Успех испытаний означал, что новая САУ СУ-152 может бить прямой наводкой по танкам противника со значительного расстояния и вести огонь по амбразурам вражеских ДОТов и ДЗОТов, а экипаж при этом будет укрыт за мощным щитом лобовой брони. Но скорострельность по-прежнему была невысокой: 3–4 выстрела в минуту. Оптимальная дальность прямого выстрела составляла — 890 м. Бронепробиваемость — под углом 90°: с 500 м — 105 мм, с 1000 м — 95-мм.

Оптический прицел пришлось поставить какой имелся: вертикальная наводка — по совмещению перекрестий в прицеле и на фанерном щите. Для быстрейшей подготовки экипажей это даже хорошо — подготовка самая простая. Типичный подход отечественной конструкторской школы.

На полигоне испытатели имели возможность испробовать новую самоходку в стрельбе по трофейному танку. Рассказывая об этом, Ж. Я. Котин вспомнил, как один из снарядов, угодив в башню, начисто снес ее с корпуса немецкого танка.

— Вот и заставили мы гитлеровских зверей снимать шапки перед нашим орудием, — сказал кто-то из присутствовавших.

Спустя несколько дней, после того как конструкторы устранили недочеты, замеченные военпредами, Государственная комиссия подписала отчет с рекомендациями о принятии на вооружение 45-тонной самоходной артиллерийской установки СУ-152. По этому поводу в «Истории Великой Отечественной войны» имеется скромное упоминание: «По заданию Государственного Комитета Обороны на Кировском заводе в Челябинске в течение 25 дней был сконструирован и изготовлен опытный образец самоходной атиллерийской установки СУ-152, с февраля 1943 года поступившей в производство». Эти машины в течение целого года выпускались на Кировском заводе серийно.

Успешное проектирование и быстрое изготовление новой машины удались конструкторам и производственникам благодаря жесточайшей унификации большинства деталей машины и вооружения — все основные части брали из серийных образцов. Это упростило координацию работ со многими заводами-смежниками, поставляющими броню, вооружение, прицельные приспособления, моторы, электрооборудование и целые узлы и агрегаты.

Вспоминая об одном из боев с участием котинских СУ-152, бывший член Военного совета 1-й танковой армии генерал-лейтенант Н. К. Попель рассказывал, как нашу оборону прорвал клин немецких танков. Тяжелые машины, смяв с ходу противотанковую батарею, вырвались на простор. Их встретили самоходчики… «Сверху, с гребня холма, били 152-мм орудия, каждым снарядом не просто пробивая броню, а делая огромные зияющие дыры, разворачивая танк, как если бы он был картонным, — писал Н. К. Попель. — Из сорока прорвавшихся гитлеровских танков обратно вернулись восемь.

Вернулись и принесли в фашистские войска весть о новом ужасном оружии русских»[203].

К сожалению, таких артсамоходов в 5-й гвардейской танковой армии, точнее, в приданной ей артиллерийской группе, было немного — в 1529-м самоходно-артиллерийском полку находилось 11 подобных машин. Да и о их применении известно немного.

Тяжелые танки МК IV «Черчилль IV», находившиеся на вооружении в 15-м и особенно в 36-м гвардейских танковых полках прорыва, являлись очень специфическими машинами.

Британские военные теоретики разделили свои боевые машины на крейсерские и поддержки пехоты. Тяжелые «Черчилли» относились к последним и имели очень мощную броню (лоб — 101, борт — 76, корма — 64, крыша — 15–19, днище — 19, башня — 89 мм. — Примеч. авт.), но небольшую скорость — не выше 27 км/ч.

Представьте себе такой движущийся 40-тонный (боевая масса — 39,574 т) «сейф», вооруженный 57-мм (6-фунтовой) пушкой MK III с длиной ствола 42,9 калибра. Ее бронебойный снаряд покидал ствол со скоростью 848 м/с и мог на дистанции 450 м (при наклоне плиты 30°) пробить броню толщиной 81 мм. Более совершенный вариант 57-мм артсистемы — MK V имел длину 50 калибров и начальную скорость 898 м/с, что при тех же условиях позволяло пробивать 83-мм броню. Боекомплект «Черчилля» составлял 84 артвыстрела и состоял только из бронебойных снарядов; осколочно-фугасных, необходимых для поддержки пехоты не имелось вообще. Но в данном конкретном случае, особенно в условиях танкового сражения, в котором участвовал 15-й и 36-й отдельный гвардейских танковые полки прорыва, это было не так уж и важно.

Таким образом, получалось, что «тридцатьчетверки» и «Черчилли» были близки по своим дуэльным характеристикам по отношению к танкам и штурмовым орудиям противника, за исключением «Тигров». Только Т-34–76 был более универсален, особенно при сопровождении пехоты, а «Черчилли» с их архитолстой броней было выгодно использовать в (относительно) ближнем танковом бою, что, в общем-то, и было впоследствии сделано.

Достаточно успешно уничтожать средние и тяжелые танки и штурмовые орудия противника могли и 122-мм САУ СУ-122, которые имелись в смешанных самоходно-артиллерийских полках, а вот легким САУ СУ-76 и танкам Т-70 в сражение на Прохоровском поле лучше было не соваться: первым — из-за слабой брони, а вторым — из-за слабого вооружения.

Для подтверждения своих слов приведу следующий пример. Начальник политотдела 26-й танковой бригады 2-го танкового корпуса подполковник Геллер в одном из отчетов отметил мастерство командира легкого танка Т-70 из 282-го танкового батальона лейтенанта Илларионова: «В боях 12.7.43 г. тов. Илларионов подбил танк „Тигр“, а потом 3 снарядами по борту поджег его».

Теоретически это было бы возможно, если бы пушка Т-70 открыла огонь по «Тигру» с расстояния в полметра, да и то надо было найти соответствующее место в бортовом бронировании. Скорее всего, Илларионовым были уничтожены немецкие «тройка» или «четверка», что для танка этого типа являлось просто отличным результатом.

Силы 5-й гвардейской танковой армии и приданных ей соединений и частей были примерно равны по дуэльным возможностям германской танковой группировке. Против более качественных Pz.Kpfw.IV и StuG III мы могли выставить более многочисленные Т-34–76, СУ-122 и «Черчилли», а с «Тиграми» вполне могли справиться и СУ-152.

Но реальная война — это не поединок на рапирах, побеждает тот, кто лучше маневрирует, использует в качестве поддержки авиацию и артиллерию, наконец, у кого лучше подготовлены экипажи, командиры младшего и среднего звена. Было бы желание.

А желание имелось. «Постукаться» с германскими танкистами рвались как рядовые бойцы, так и генералы, а может, даже и маршалы. Что-то такое есть у нас в крови, да и как без неуемного национального характера можно было сколотить такое гигантское государство.

Местность, на которой предстояло атаковать 5-й гвардейской танковой армии, была пересеченная, имела много оврагов, балок и небольших речных преград (Соломатинка, Ворскла и др.). Наиболее значительными преградами при наступлении врага в направлении Курска являлись реки Псел и Сейм.

Форсировав реку Псел, противник на этом направлении получал свободу маневра, одновременно попадая под отсечной огонь с рубежа реки Сейм. Следовательно, для беспрепятственного наступления на Курск врагу просто необходимо было захватить и эту водную преграду или «прикрыться заслонами фронтом на северо-восток».

Отдельные участки местности были совершено открытыми, не имели деревьев или кустарников, что давало возможность авиации беспрепятственно уничтожать пехоту и бронетехнику противоборствующей стороны.

Наличие большого количества высот, курганов и населенных пунктов способствовало успешности ведения оборонительных боев. Подобные условия в значительной мере задерживали продвижение наших войск в случае отхода противника, но в свою очередь сыграли положительную роль в успехе при ведении обороны против немцев в первые дни операции на Курской дуге.

Местность (даже в те годы. — Примеч. авт.) имела широкую сеть грунтовых и проселочных дорог, что являлось важнейшим условием для передвижения и быстрого сосредоточения войск, а также бесперебойной работы тыловых частей.

Общий характер рельефа местности допускал широкий маневр больших танковых соединений, что и способствовало развертыванию здесь крупного танкового сражения.