— А Фредди Крюгер?

— Мы ненавидели друг друга. И не могли дать друг другу по морде и расстаться. Я не знаю, как назвать такое психологическое состояние. Притяжение ненависти?

— Активный полуклассический наблюдатель, — напомнил Беркович. — Вы намеренно…

— Ой, хватит ходить вокруг да около! — воскликнула Мария. — Гриша и мухи не обидит! Он ненавидел Натана! Господи, это смешно! Не любил, да. Но когда они говорили о науке, о квантовой запутанности, Гриша Натана обожал! Где бы он нашел другого такого слушателя? А я ненавидела! Ненавидела себя!

Вайншток сделал движение, будто хотел обернуться, но лишь прижался лбом к оконному стеклу и застыл.

— Потому что прошлой осенью… Господи, я не знаю, как получилось. Не могу объяснить. Но я сразу сказала мужу. Больше я у Альтерманов не бывала. Гриша ходил, а я не могла. Я себя должна была ненавидеть за то, что произошло в тот день, когда я пришла одна. Нужно было забрать платье, которое мне купила Рина. По дороге я сломала каблук, Натан был дома один… Черт, ну случилось, да! Когда я вернулась домой, Гриша стал увлеченно рассказывать о семинаре, и я ему сказала: ты должен его убить. Если ты мужчина. Или убей меня. Мне почему-то казалось, что Гриша сейчас же побежит… не с ножом, на это он не способен… просто чтобы сказать Натану… А он только посмотрел на меня печально и вышел из комнаты. Вот и судите, Борис: кто из нас убил Натана. Наверно, я. Я хотела, чтобы он исчез из нашей жизни. А Гриша даже после того дня продолжал к ним ходить и рассказывал Натану, как идет эксперимент, о том, почему модели кукол такие, какие есть… Мазохизм, да.

Вайншток наконец повернулся и прислонился к стеклу спиной.

— Убил его я, старший инспектор, но боюсь, это будет очень трудно доказать.

— Если бы не я, Гриша никогда бы этого не сделал.

Беркович молчал.

— Скажите же что-нибудь!

— Кукол больше нет, — вздохнул Беркович. — Вы не знаете? Они рассыпались в пыль, когда должна была появиться последняя. Наверно, этот результат пригодится вам в расчетах. Вещественные доказательства отсутствуют. Шесть запертых комнат — и если я напишу в отчете, что это результат квантовой эволюции, меня уволят за профнепригодность. В криминалистике нет места непонятным физическим идеям. А ваше признание…

— Он не станет его повторять, я об этом позабочусь, — твердо сказала Мария.

— Ваше признание, — продолжал Беркович, — только осложнит мое положение. У вас надежное алиби. А слова… В восемнадцатом веке сыщики, если они были в то время, не смогли бы понять, что человека можно убить разрядом электричества. Если бы кто-то сказал: вот провода, вот Лейденская банка или что там… Это было бы принято как улика или доказательство? Нет. Каждый век способен воспринимать лишь те объяснения, которые находятся на уровне его понимания. Когда стали делать первые анализы ДНК, то говорили, что в криминалистике они применяться не будут: слишком ненадежны. В общем, вы понимаете. Судьи не вынесут обвинительный приговор человеку, в момент убийства находившемуся в трех тысячах километрах от места преступления. Им будет понятен мотив, но кто объяснит им, как убивают человека в комнате, куда невозможно попасть и откуда невозможно выйти?

— Модели действительно обратились в пыль? — с неожиданным интересом спросил Вайншток. Куда делась его мрачность? Он вернулся к столу, придвинул стул, прочно уселся, требовательно смотрел Берковичу в глаза и ждал ответа.

— Да.

— Можете назвать точное время?

— В интервале от семи пятидесяти до восьми двадцати.

— Достаточная точность для такого рода эксперимента, — с удовлетворением в голосе произнес Вайншток.

Мария выразительно посмотрела на Берковича и пожала плечами.

— Мы можем идти? — спросила она. — Или вы отвезете нас в участок?

Почудилось Берковичу или в ее голосе прозвучала насмешка?

— Давайте выпьем еще чаю, — сказал он. — Наташа, если тебе не трудно…

Когда жена вышла, старший инспектор сказал:

— Мария, правосудию порой приходится идти странными путями. Я знаю, что у вас был мотив, а у Григория — возможность. Кого судить? Вас? Его? И как доказать обвинение в суде? Я даже собственное начальство не смогу убедить, что убийство стало возможно благодаря эксперименту по квантовой эволюции. В опубликованных работах вашего мужа нет пока надежной доказательной базы. А идея, как сказал бы классик, еще не овладела массами.

— Мы можем идти? — повторила Мария, встав и подав руку мужу.

— Правосудию, — продолжил Беркович, не отвечая на вопрос, — приходится иногда ждать, но оно всегда свершается. Всегда — я убежден в этом. Я задержу вашего мужа, Мария, когда он опубликует работу, на которую я, как следователь, смогу опереться в системе доказательств. Предъявить суду.

— Он никогда не опубликует такую работу, — твердо сказала Мария.

— Выдумаете? — проговорил Беркович с легкой насмешкой. — Он ученый. А работа, о которой речь, — звено в цепи его исследований по квантовой эволюции. Он не сможет ее не сделать. И опубликует, когда сделает. Я верно понимаю, Григорий?

Вайншток кивнул. Он не смотрел на протянутую руку жены.

— Вот, — с удовлетворением резюмировал Беркович. — Признание вашего мужа у меня есть, а доказательства вины представит он сам. Это называется научным подходом.

— Понятия не имею, сколько на это уйдет времени, — пробормотал Вайншток.

— Срок давности по делам об убийстве — двадцать лет, — напомнил старший инспектор. — Вам понадобится меньше. Только не ставьте экспериментов. И еще. Надеюсь, вы объясните, почему модели рассыпались в пыль, когда эксперимент был прекращен. Это физическая задача, и, если вы ее не решите, пострадает ни в чем не повинный человек — Рон Хан. Он отвечает за сохранность вещдоков, и по поводу их, скажем так, порчи, будет проведено служебное расследование. Поэтому моя личная просьба — решите эту задачу в первую очередь.

— Это как раз достаточно просто, — отмахнулся Вайншток. — Если квантовая эволюция прерывается наблюдателем, то в уравнение запутанных состояний вводится…

— Избавьте меня от уравнений, — поднял руки Беркович. — Напишите и опубликуйте статью. Двух недель, пока будет идти служебное разбирательство, достаточно?

— Надеюсь.

— Хорошо. Кстати, вспомнил. В позапрошлом году — Наташа не даст соврать — я обнаружил на полу в гостиной, вон там, в углу около телевизора, странный предмет…