— О шейх, — произнес я срывающимся голосом, — я не хочу…

— События повернулись так, что придется поступить вопреки твоим желаниям, — ответил он. — В понедельник ты изменишь мнение; ты будешь думать по-другому.

Да, я буду думать по-другому, но не потому, что изменится мое мнение об операции. Просто Фридландер-Бей и его хирурги изменят мой мозг.

10

— Лейтенанта Оккинга нет, — сообщил полицейский в форме. — Может быть, я смогу вам помочь?

— Скоро он вернется? — спросил я. Часы над рабочим столом, фараона показывали десять без нескольких минут. Интересно, до какого времени Оккинг собирается работать сегодня ночью? Мне очень не хотелось иметь дело с сержантом Хаджаром; как бы он ни был связан с Папой, я все равно ему не доверял.

— Лейтенант сказал, что сейчас вернется. Он спустился за какой-то надобностью на первый этаж.

Хорошие новости…

— Можно подождать в его кабинете? Мы с Оккингом старые приятели.

Фараон недоверчиво оглядел меня:

— Разрешите взглянуть на ваше удостоверение личности? — Я протянул свой алжирский паспорт: он, правда, просрочен, но больше никаких документов с фотографией у меня не имелось. Фараон ввел данные в компьютер, и почти сразу же на дисплее появилась история моей богатой приключениями жизни. Очевидно, полицейский все-таки решил, что перед ним добропорядочный гражданин: он вернул мне паспорт, несколько мгновений с любопытством разглядывал мою физиономию и наконец произнес:

— Вы с Оккингом побывали в разных переделках.

— Да, это долгая история, — ответил я скромно.

— Он будет минут через десять. Можете подождать в кабинете.

Я поблагодарил и вошел в кабинет, в котором действительно частенько бывал.

Мы с Оккингом выглядим довольно странно в качестве напарников, учитывая, что работаем по разные стороны закона… Я устроился рядом с рабочим столом лейтенанта и стал ждать. Скоро мне надоело сидеть без дела, и я принялся разглядывать бумаги, лежащие на столе, пытаясь прочитать надписи вверх ногами.

Ящик с исходящими бумагами был заполнен наполовину, но входящих документов и дел было несравненно больше. Оккинг сполна отрабатывал свое ничтожное жалованье. Я заметил большой конверт, адресованный торговцу ручным оружием из Федерации Ново-Английских Штатов Америки; послание к какому-то доктору в нашем городе, подписанное от руки; элегантный конверт, адресованный фирме «Юниверсал Экспорте», офис которой расположен в районе порта, — может, это одна из компаний, с которой имеет дело Хасан, или она принадлежит Сейполту, — и толстенный пакет, который будет отправлен производителю канцелярских принадлежностей в протекторате Брабант.

Я успел уже рассмотреть практически каждую пылинку в кабинете Оккинга, когда, час спустя, появился хозяин.

— Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать, — произнес он небрежно. Какого черта ты здесь делаешь, Одран?

— Рад вас видеть, господин лейтенант. Я только что имел встречу с Фридландер-Беем. Он сразу насторожился.

— Вот так, значит… Теперь ты мальчик-посыльный трущобного халифа, страдающего манией величия… Намекни, пожалуйста, как это считать — падением или, наоборот, возвышением для тебя, а, Одран? Как я понимаю, старый заклинатель змей хотел передать с тобой некое послание? Я кивнул:

— Да, насчет этих убийств. Оккинг уселся за стол и, широко распахнув глаза, изобразил невинного младенца.

— Каких убийств, Марид?

— У двоих дырки от пистолетных пуль, у второй парочки перерезано горло.

Неужели забыл? Или снова все силы уходят на героическую борьбу с уличными шлюхами?

Он злобно посмотрел на меня и поскреб свой квадратный подбородок, который давно бы следовало побрить.

— Нет, не забыл, — резко осадил он меня. — А почему все это вдруг стало волновать Бея?

— Трое из четырех выполняли кое-какую грязную работу для него, когда еще могли ходить без помощи некроманта. Он просто хочет быть уверенным, что больше никто из его… помощников не пострадает. Знаешь, в таких случаях Папа проникается неподдельной заботой о нуждах населения. По-моему, ты всегда недооценивал это его качество.

Оккинг фыркнул:

— Да, тут ты прав. Я всегда подозревал, что страшенные бабы работали на него. Они выглядели так, словно тайком проносили через таможню арбузы под свитером.

— Папа считает, что преступления направлены против него.

Оккинг пожал плечами:

— Что ж, если он прав, значит, убийцы подобрались никудышные. До сих пор даже не задели нашего Папу.

— Он думает иначе. Женщины, работающие на Бея, — его глаза, а мужчины пальцы. Он сам так выразился, в своей обычной теплой, искрящейся любовью и добротой манере.

— Ну а Абдулла тогда кто? Дырка в его заднице?

Я знал, что мы с Оккингом можем перебрасываться подобными репликами всю ночь напролет. И коротко пересказал суть довольно необычного предложения Папы Как я и ожидал, Оккинг разделял мой пессимизм.

— Знаешь, Одран, — сказал он сухо, — органы охраны правопорядка очень заботятся о своей репутации. Нас и так постоянно пинают газеты и телевидение; не хватало еще взобраться на самое видное место, чтобы публично полизать задницу такого типа, как Фридландер-Бей, раз уж ни одна живая душа не верит, что мы способны разобраться с убийствами без его мудрого руководства!

Я примирительно помахал руками, чтобы немного разрядить атмосферу.

— Нет, нет. Все не так, как ты думаешь, Оккинг; ты неправильно понял мои слова и неправильно понял побуждения Папы. Никто не хочет сказать, что ты неспособен поймать убийц без посторонней помощи. Эти парни не намного хитрее и сообразительнее, или опаснее, чем обычные поганцы, которых ты тащишь за шиворот в тюрьму каждый день. Фридландер-Бей просто считает, что, поскольку данное дело впрямую затрагивает его интересы, сотрудничество сэкономит массу времени и сил и, кстати, поможет сохранить немало жизней. Разве наши усилия не окупятся, если благодаря им хотя бы один полицейский не наткнется на пулю?

— Или если какой-нибудь шлюхе Папы не вставят нож, вместо более привычного ей инструмента? Ага. Ладно, слушай: мне уже позвонил Папа, когда ты, наверное, только направлялся сюда. Мы с ним прошли через все стадии переговоров, и я дал согласие сотрудничать, но до определенной степени. До определенной степени, Марид. Я не потерплю ни от него, ни от тебя попыток диктовать мне, как вести расследование, вообще — любого вмешательства. Ясно?

Я кивнул. Мне были хорошо знакомы оба деятеля. Лейтенант мог возражать сколько угодно:

Папа в любом случае добьется своего.

— Вижу, мы поняли друг друга, — продолжил Оккинг. — Вообще, все это выглядит как-то неестественно: крысы и мыши спешат в церковь помолиться о скорейшем выздоровлении кота. Когда мы заполучим двух психопатов, учти: медовый месяц пройдет. Да, милый, продолжится старая игра в полицейских и воров…

Я пожал плечами:

— Бизнес есть бизнес.

— Как мне надоела эта идиотская поговорка! Ладно, теперь убирайся отсюда!

Я послушно убрался из кабинета, спустился на лифте и покинул негостеприимный казенный дом. Стоял приятный прохладный вечер; огромный шар луны то прятался за сверкающими металлическим блеском облаками, то представал во всей своей красе. Я шагал по улице, погруженный в мрачные мысли. Через три дня в мой мозг вставят розетку. До сих пор я старался отвлечь себя разными делами, но теперь будет масса времени поразмыслить над своей судьбой. Я не чувствовал возбуждения перед грядущей операцией — только голый животный ужас.

Ровно через трое суток Марид Одран перестанет существовать, и с операционного стола встанет другой человек, считающий себя Одраном, причем я сам никогда не смогу определить, что именно изменилось: сознание этого будет вечно мучить меня, не давать покоя, словно кусочек еды, застрявший между зубов. Все вокруг заметят разницу, но только не я, потому что нельзя посмотреть на себя со стороны.

Я отправился прямиком в клуб Френчи. Ясмин уже трудилась в поте лица, обрабатывая молодого тощего клиента, одетого в живописные просторные белые штаны с завязками вокруг щиколоток и желтовато-серую спортивную куртку. Наряд выглядел намного старше своего владельца и тянул лет на пятьдесят, не меньше.