— Заплати-ка пошлину у моста, — пробормотал Ланье. Моя жена молода и жизнелюбива. Я — старик. Каждый из нас сделал выбор. И платит пошлину.

В прихожей он секунду простоял неподвижно, смежив веки, изгоняя туман из головы.

«Я честно делал свое дело. Видит бог, я тридцать лет отдал Возрождению. Карен поступила точно так же. Но она не похожа на истертый ковер».

Он взял альпеншток и отворил дверь. По-прежнему над крышей скользили серые облака. Если б он мог подцепить пневмонию — «стариковскую подружку» — он бы, наверное, сделал это осознанно. Но среди благ, полученных от Гекзамона всеми старотуземцами, был иммунитет почти ко всем болезням. На это у «ангелов» хватило сил.

Через два часа Ланье пожалел о данном самому себе обете до привала одолеть ближайшую вершину гряды. Уже на втором изгибе горной тропы, сложившись пополам, стиснув пальцами дрожащие колени, роняя со лба капли пота, он втягивал и с шумом выдыхал когтистый воздух.

Наконец он разрешил себе опуститься на камень. Ныли лодыжки, мускулы на икрах угрожали стянуться в узлы.

Ветер выкрикнул его имя. Он вздрогнул и завертел головой. Убедив себя, что послышалось, он достал из ранца бутерброд с овечьим сыром, снял обертку и вонзил в него зубы.

И снова ветер прокричал его имя, на этот раз отчетливей и ближе. Ланье встал и хмуро посмотрел вверх по тропе, уверенный, что зов донесся оттуда. Затем торопливо завернул бутерброд, прошел горизонтальный отрезок тропки и поднялся ярдов на сто; подошвы его ботинок хрустели по гравию и скользили на сочной траве, еще сырой от росы.

Никого не видать. Он остановился перевести дух, насытить кровь свежайшим воздухом, очистить мозг от паутины лени, наросшей за месяцы сидения в доме. Устав, он сел на валун у тропы.

Внезапно в нескольких сотнях метров выше на тропе появился мужчина в черном и сером, с альпенштоком в руке. Он спускался к Ланье. Не его ли голос донесло ветром? Ланье не смог решить, хочется ли ему поговорить с кем-нибудь или нет. Если это пастух — прекрасно, ладить с селянами он умеет. Но если турист из Крайстчерча…

А может, он пройдет мимо?

— Добрый день, — произнес человек, приблизившись. Моложавый, широкоплечий, рост чуть ниже шести футов; коротко подстриженные темные волосы; предплечья — в буграх мышц. Он напоминал молодого быка.

— Я ждал, когда ты сюда поднимешься и отведешь меня вниз, — произнес человек таким тоном, будто обращался к старому другу. Говорил он с акцентом — очень слабым, но Ланье сразу его узнал: русский. Ланье нахмурился.

— Разве мы знакомы?

— Пожалуй. — Человек улыбнулся. — Мы познакомились много лет назад, правда, мимоходом.

— Боюсь, меня подводит память.

— Когда-то мы враждовали. — Казалось, собеседника радует, что это осталось в прошлом. Странно, но у незнакомца не было теплой одежды и заплечного мешка. Он не мог пробыть в горах долго.

— Когда-то русские напали на Пух Чертополоха. Ты один из них? — Путешественник выглядел от силы на сорок, а нападение было давно, но он, возможно, прошел курс омолодительной терапии где-нибудь на орбитальном объекте или станции Земного Гекзамона.

— Да.

— Что привело тебя сюда?

— Дело. Важное и срочное. Необходима твоя помощь.

— Все это было так давно… Как тебя зовут?

— Я огорчен, что не помнишь, — с обидой сказал собеседник. — Мирский. Павел Мирский.

Ланье рассмеялся.

— Прекрасная попытка. Мирский — по ту сторону неба. Сбежал с гешелями, и Путь закрылся за его спиной.

— И тем не менее я Мирский.

Ланье пристально вгляделся в его черты. Господи Боже, он и впрямь похож на Мирского!

— Патриция Васкьюз все-таки нашла дорогу домой? — спросил пришелец.

— Нет… Но какое тебе до нее дело, черт побери?

— Я ведь вернулся. Правда, из другого времени. — Незнакомец подошел ближе. Сходство с Мирским было несомненным. — Я ждал здесь, когда ты придешь. Я должен поговорить с Корженовским и Ольми. Они еще живы?

Конрад Корженовский создал Путь, некогда примыкавший к Седьмому, внутреннему Залу корабля-астероида Пух Чертополоха. Астероид и две секции Осеграда по-прежнему находились на орбите Земли, но один из полярных «колпаков» исчез, и Седьмой Зал остался без потолка: сорок лет назад, когда часть надеритов убегала из Осеграда, Пух Чертополоха взорвали на стыке с направлением Пути, Почти мгновенно Путь самозакупорился — «прижегся», навсегда замкнув в себе часть бесконечности. Те, кто предпочел остаться в ней — среди них Павел Мирский — стали недосягаемее, чем души мертвых, если, конечно, у мертвых есть души.

Ланье пробормотал что-то неразборчивое, кашлянул, прочищая горло. У него зашевелились волосы на затылке. «Господи Иисусе, — прошептал он, — что тут происходит?»

— Я прошел немалый путь в пространстве и времени, — вымолвил Мирский, — и могу рассказать занятнейшую историю…

— Как тебе удалось вернуться?

— Не самой короткой дорогой. — Пришелец ухмыльнулся и поставил альпеншток на траву перед валуном Ланье, затем сел на другой камень. Поглядев в долину, где бродили овцы и тени облаков, Мирский — если это действительно был Мирский, а Ланье почему-то не хотелось в это верить, — повторил:

— Я должен поговорить с Корженовским и Ольми. Можешь свести нас?

— Почему бы не обратиться к ним напрямик? — спросил Ланье.

— Потому что, мне кажется, в некоторых аспектах ты для меня важнее, чем они. Нам всем надо собраться и побеседовать. Давно ты в последний раз с ними встречался?

— Несколько лет назад, — признал Ланье.

— Назревает кризис власти, — спокойно сказал Мирский. — Предстоит новое открытие Пути.

Ланье не отреагировал. Слухи до него доходили, но он не придавал им значения. Политика Гекзамона давно его не интересовала.

— Внизу, в долине, у меня дом, там есть радио… точнее, коммуникатор, — сообщил Ланье. — Тебе придется кое-что доказать.

— Понимаю, — кивнул Мирский.

ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА

Ольми сидел у себя в квартире, в еще не заселенном районе Александрии, города Второго Зала, перед персональным терминалом Библиотеки. Несколько дней назад он установил терминал в жилище, где провел отрочество и где одно время прятал дублей Корженовского, — все, что осталось от Инженера после покушения на его жизнь. С той поры прошли столетия. Те дубли Ольми обнаружил еще мальчишкой, а потом вместе с Патрицией Васкьюз отвечал за восстановление и реинкарнацию Корженовского.

В это укромное местечко, на неизвестный, как полагал Ольми, терминал, пришло послание от старого знакомого. В вольной интерпретации пикты гласили:

«Есть кое-что для тебя. Крайне важное для твоего дела».

Дополняли послание название заброшенной станции в Пятом Зале и время встречи. «Приходи один», — строго требовали пикты. Внизу стояла печать Феора Map Келлена.

Map Келлен был старым солдатом, они вместе служили в спецподразделении, охраняющем Врата. Сверстник Ольми, Map Келлен родился в конце Яртских войн, грандиознейших сражений с захватчиками Пути перед Погибелью. Яртов удалось отбросить на два миллиарда километров. Те войны полыхали в общей сложности сорок лет на сотнях тысяч километров Пути; на отвоеванной территории строились укрепления и открывались ворота в необитаемые миры, пригодные для добычи полезных ископаемых. Сначала эти миры поставляли сырье молодому Осеграду, а затем обеспечивали производство воздуха и почвы, которая покрывала большую часть внутренней поверхности Пути.

То были грозные и славные годы, годы смерти и пламени. Из яртских войн Гекзамон вышел сильным и закаленным владыкой космической тропы, и обитаемые планеты, найденные за Вратами, искали в нем покровителя и партнера. Брошенная яртами торговля частично досталась Гекзамону, позволив ему установить прочные коммерческие связи с загадочным Тальзитом[10]. Именно от тальзитцев люди узнали имя своего противника, насколько его могло разобрать человеческое ухо.