Постепенно все успокоились, и взрослые рассмотрели свои подарки. Мой отец получил великолепную курительную трубку вишневого дерева. Она была большая, изогнутая, с вместительной чашечкой, окантованной черненым серебром, и такой же крышечкой. Отец, заядлый курильщик, был очень доволен. Папа Иры, рыбак, стал обладателем уникального спиннинга, о существовании которого он только слышал, но иметь не мог и мечтать. Обе мамы заахали, когда развернули свои пакеты и обнаружили в них по отрезу на платья из невиданного переливающегося материала. Короче, все были счастливы, но растеряны и потрясены случившимся.

— А Новый год! Мы совсем забыли про Новый год. Он, наверное, уже давно наступил, — спохватился папа.

Все посмотрели на часы. Стрелки показывали без четырех минут двенадцать.

— Они что, остановились? — удивилась Катя.

— Но маятник-то качается, — заметила мама и попросила отца включить репродуктор.

В это время диктор сообщил о подключении Красной площади. Затем раздался перезвон колоколов.

— Мистика продолжается, — пробормотал папа, разливая взрослым шампанское.

Все встали. Одновременно с первым ударом курантов стали бить и наши настенные часы.

— С Новым годом!

— С Новым годом!

Наступил Новый, 1949 год.

Последняя встреча

Старый Новый год мы в то время не отмечали, поэтому в этот вечер я лег спать как обычно. Не помню, что мне снилось, только разбудил меня голос кукушки. Было уже очень поздно. Родители крепко спали, а я сел в постели, протер глаза и стал чего-то ждать. Тут едва слышно прозвенел серебряный колокольчик, и комната стала наполняться лунным светом. Он сгущался все больше и больше, пока наконец из него не соткалась сначала призрачная, затем вполне реальная фигура девушки в длинном голубом платье. Это была Анастасия. В руке она держала небольшой золотой жезл.

— Здравствуй, Боря, вот мы и свиделись опять. — Голос ее был прекрасен и мелодичен, как музыка.

— Здравствуй, Анастасия, — как взрослый, ответил я и спросил: — Это ты прислала нам подарки?

— Да, Боря, это сделала я.

— А Дед Мороз, это кто был?

— Это один из моих белых ангелов. Понравились подарки?

Я только собрался рассказать ей, как они всем понравились и как все благодарны, но она остановила:

— Ну-ну, вижу, что понравились. Я очень рада. А теперь, Боря, не будем терять время, у меня его очень мало. Я уже раздала здесь свои долги, но остался еще один. Пойдем за мной.

Она, не касаясь пола, заскользила в коридор, затем скрылась за беззвучно открывшейся дверью соседней комнаты. Я шел следом. Там царило сонное царство. На маленькой кровати, разбросав светлые волосы по подушке, спала Иришка, обняв свою куклу. В другом углу мирно посапывали ее родители. Анастасия остановилась у постели девочки.

— Иногда мы имеем право отменять наложенную Карму, — сказала она загадочно.

Затем наклонилась над Иришкой и, начертав на ее лбу жезлом крест, сделала им несколько пассов. Лицо девочки порозовело и осветилось улыбкой. Анастасия начертала крест еще раз и выпрямилась.

— Пойдем, теперь у нее будет все в порядке.

Мы покинули комнату.

— Сейчас, Боря, мы должны с тобою проститься. Больше в твоей нынешней жизни мы не увидимся. Скоро ты, твои родители и они, — она показала рукой на соседнюю комнату, — обо всем происшедшем забудете, потому что нельзя менять естественный ход событий, но в базовой памяти это сохранится и поможет вашему развитию. Прощай, Боря.

— Прощай, Анастасия, — прошептал я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.

Образ ее стал бледнеть, терять четкие очертания; еще секунда — и она растаяла в воздухе. Я лег спать и тут же заснул.

Хорошо начавшись, новый год так же хорошо и продолжался. Иришка поправлялась. Изумленные врачи не могли найти объяснений этому чуду, но неизлечимая болезнь отступила. Девочка встала на ноги, потом стала ходить, а затем и бегать. Ее ножки и тело окрепли, и она уже ничем не отличалась от других детей ее возраста.

Осенью, как и все дети, она пошла в обычную школу. Ее мама, которая долго не могла поверить в такое счастье, нашла работу по своей специальности и стала неплохо зарабатывать. Оказывается, она была хорошим инженером-радиотехником. Отец получил повышение по службе и возглавил отдел в своем учреждении.

К этому времени все уже забыли о необыкновенных событиях, происшедших в нашей квартире. Две комнаты оставались опечатанными, но мы относились к этому, как к должному. Так же воспринимались мои коньки и кукла Иры.

Мои родители тоже выросли по службе и получили назначение в город Саров. Единственно плохо: мы должны были покинуть Москву и уехать туда на длительное время. Жалко было оставлять школу, друзей, свою улицу и Патрики. Однако я был маленький, и мои доводы в расчет не принимались. Так мы попали на строительство оборонного комплекса, который теперь называется Арзамас-16.

На этом месте можно было бы поставить точку в повествовании, однако у рассказанной истории был неожиданный финал.

Вместо эпилога

Прошло двенадцать лет. Проработав пять лет на сверхсекретном объекте, родители с огромным трудом сумели выбраться оттуда и вместе со мной вернулись в Москву. С центром пришлось расстаться, и жили мы теперь почти на окраине Москвы, за Соколом. Мама работала на строительстве Дворца Советов, а отец остался в той же системе и через год погиб при ликвидации аварии на одном из объектов в Челябинской области. Я окончил среднюю школу и, проработав год на стройке, поступил в институт. Здесь всерьез увлекся спортивной гимнастикой. На одном из соревнований я приметил девушку, примерно одного со мной возраста, которая, так же как я, выступала за «Буревестник», но в художественной гимнастике. Очень хорошенькая, с прекрасной фигуркой, светлыми волосами и темно-серыми глазами, она обладала редким качеством — исключительной скромностью. Наверное, не стоит говорить, что я влюбился в нее сразу, мгновенно. Однако прошло еще порядочно времени, прежде чем мы познакомились с Ирой. Она училась на историческом факультете МГУ. Все свободное от лекций и тренировок время мы проводили вместе. Зимой частенько посещали каток в Парке культуры. Со своими «норвежками» я не расставался с детства. Бывали случаи, когда даже летом я вынимал их из коробки, брал в руки и смотрел, не в силах оторваться. При этом я испытывал чувство, будто с ними связано что-то очень важное, силился вспомнить и не мог. Словно туманный голос детства, они напоминали мне не только о его утрате, но и о потере еще чего-то более значительного. Удивительно, но я катался на этих коньках в детстве, затем уже юношей и сейчас не изменяю им. Однако мне ни разу не приходило в голову, почему они не становятся малы. Ботинки всегда были точно по моей ноге. Кроме того, за все прошедшие годы на них, как и на коньках, не появилось ни одной царапины или зазубрины, они всегда были новыми.

В этот вечер мы, как условились, встретились с Ирой у входа в Парк культуры. Когда в раздевалке стали надевать коньки, Ира вдруг обратила внимание на мои «норвежки», как будто увидела их впервые. Затем внимательно и в то же время как-то растерянно посмотрела на меня.

— Откуда у тебя эти коньки?

— Давно, с детства. Мне их подарили, а вот кто, не могу вспомнить.

Больше она не спрашивала, и мы пошли кататься. Но что-то сегодня не клеилось. Ира была молчалива и задумчива. Через некоторое время она предложила идти домой.

Когда, проводив ее до дому в Черемушках, я хотел проститься, Ира неожиданно предложила зайти к ней на минутку. Мы поднялись в квартиру. Никого дома не было. «Папа в командировке, мама на совещании», — объяснила она коротко. Затем повела в свою комнату и показала на диван.

В углу сидела и смотрела на меня, улыбаясь, огромная кукла с черной косой в бархатном темно-синем платье. Я узнал ее мгновенно, второй такой в природе быть не могло, а узнав, все понял.