Когда машина остановилась перед широко раскрытой дверью, из нее быстро вышла миссис Марстон. Стройная и подтянутая, с мелко завитыми седыми волосами, она все еще сохраняла если не красоту, то привлекательность. Джин сразу поняла, от кого Блейр унаследовал свои красивые глаза и тот проницательный острый взгляд, который так для него характерен.

— Так вот какая Джин! Тысячу раз добро пожаловать, моя дорогая. — Проницательным взглядом, слишком теплым, чтобы смутить, миссис Марстон несколько мгновений разглядывала девушку, в то же время крепко пожимая ей руку. Потом, повернувшись к сыну с улыбкой, кивнула и провозгласила:

— Подходит! — И, ласково обняв его, пригласила: — Заходите оба.

От теплоты ее слов сознание одиночества и опасения Джин словно растаяли. Впервые с детства ощутив чувство «принадлежности кому-то», она вошла в дом, одной рукой держа за руку Блейра, другой — его мать.

Когда она впоследствии вспоминала, этот день казался ей каким-то удивительным оазисом: в котором невозможно думать об окружающей пустыне. С первого момента быть здесь показалось ей таким естественным — быть и думать о доме Блейра, как о своем.

После чая миссис Марстон увела ее в свое святилище, пока Блейр отправился наносить необходимые визиты местному врачу и викарию, — оба они знали его еще мальчиком.

— Моя дорогая, — призналась женщина, — не могу передать вам, как я рада, что вы с Блейром поженитесь. Я уже давно была уверена, что вы для него самая подходящая девушка.

— Давно? — Джин вопросительно посмотрела на не.

Миссис Марстон кивнула.

— О, у него нет секретов от мамы! — со смехом сказала она. — Я сразу вижу, когда он встревожен или расстроен. Поверьте, я много о вас слышала; так много, что раньше, чем он мне признался, догадалась, что вы именно та девушка, какую я всегда надеялась увидеть с ним рядом. Хотя, должна признаться, что была не очень довольна, когда поняла, что вы... не подпускаете его к себе.

— Он рассказывал вам об этом? — быстро спросила Джин.

— Нет, моя дорогая. Я просто знала. Я попросила его привезти вас сюда, но он сказал, что вы дали ему понять, что не хотите приезжать.

— Как же я была неблагодарна! — воскликнула Джин. — Я хотела приехать, но...

Она замолчала и прикусила губу. Как ей это объяснить?!

— Может, боялись позволить себе увлечься, — сказала миссис Марстон. — Но вы ведь его любите? Вы сделаете его счастливым?

— Этого я хочу больше всего в мире. Если бы... если бы я была в этом уверена... — Джин снова замолчала, и опытная женщина пришла ей на помощь.

— Вы не были уверены, что хотите отказаться от своей профессии. Но я убеждена, что вы рождены друг для друга, — решительно добавила она.

Раздеваясь, Джин вспоминала этот разговор и думала: все замечательное, что произошло с ней, должно было произойти; это награда за все пережитые несчастья, за все одинокие годы, когда она была лишена того, на что имела право. И отказаться принять дар любви Блейра было бы не просто неблагодарностью, а почти святотатством... Разве миссис Марстон почти дословно не повторила то, что сказал ей Макнейрн?

Глава одиннадцатая

1

Даже если бы яркое солнце и окрыляющее ощущение ее принадлежности этому дому не прогнали страхи Джин, у нее все равно уже не было времени думать ни о чем другом, кроме событий завтрашнего дня.

Утром с миссис Марстон и Блейром она побывала в церкви, и хотя ее ожидало нелегкое испытание: именно она, а не проповедь викария — вызвала интерес всей паствы, — она постаралась не обращать внимания на любопытные взгляды деревенских жителей. И не только деревенских. Были тут и владельцы имений по соседству, и после службы ее представили сэру Джеймсу и леди Драммонд, которые были ближайшими соседями Марстонов.

Сэр Джеймс, кажется, был мировым судьей, а его жена возглавляла местное отделение «Женского института»12. К облегчению Джин, Драммонды торопились, и, пообещав «дорогой Харриет» (матери Блейра), что заглянут позже, они уехали.

— Дорогая, боюсь, все смотрели только на тебя! — виновато сказал ей чуть погодя Блейр. — Ты должна простить естественное любопытство. Большинство этих людей знает меня с младенчества, и их интерес ко мне зародился еще до того, как я появился среди них. — И он озорно поглядел на мать.

— О да! — согласилась она. — Соседи хотели знать, рожу ли я мальчика или девочку.

В доме их ждала сестра Блейра Аннет. Джин впервые встречалась с Аннет Фейрли, которая со времен замужества жила на Западе; молодые женщины с первого взгляда понравились друг другу, и Джин снова почувствовала, что ее принимают целиком.

Во второй половине дня в гости пришли соседи, а к тому времени как они ушли, пора было уже обедать.

Провожая Джин до начала лестницы, Блейр попросил:

— Ты не могла бы побыстрей приукраситься, дорогая? Я и двумя словами не обменялся с тобой с самого ланча.

— Спущусь через двадцать минут, — пообещала Джин.

— Замечательно! — обрадовался он. — Уверен, что так и будет. — И действительно, когда она спустилась, он уже ждал ее.

Взяв ее под руку, он провел Джин в пустую гостиную.

— Я хочу тебя кое о чем спросить, милая. Прежде чем расскажу маме.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Да?

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, потом, не отпуская от себя, объяснил:

— Когда я сказал маме, что мы хотим тихой свадьбы, она сразу предложила, если нам не нужна лондонская суета, обвенчаться здесь. Я тоже об этом подумал. Ты это перенесешь?

Сердце ее замерло, и, встретив ее взгляд, он спросил:

— В чем дело, дорогая? Тебе не нравится эта мысль? Это удержит журналистов на расстоянии, и мы можем пригласить совсем немногих. Мама грозится никогда мне не простить, если я лишу ее — и тебя тоже — настоящего венчания!

— Конечно, нравится. Сельская свадьба — это замечательно! — Джин постаралась говорить естественно, хотя сомнение, затаившееся в ее сознании, как холодная змея, снова подняло голову.

— Тогда так и сделаем, — сказал Блейр.

Если это нужно ради его счастья! Если бы только она знала, что ее слабость — вернее то, что она называла этим словом, — не повредит ему.

— Дорогая. — Блейр снова привлек ее к себе. — Пожалуйста, не смотри так серьезно. Мы ведь говорим о свадьбе!

Сердце ее дрогнуло, и под его поцелуями к ней вернулось ощущение счастья. Голоса в прихожей заставили их вспомнить, что они не одни в мире, Блейр выпустил ее, и они повернулись навстречу входящим в гостиную его матери и Аннет.