Говард мог торжествовать и ждать финала. Вместе с тем он вдруг почувствовал какую-то пустоту. Дело, которому он посвящал все свои мысли, оставило после себя лакуну, которую ему нечем было заполнить.

— Знаете, Говард, — сказал во время очередного приезда Хьюэлл. — Не знаю, как вы, а я себя чувствую так, будто меня поманили и обманули. Будто чего-то не хватает.

— Мы в одинаковом положении, Нельсон. Были… Потому что я придумал, чем себя занять.

— И чем же?

— Я подал заявку на участие в гонке одиночек через Атлантику.

— Та-а-к. Но, сколько я понимаю, «Снежинку» для этого надо доставить в Англию.

— Правильно понимаете.

— Пойдете своим ходом или отправите яхту сухогрузом?

— Своим, конечно. Времени у меня достаточно.

Хьюэлл запустил пятерни в свои курчавые волосы, сощурился и сказал:

— Я вот думаю, не смотаться ли и мне на берега Туманного Альбиона.

— А как же банк?

— Надоел! Изо дня в день одно и то же, и все во славу фирмы и ее правления. Я мирился с этим, но вы, мистер Баро, все испортили. Так всегда у белых с неграми. Сбили меня с пути истинного. Вы — искуситель!

— Тогда уж не я, а Джозеф Марлоу. Если бы не он…

— Пусть так. — Программист перестал терзать шевелюру. — Но и ваша вина тут есть. А загладить ее вы можете лишь одним…

Говард сообразил, что последует дальше, но прерывать программиста не стал.

— Берете меня с собой в Англию? Или как?

— Должен признаться, Нельсон, я и сам гадал, как бы поделикатнее предложить вам участие в этом приключении.

— Чего же тянули? Это занятие для настоящих мужчин! Только представьте: шторм, мачта сломана, в корпусе пробоина, еды нет, воды нет… А нам хоть бы что!

Нечаянное пророчество Хьюэлла он не раз вспоминал в эту ночь. И чертыхался. Нельсона бы сюда! Сам накаркал, пусть сам и расхлебывает.

За ночь якорь срывало еще три раза, так что Говарду приходилось снова ломать голову над тем, что еще можно натянуть на алюминиевый каркас, а затем вновь запускать двигатель. Стрелка, показывающая уровень топлива, угрожающе клонилась влево.

Утро не принесло успокоения ни океану, ни человеку: ураган и не думал стихать, а тревога так и не покинула измученного бессонницей Говарда. До ближайшего берега не одна сотня миль, горючее на нуле… ну, почти на нуле. Правда, у него в достатке и продуктов, и пресной воды. Только бы шторм стих, а там он сможет дрейфовать хоть месяц, хоть два. Глядишь, Северное пассатное течение передаст его с рук на руки Северному экваториальному и то вынесет его к Антильским островам. Или какой-нибудь корабль повстречается. Но еще вернее — его найдут, ведь радиобуй «Снежинки» скликает на помощь все радиофицированное человечество.

Последняя конструкция плавучего якоря оказалась удачной, и Говард позволил себе немного поспать, тем более что шторм, похоже, все-таки сжалился над ним, чуть пригладив волны и умерив силу ветра. В каюту, однако, путь ему был заказан, поскольку Говард не доверял до конца ни творению своих рук, ни природе. Он остался в кокпите. Натянув поверх комбинезона клеенчатый дождевик на синтепоновой подкладке, Говард немного согрелся и заснул. Впрочем, он заснул бы даже в том случае, если бы вокруг лютовал мороз: слишком устал, да и не впервой.

Пробуждение было внезапным. Какое-то настойчивое дребезжание вплеталось в привычную какофонию, состоящую из куда более громких звуков: скрипа, свиста, плеска, шипения, гула. И все же не было ничего удивительного, что он среагировал на столь незначительное добавление к общему шуму: его сознание, даже будучи погруженным в сон, фиксировало малейшее изменение обстановки.

Дребезжание доносилось из ящичка под румпелем, который яхтсмены, по примеру автомобилистов, называют «бардачком». Там лежали фонарик, ракетница, тайваньская «мыльница»… Говард откинул крышку ящичка, сунул в него руку и вытащил «воки-токи» — портативный передатчик, которым так любят пользоваться рыбаки, водители-дальнобойщики и яхтсмены, маневрирующие перед заходом в марину. Он совсем забыл о нем! А даже если бы помнил, никогда не поверил бы, что «воки-токи» еще работает, ведь его аккумуляторы он зарядил еще в Плимуте, и при такой влажности они должны были давным-давно сесть. А поди ж ты, звонит, дрожит от нетерпения, требует ответа.

Говард нажал клавишу приема.

Глава 7

К полудню шторм устроил перерыв на ланч: ветер поутих, волны стали более пологими. В то же время с яхтой происходило что-то непонятное, она вроде как огрузла… Андрей закрепил штурвал растяжками и спустился в каюту.

По стенам стекали ручейки конденсата. Иллюминаторы затянуло мутной пленкой, а колпак над штурвалом-дублером так запотел, что об управлении из рубки можно было забыть. Что до былого порядка — от него осталось лишь воспоминание. Запоры платяного шкафа не выдержали, дверцы распахнулись. Одежда валялась на полу, соседствуя с ложками и вилками, вылетевшими из специальных гнезд над обеденным столом, и с рассыпавшимися на страницы книгами.

Еще дома, подозревая, что где-нибудь на широте Канарских островов, в штиль, когда яхтсмену не остается иного, как, по примеру моряков минувших времен, свистеть и царапать ногтями мачту, вымаливая ветер, его навестит непрошеная гостья — ностальгия, Андрей решил подготовиться к ее посещению. Он сходил в магазин «Миллион мелодий» на Фонтанке и накупил кассет с романсами и современным русским шансоном — в меру бездарным, однако умело выдавливающим слезу у странников, находящихся вдалеке от родных пенатов. Подумав, он добавил к этому набору диски «Машины времени», «Воскресения», «Чижа»… Позаботившись таким образом об усладе слуха, он отправился на книжный развал у Дворцовой набережной и задешево набрал там малоформатных томиков в пестрых мягких обложках, уже побывавших в чьих-то руках. Остановив свой выбор именно на них, Андрей руководствовался двумя соображениями. Во-первых, все равно выбрасывать — клееным корешкам влажность противопоказана, так зачем тратиться на новые книги, не говоря уже о шедеврах полиграфии? Во-вторых, литературе серьезной, поднимающей глобальные вопросы, надо отдавать зимние вечера, когда за окном теплой комнаты воет вьюга, в дальнем же одиночном плавании уместнее щекочущая нервы беллетристика отечественного производства, позволяющая отвлечься и перенестись с безбрежных океанских просторов… Куда? Разумеется, домой, в Россию.

После смерти Сашки, после вылазки в Комарово, наконец, после визита Божедомова ему бы следовало основательно почистить свою «библиотеку», но тогда Андрею было не до того, чтобы заниматься подобными мелочами. Весь переход к берегам Англии опоясанные резиновым бинтом книжки простояли в неприкосновенности на полке над койкой. Только в Атлантике, когда «Северная птица» попала в полосу штиля, у Андрея нашлось время на то, чтобы ознакомиться с их содержанием.

Устроившись в кокпите, он включил магнитофон с записями «Зоопарка» и откупорил банку «пепси»; затем открыл кроваво-красный томик, прочитал две страницы, пролистал еще двадцать и, посильнее размахнувшись, швырнул книжку в океан. Открыл следующую — и следующая отправилась туда же.

Андрею потребовалось не больше часа, чтобы проредить свои книжные запасы. Потому что он не хотел — а таких «покетов» было большинство — и не мог читать о царящих в стране криминальном беспределе и коррупции. Причем с примерами, преподанными в самых натуралистических красках. Какая уж тут тоска по Родине! Из такой страны, погрязшей в дерьме и насилии, впору бежать без оглядки и проклясть ее перед расставанием у некогда священных рубежей.

«Но раньше-то мог! — урезонил он себя и себе же ответил: — Да, раньше мог. Читал — и не без интереса, щекотал нервы, даже в Чечне читал. А сейчас не могу. Потому что не знал, какая она страшная — мирная жизнь».

Кудря опаздывал.

— Может, он пошутил? — спросил Сашка, сидевший в своей коляске на безлюдном по причине непогоды причале и надзиравший за тем, как Андрей регулирует авторулевой. — Может, он шутит так?