шимпанзе, в 6–8 — орангутану и в 18 раз — крупному самцу гориллы. Дело в том, что в отличие от всех этих человекообразных обезьян гиббоны — обитатели верхних ярусов тропического леса. И когда на высоте 40 м над землей такой верхолаз, раскачиваясь на длиннющих руках и умело используя инерцию тела вместе с пружинящей силой ветвей, раз за разом совершает прыжки над бездной длиной до 10–15 м, становится очевидным, что липший вес здесь был бы нежелателен. Непринужденность, с какой эти четверорукие проделывают свои головоломные полеты между кронами опутанных лианами деревьев-гигантов, поистине поразительна: говорят, что, находясь в воздухе, — прежде чем ухватиться на мгновение одной или обеими руками за очередную опору, — гиббон может словно бы невзначай сорвать подвернувшийся по дороге плод пальцами ноги.

Рис. 9.6 Черный гиббон.

Гиббоны живут семьями, не допуская на свою обширную территорию, занимающую площадь до 40 гектаров, посторонних представителей своего вида. Чтобы избежать лишних неприятностей, связанных с проникновением чужаков на этот участок, его хозяева с необыкновенной пунктуальностью — ежедневно на утренней заре — извещают джунгли о своем праве на владение территорией. Этой цели служат особые вокальные дуэты самца и самки, поражающие воображение натуралиста разнообразием и силой звуков, равно как и песенной мелодичностью некоторых нот (рис. 9.7). У сиамангов мощь звучания этих утренних гимнов усиливается благодаря тому, что и у самца, и у самки развит особый горловой мешок, наполняющийся воздухом во время крика и играющий, таким образом, роль резонатора (рис. 9.8).

Рис. 9.7. «Песня» белорукого гиббона в нотной записи.

Рис. 9.8. Сиаманг с раздутым кожным мешком-резонатором.

Издавая свои вопли с широко раскрытым ртом, сиаманг иногда вдобавок быстро машет рукой поперек выдыхаемой струи воздуха, так что крик ритмично меняет силу звучания, превращаясь в так называемый индейский военный клич. У меня возникает подозрение, что именно сиаманг мог послужить прототипом хорошо известного Тарзана, который, как вы помните, подобно гиббону стремительно проносится в кроне леса, раскачиваясь на руках и одновременно испуская свои леденящие кровь рулады. Именно так ведут себя два самца гиббона во время встречи на общей границе своих территорий под ободряющими взглядами самок и молодежи из обеих расположившихся неподалеку семей. Оба противника раз за разом перелетают с ветки на ветку, горланя и ухая, чтобы произвести на оппонента максимальное впечатление своей ловкостью и вокальными способностями. К счастью для солистов и зрителей, этой буффонадой все обычно и ограничивается, так что до драки и кровопролития дело не доходит почти никогда.

Зачастую случается так, что при встрече двух семей на границе не только самцы проявляют взаимную неприязнь, но и самки негативно реагируют друг на друга. Это обстоятельство наводит некоторых зоологов на мысль, что единство пары у гиббонов в какой-то степени обусловлено агрессивностью каждого из супругов, главным образом в отношении посторонних индивидов своего пола, как это происходит у видов с территориальной моногамией, таких как серау, тупайя или наша обыкновенная лисица. Но гиббонов явно отличает от всех этих животных приверженность истинному единобрачию: самец и самка никогда не разлучаются надолго и остаются верными однажды заключенному союзу годами, вероятно, да самой смерти одного из них. Место погибшего супруга вскоре бывает занято пришельцем со стороны. Впрочем, известен случай, когда умершего отца заменил его подросший к тому времени сын, который принял на себя роль мужа своей матери и отчима более юных ее детенышей — своих кровных братьев и сестер.

После заключения брака самочка регулярно, с промежутками в два-три года, рождает голого беспомощного детеныша. Крошечные ручки этого эфемерного создания обладают, однако, поистине мертвой хваткой: с первых дней младенчества несмышленыш столь цепко держится за шерсть на брюхе матери, что та не страшится потерять его даже во время своих головоломных прыжков с дерева на дерево. Достигнув годовалого возраста, малыш все чаше ненадолго покидает мамашу, упражняясь подле нее в лазании по ветвям. У сиамангов в этот период немало внимания отпрыску уделяет и отец семейства. Взаимная привязанность папаши и детеныша день ото дня становится крепче, и, наконец, приходит час, когда постоянной приятной обязанностью самца становится транспортировка несмышленыша во время ежедневных скитаний семьи в поисках пропитания.