Однако бывалый охотник но мог не засомневаться. Дело было не только в том, что самый пугливый на земле зверек, казалось, не боялся ни мертвого, ни живого, но еще и в том, что он выглядел раза в три–четыре больше обыкновенного зайца.

Смутное воспоминание мелькнуло у него в голове. Парнишка просил его принести зайца размером с Рамоно. Девчушка просила принести ей зайца размером с осленка матушки Симоны. Уж не исполняются ли желания детей, как в волшебных сказках? Все это показалось Жерому Палану таким нелепым, что он, подумав, что спит, принялся хохотать. Страшное эхо раздалось в ответ на этот смех.

С той стороны, став на задние лапы и ухватившись за бока, смеялся заяц.

Дедушка замолчал, тряхнул головой, огляделся и ущипнул себя за руку. Он, безусловно, не спал.

Дедушка снова перевел взгляд на странное видение.

На земле лежал труп. На трупе сидел заяц. Заяц, как я сказал, в три раза больше обычного. Заяц, глаза которого светились в темноте, как глаза кошки или пантеры.

Несмотря на странное поведение зайца, уверенность в том, что он имеет дело с обычным зверьком, успокоила деда. Он подумал, что, увидев его совсем рядом, заяц даст стрекача.

Дедушка подошел так близко, что мог прикоснуться к трупу. Заяц даже не пошевельнулся.

Дедушка дотронулся ногой до тела Томаса Пише. Заяц не шевелился, лишь его глаза еще сильнее сверкали в лунном свете, особенно когда встречались с взглядом деда.

Дед решил обойти вокруг трупа. Не переставая следить за ним, заяц поворачивался на месте так, что дедушка не смог скрыться ни от одного чарующего взгляда его горящих глаз. Дед кричал, махал руками, делал всевозможные бр–р–р, бр–р–р! — при звуке которых ни один заяц, будь он даже Александром, Ганнибалом или Цезарем среди зайцев, не остался бы на месте. Все было бесполезно.

Несчастному убийце стало страшно, как никогда. Он хотел броситься на колени и молиться, но поскользнулся и упал на руки. Встав, попытался перекреститься. Однако, поднеся пальцы ко лбу, заметил, что его рука — красная от крови. Кто же осеняет себя крестным знамением кровавой рукой? Тогда он оставил мысль отдаться на милость Божью.

Его затрясло. Он откинул подальше кирку и лопату, снял с плеча ружье, взвел курок, прицелился в зайца и нажал на спуск. Из оружия выбило тысячи искр, но выстрела не последовало. Дедушка вспомнил, что разрядил дуплетом ружье в Томаса Пише и от испуга забыл перезарядить его. Схватив ружье за ствол и подняв его над по–прежнему безучастным зайцем, он замахнулся на него прикладом.

Заяц легонько отскочил в сторону.

Деревяшка, стукнув о труп, издала глухой звук.

А гигантский заяц сам принялся описывать круги вокруг убийцы и его жертвы. Круги все увеличивались. И, странное дело, чем больше удалялся чертивший их зверь, тем большим он казался деду, который, будучи не в силах выносить дольше этот ужас, упал без сознания рядом с трупом.

Когда дедушка пришел в себя, снег валил густыми, крупными хлопьями. Он приподнял голову и осмотрелся. Его взгляд сразу же упал на труп Томаса.

Снег покрывал мертвеца белыми одеждами. Его уже почти не было видно, и под снежными складками лишь слегка угадывались очертания человеческой фигуры.

Однако, надо сказать, больше всего Жером Палан боялся не трупа, а зайца. К счастью, тот исчез.

Видя, что бояться нечего, дедушка поднялся. Он двигался механически, как заведенный. Он уже отказался от мысли захоронить тело Томаса.

У него на это больше не было ни сил, ни смелости. Он торопился уйти. А вдруг гигантский заяц вернется?

Он поглядел вокруг, поднял ружье, кирку, лопату, и, шатаясь, как пьяный, с поникшей головой, сгорбившись, пошел обратно в Тэс.

На этот раз дедушка вернулся через дверь, положил вещи на кухне, добрался на ощупь до комнаты и залез в кровать, где ему всю ночь не давала заснуть жестокая лихорадка.

На следующий день он увидел в окно, что снег продолжает падать. Окно выходило в сад. За садом расстилалась равнина. Снегопад не прекращался двое суток, и снежный покров достиг тридцати шести дюймов. Все это время дедушка не вставал с постели. Это казалось естественным. Хотя горячка немного улеглась, было заметно, что он но и своей тарелке.

Хорошенько, однако, надо всем подумав и рассудив, что произошедшее с ним входит в разряд вещей невозможных, он отнес видение в ночь убийства на счет испуга.

Теперь он остался наедине со своим преступлением. Должен вам сказать, что дед очень старался избавиться от угрызений совести. Впрочем, все было за него. Если бы не снегопад, всем было бы давно известно, что Томас Пише мертв, а так о его смерти никто не знал. Дед молил провидение, чтобы снег не растаял. Ведь до оттепели труп Томаса Пише не обнаружат.

Дедушке приходила мысль о побеге, по у него совершенно не было денег. К тому же нищенское существование, на которое бы он обрек себя на чужбине, без жены и детей, страшило его больше, чем эшафот. С другой стороны, все произошло ночью, за городом, в полной глуши и, главное, без свидетелей. Почему его должны подозревать больше, чем кого–либо другого? По всей вероятности, его будут подозревать меньше всего. Многие видели, как он вышел из дома в воскресенье утром и вернулся к ночи. Но никто не видел, 1 что он выходил и возвращался дважды. Правда, всю ночь его мучила лихорадка, и он был болен в понедельник. Но, если человек болен и у него лихорадка, это еще не значит, что он убил ближнего своего.

Дедушка положился на судьбу. Минутная слабость, в порыве которой он хотел молиться, больше, разумеется, не повторялась. У него была готова легенда на тот случай, если подозрение падет на него, и он ждал.

Проснувшись однажды утром, он по обыкновению посмотрел на улицу и увидел на небе низкие темные тучи. Он встал и распахнул рт;ио. Густой, плотный воздух дохнул ему в лицо. Затем упали первые капли дождя. Сначала мелкие, потом крупные и тяжелые. И вот они уже образовали настоящий ливень.

Оттепель.

Приближался ужасный миг. Несмотря на придуманную версию, он так разволновался, что у него снова поднялась температура и ему пришлось лечь в кровать. Закутавшись в одеяло, он весь день оставался в постели.

Время от времени дед подумывал, а не лучше ли самому признаться, прежде чем все откроется.

На следующий день снег почти полностью растаял. С кровати деду было видно поле, и он не мог отвести от него глаз. Повсюду виднелись большие черные пятна. Они вырастали среди снега, словно острова в океане.

Вдруг на улице послышались голоса. Сердце его сжалось, на лбу заблестела испарина. Не было ни малейшего сомнения, что что–то произошло и это имеет отношение к смерти Томаса Пише. Дед решил приподнять занавеску и осторожно выглянуть в окно. Он даже встал, чтобы выполнить свое намерение. Однако не успел сделать и шага, как ему отказали ноги. Он умирал от желания спросить кого–нибудь про шум, нараставший за окнами, но чувствовал, что его голос будет дрожать, а это могло показаться странным.

На лестнице послышались шаги. Дед живо забрался в постель и натянул одеяло до самого носа.

Это бабушка спешила к мужу с известием.

Она резко открыла дверь.

Дед вскрикнул. Он решил, что попался.

— Ах, милый! — воскликнула бабушка. — Извини, пожалуйста.

— Я спал, жена, — сказал дед. — Ты меня разбудила.

— Понимаешь, Жером, я подумала, тебе будет интересно узнать новости.

— Что за новости?

— Ты слышал, что несколько дней назад исчез Томас Пише?

— Да… нет… то есть… — с этими словами дед вытер концом простыни мокрый от пота лоб.

— Так вот, — продолжала бабушка, не заметив движения мужа. — Принесли его тело.

— А! — выдохнул больной.

— Ну да, Боже мой!

У деда было сильное искушение спросить, что говорят о причине смерти Томаса Пише, но он не осмелился.

Жена и в этот раз угадала наперед его желание.

— Так–то, — сказала она. — Похоже, бедняга замерз в снегу.

— А… а… труп? — спросил дедушка о усилием.