Графиня вскоре закончила свою пантомиму и протянула сухую длинную руку, приглашая Женю наверх.

— Иди.

Женя побрела к лестнице, приложив все силы, чтобы не оглядываться. Если посмотрит назад — ни за что не уйдет. Вернется в лодку и потребует везти себя в замок. В холодную воду нужно нырять, не задумываясь, не оставляя шанса пойти на попятную.

— У тебя будет несколько минут, чтобы взлететь, — услышала она за спиной голос Графини. — Когда край солнца покажется над водой — прыгай. Мы ждем тебя на берегу.

Женя побежала наверх, стараясь не смотреть по сторонам. Ступеньки были высокими, каждая почти по колено. Они вились спиралью по утесу, делая два полных оборота. Чем выше поднималась Женя, тем сильнее дул ветер. Незадолго до конца пути она начала по-настоящему жалеть, что не переоделась в униформу людей крыш. В эластичном костюме ей было бы куда теплее.

Но вот и вершина. Площадка в форме подошвы утюга. Метров пять в длину. Ее ограничивал невысокий бортик, сложенный из серых булыжников. В самом узком месте он расступался, оставляя узкий проход. Как раз для одного человека.

Будь внизу вода, Женя бы ничего не боялась. Но под скалой иссиня-черными иглами торчали сфотографированные Тимом острые камни. Точно спина гигантского дикобраза. Наверное, он умер здесь миллион лет назад и постепенно окаменел.

До восхода было далеко. Женя медленно пошла вдоль каменной ограды, обходя место своего заключения. Под ногой что-то хрустнуло, и она наклонилась посмотреть. Это была косточка фаланги пальца. Человеческого. Рядом валялись еще несколько. И кусочек челюсти с парой желтых зубов.

Очень хотелось завизжать. Но визжать имеет смысл, когда кто-то слышит. А здесь единственными зрителями были толстые чайки, парящие над Утесом. Поэтому Женя проглотила крик и убралась подальше от человеческих останков.

Интересно, кому они принадлежали? Любопытному туристу, сумевшему обойти ловушку людей крыш? Или бесталанному крылану, который так и не смог взлететь?

Для порядка Женя попыталась спуститься по лестнице, но, как и предсказывал Гриша, ничего не вышло. На третьей ступеньке силы внезапно покинули ее, воздух стал густым, точно переваренный клейстер, и Жене стоило больших усилий вернуться на площадку. Тогда она забилась в самый дальний от человеческих костей угол и начала ждать рассвет.

Рассвет не спешил. Небо оставалось темным, и все отгоняемые последние пару часов страхи набросились на нее с утроенной силой. Она не видит фибр. В воздухе не плавает даже намека на разноцветные нити. У нее нет ни одного шанса взлететь.

Или есть?

К утру, когда губы посинели от холода, а руки и ноги превратились в замороженные сосиски, Женя приняла решение. Горизонт постепенно окрасился в персиковые тона, и она подошла к краю площадки. Сейчас, с минуты на минуту, появится солнце. Есть только один способ вернуть себе способности крыланов — прыгнуть вниз. Организм почувствует опасность и мобилизуется.

А если нет?

Лучше не думать.

Время шло — солнца все не было. Ожидание стало таким невыносимым, что Женька набрала в легкие воздуха и закричала, что есть мочи: «Люди! Я тут!»

Стало чуть-чуть легче. Она подумала немного и снова заорала:

— Я же не целовалась ни разу! Жалко помирать!

Солнце продолжало дразнить ее, откладывая свой выход.

Тогда она запела. Песню Ларса. Конечно, у него получалось гораздо лучше, но сейчас Женьке было на это плевать.

В тот момент, когда Женя, срывая голос, собиралась перейти ко второму куплету, тоненький край гигантского апельсина возник над светло-серым горизонтом. Пора было прыгать.

«Что я делаю? Зачем? Какой глупый, никому не нужный риск!» — подумала Женя, а потом разбежалась и оттолкнулась от каменного края.

— Еще встретимся! — зло бормотал Чухонь, бредя по коридору к крысиной норе. Кроме наволочки с лекарствами, он тащил на себе увесистую баранью ногу. Нога подтаивала, и ее сок успел пропитать рукав куртки.

Конечность молодого барашка предназначалась на стол Старшему Сыну Крысоматери. Чухонь углядел ее на кухне главы фратрии и решил, что большому раненому зверю она нужнее, чем Глухому. Его повар очень удивился, обнаружив на разделочной доске после минутного отсутствия вместо будущего угощения упаковку медицинского бинта.

Чухонь был почти на месте. Он свернул за угол и вдруг увидел впереди темную фигуру. Тень быстро и бесшумно двигалась в сторону норы, туда, где ждала своего спасителя раненая крыса. Это не был один из братьев. Крысюки крупнее, шире, и руки у них не такие короткие. Похоже, человек! Но что он тут делает? Точно не диггер. Ни один из них не полезет так глубоко под землю, тем более в одиночку.

— А ну стой! — крикнул Чухонь. Бояться ему было нечего. Против людей Края обычный человек беспомощен, словно таракан перед шерстоканом.

Фигура резко повернулась на голос, и в лицо Чухоня ударил яркий луч фонарика. Непривычные к свету глаза на мгновение ослепли. А когда зрение вернулось, незнакомец исчез. Точно Крысомать слизнула.

Подбежав к тому месту, где только что стоял человек, Чухонь потоптался, поскреб подошвой изрезанных ботинок влажную землю, хмыкнул и пошел дальше. Куда же он пропал? Никто про такие фокусы в Братстве не рассказывал. Ерунда какая-то…

До норы было рукой подать, и Чухонь припустил бегом. Он и сам не понимал, чего боится. Крыса, даже раненная, сумеет за себя постоять, а балаболам-грибам и конец света не страшен — нырнут в стену, и поминай как звали. Но на душе что-то скребло, ныло, не давало покоя.

Нора встретила его нестройным гимном норного Братства.

— О, явился скиталец! — заорали грибы, едва Чухонь переступил порог пещеры. — Нас твоя малышка совсем замумукала! Репетировать не дает!

Огромный зверь и впрямь вел себя беспокойно. Метался по тесной пещере, норовя сшибить хвостом проворные шляпки.

— Лопать хочет! — объяснил Чухонь, протягивая крысе баранью ногу и заодно осторожно снимая пропитанную кровью повязку. — А еще от пения вашего умом тронуться можно!

— Нет, вы только его послушайте! Пение наше не нравится! Ты сначала гамму изобрази, а потом в критики записывайся!

— Ладно, не гоношитесь! Лучше скажите, тут никто не ходил? С фонариком?

— Чухонь, тебя часом не по голове огрели? — вежливо осведомился кто-то из грибов. — Али надышался чего нехорошего у Глистермана?

Перебинтовав крысу, Чухонь рассказал синегрибам о странной встрече в паре сотне метров от норы.

— А чего тут удивляться? Последние дни вся грибница гудит: под землей чужаки ходят. Глухому, видать, помогают. Думаешь, Безухий сам додумался до того, чтобы крыс заразить и на поверхность выпустить? Подсказывает ему кто-то.

— Кто? — Чухонь облизнул внезапно пересохшие губы.

— Ну, дорогой, так сразу не ответим. — Слово взял пожилой гриб со скошенной шляпкой. — Нужно соображать, кому это безобразие выгодно. Может, Мороку с его Службой Контроля Края. Знаешь такого, темень непроглядная?

Чухонь коротко кивнул.

— А может, другим фратриям. Вон тем же русалкам? Или крыланам?

— Но зачем?

— От скуки! Жизнь у них больно спокойная, да и крысы их не достанут — так что ничем вроде не рискуют.

— А еще есть варианты?

— Хм, варианты! — Синегриб в раздумье покачался на кривой ножке. — Остальное фантастикой попахивает.

— Ну?

— Антилопа-гну! Сказал тебе Старый — фантастика! — встрял гриб помоложе. — Давай, мы тебе лучше гимн споем.

И, не дожидаясь ответа Чухоня, грибы вразнобой загорланили:

— Славься, Братство, ты едино!

И ваще непобедимо…

Крыса, которая все это время довольно урчала, обгрызая кость, вскинула морду и угрожающе хлестнула хвостом.