— Передайте Гаррисону, пусть включит воздухоочистители. Но только в дозиметрической лаборатории.

В течение следующих пятнадцати минут телефон звонил трижды. Затем открылась дверь, ведущая в кормовые отсеки, — и на центральном посту снова стало черно от дыма.

Это вернулся Роулингс. Он едва держался на ногах и даже не мог снять с себя комбинезон с кислородным аппаратом. Но, невзирая на перенесенные тяготы, Роулингс радостно улыбался.

— Утечки пара нет, капитан, голову даю на отсечение, — выдавил он из себя, сделав предварительно три глубоких вдоха. — Очаг пожара внизу, в машинном отделении, там повсюду летают искры. Огонь есть, но немного. В турбине высокого давления по правому борту горит обшивка.

— Считайте, что медаль уже у вас в кармане, Роулингс, — пообещал Свенсон. — Даже если мне придется отлить ее самому. — Он повернулся к прибывшей на центральный пост пожарной команде и сказал: — Вы что, не слышали? Огонь в турбине правого борта! Разбейтесь на четверки. Работать по пятнадцать минут, не больше. Лейтенант Рэберн возглавит первую группу. Вперед!

Когда аварийная команда ушла, я спросил Свенсона;

— Это серьезно? Сколько, времени уйдет на тушение пожара?

— В лучшем случае часа три-четыре. Машинное отделение — гигантский запутанный лабиринт, начиненный трубами, радиаторами, конденсаторами, да еще этот растреклятый паропровод в несколько миль длиной, не считая огромного корпуса турбины…

— Но из-за чего все-таки произошел пожар?

— Самовозгорание обшивки. Такое бывало уже не раз. Лодка прошла больше пятидесяти тысяч миль — за это время, я думаю, обшивка успела насквозь пропитаться маслом. Покинув «Зебру», мы шли на предельной скорости — вот от переизбытка тепла эта штуковина и загорелась… Джон, как там Картрайт?

— Пока ни слуху ни духу.

— Он уже торчит там добрых двадцать минут, если не больше.

— Когда я уходил, они с Рингменом только надевали комбинезоны… Сейчас позвоню в кормовой. — Набрав номер, Хансен послушал, ответил и с мрачным видом повесил трубку. — Из кормового сообщают, что их уже нет двадцать пять минут. Может, сходить проверить, сэр?

— Нет, оставайтесь здесь. Я не…

Капитан осекся на полуслове, услыхав, как со скрежетом отворилась дверь в кормовой отсек. На центральный пост, шатаясь, ввалились два человека. Один из них поддерживал другого — тому, видно, было совсем худо. Когда с обоих сняли кислородные маски, в одном из них я признал матроса, сопровождавшего Рэберна. Вторым оказался командир группы главных двигателей Картрайт.

— Лейтенант Рэберн отослал нас сюда вместе с лейтенантом Картрайтом, — выдохнул матрос. — Похоже, ему плохо, капитан.

Картрайт, казалось, вот-вот потеряет сознание. Однако, являя собой пример завидного мужества, он из последних сил выговорил:

— Рингмен… Пять… пять минут назад. Мы уже возвращались…

— Так что же случилось с Рингменом? — мягко вернул его к исходной мысли Свенсон.

— Он свалился вниз. В машинное отделение. Я… я кинулся за ним — попробовал поднять его по трапу. А он как закричит. О Господи, он так кричал! Я… он…

Картрайта вдруг повело в сторону, и, если б его вовремя не поддержали, он упал бы со стула.

— Скорее всего у Рппгмена внутренние ушибы или даже переломы, — предположил я.

— Тысяча чертей! — чуть слышно выругался Свенсон. — Проклятье! Переломы. Да еще там, внизу. Джон, проводите Картрайта в столовую команды. Переломы!

— Прошу вас, принесите мне комбинезон и кислородную маску, — сказал вдруг Джолли. — А я пока сбегаю в лазарет за аптечкой первой помощи.

— И вы туда же! — Свенсон покачал головой. — Чертовски благородно с вашей стороны, Джолли. Я ценю вашу самоотверженность, но не позволю…

— Хотя бы в виде исключения, старина, наплюйте на устав, — мягко перебил его Джолли. — Не забывайте, капитан, что мы все в одной лодке, и либо вместе пойдем на дно, либо поплывем дальше. Я говорю вполне серьезно.

— Вы же понятия не имеете, как обращаться с дыхательным аппаратом.

— Но ведь вы меня научите, правда? — не без иронии сказал Джолли и вышел.

Взглянув на меня, Свенсон было начал:

— Вы думаете…

— Джолли, безусловно, прав. У вас нет выбора.

— Просто вам никогда не приходилось бывать в машинном отделении. Там совершенно негде развернуться. Он даже палец не сможет перевязать…

— А кто вам сказал, что Джолли будет кого-то перевязывать или обследовать? Он сделает Рингмену обезболивающий укол, чтобы облегчить страдания.

Свенсон кивнул и, сжав губы, отошел взглянуть на эхоледомер. А я между тем обратился к Хансену:

— Как ужасно все складывается, вы не находите?

— И не спрашивайте, дружище. Хуже не придумаешь, если учесть, что воздуха нам хватит от силы на несколько часов.

— Звучит весьма обнадеживающе, — заметил я. — А сколько времени уйдет на то, чтобы снова запустить реактор?

— По меньшей мере час. Но сначала надо потушить огонь и отладить систему безопасности. Так что на все про все — час.

В это время на центральный пост с медицинской сумкой в руке, кашляя и отплевываясь, вошел Джолли. Хансен наспех показал ему, как пользоваться кислородным аппаратом, и Джолли тут же натянул на себя комбинезон и дыхательную маску. В сопровождающие ему выделили Брауна, который перед тем доставил на центральный пост Картрайта — Джолли никогда бы не нашел трап, что вел из турбинного отсека в машинное отделение.

— Пошевеливайтесь там, Джолли, — напутствовал его Свенсон. — Я буду ждать вас через десять минут.

Они вернулись ровно через четыре минуты, без Рингмена, причем Браун тащил на себе бесчувственное тело Джолли.

— Не могу сказать точно, что произошло, — задыхаясь, начал Браун. Он и сам чуть не падал: ведь Джолли весил больше его фунтов на тридцать. — Не успели мы зайти в турбинный отсек — я шел впереди, — как вдруг доктор Джолли свалился на меня сзади — видать, обо что-то споткнулся. И мы оба грохнулись на палубу. Потом я, конечно, поднялся, а он лежит, не шелохнется. Я посветил на него фонариком — кислородная маска съехала на сторону. Я как мог надвинул ее на место и вытащил доктора из отсека.

— Право слово, — в раздумье проговорил Хансен, — должность врача у нас на борту не самая безопасная. Надо же, было целых три костоправа, и всем троим досталось, да еще как. Тут уж и правда ничего не скажешь, да, капитан?

Свенсон промолчал.

— Рингмену нужен обезболивающий укол, — произнес я. — Вы умеете делать уколы?

— Нет.

Я открыл медицинскую сумку Джолли, порылся в груде склянок и в одном из отделений крышки наконец обнаружил то, что искал. Наполнив шприц, я ввел иглу себе под кожу в области левого предплечья и сделал инъекцию.

— Обезболивающее, — сказал я, — чтобы можно было работать и левой рукой.

Бросив взгляд на Роулингса, который вроде бы уже оклемался, я спросил:

— Как самочувствие?

— Лучше не бывает. — Он встал со стула и стал натягивать комбинезон. — Будьте спокойны, док. Торпедист первого класса Роулингс с вами.

Он улыбнулся — и лицо его тут же скрылось под маской, Через две минуты мы с ним уже были в турбинном отсеке.

Здесь было настоящее пекло. А дыма скопилось столько, что даже при свете мощных фонарей ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Но мой кислородный аппарат работал нормально, и особых неудобств я не испытывал. Поначалу.

Роулингс взял меня за руку и повел к трапу, спускавшемуся в машинное отделение. Перегнувшись через трап, я услышал внизу яростное шипение огнетушителя.

Человек с огнетушителем — это был Рэберн — заметил нас. Мы быстро спустились в машинное отделение, и Рэберн новел меня по лабиринту туда, где находился Рингмен. Тот неподвижно лежал на спине, но был в сознании. Нагнувшись к нему, я открыл аптечку, достал ножницы и распорол комбинезон у него на плече. Потом сделал укол. Спустя две минуты Рингмен уже спал. Потом с помощью Роулингса я наложил ему на сломанную ногу шину и накрепко перетянул бинтом. Вскоре подоспели два человека из пожарной команды — они помогли нам поднять Рингмена по трапу в турбинный отсек, а дальше мы понесли его уже вдвоем с Роулингсом. К тому времени я весь взмок.