Изменить стиль страницы

Случайному наблюдателю столь тщательно скрываемая от посторонних взглядов сцена не внушила бы и тени подозрения. В самом деле, никакой таинственности, никакого полумрака, помещение залито ярким светом неоновых ламп. Сороконожкам и прочей живности, что селится по углам, забиться некуда в этом зале с гладкими, без единой трещинки стенами, где все на виду. Правда, лица у присутствующих странного землистого оттенка, но при таком освещении и пышущий здоровьем человек может показаться смертельно бледным. В воздухе совсем не чувствуется затхлости: по–видимому, работают кондиционеры.

Круглые деревянные табуретки да лабораторные штативы — вот и вся обстановка помещения.

Если бы мы могли прочитать надписи на сосудах, то непременно отметили бы, что среди доноров преобладали молодые женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. В отблеске неоновых ламп алый цвет жидкости не казался таким насыщенным, она просвечивала, точно розовое вино на солнце, точно кровь больных анемией. Но нет, то была настоящая, полноценная кровь, искрившаяся на свету.

Собравшиеся здесь в субботний вечер походили скорее на заговорщиков или поклонников запретного культа. Пятеро мужчин и четыре женщины сидели на табуретках, расставленных по кругу. Ни на ком не было медицинских халатов, и сходство, объединявшее их, проявлялось не в одежде, а в лицах этих людей, сохранявших следы былой привлекательности и вместе с тем на редкость изможденных. Неподвижный взгляд глубоко запавших глаз, сероватая кожа, редеющие волосы.

Все сидели не двигаясь, будто скованные оцепенением. Когда же они зашевелились, их жесты, плавные и осторожные, завораживали, словно движения щупалец. Женщины изгибали необычайно длинные шеи, будто самой природой созданные для того, чтобы облегчить путь к цели жадным, ищущим губам. О возрасте этих людей трудно было судить даже приблизительно.

Присутствующие хранили молчание, каждый и без того знал, зачем они собрались здесь и что последует дальше. При взгляде на эти застывшие в зловещем молчании фигуры на память приходили образы Тайной Вечери. Наконец председательствующий на этом странном собрании подал сигнал к началу. Вслед за этим каждый снял колбу со своего штатива и вскрыл ее, раздавив пальцами запаянное горлышко. Осколки они припрятывали, как если бы то была драгоценная реликвия. Эти нехитрые манипуляции привели всех в бурный восторг, перед которым бледнеет экстаз верующего, готовящегося вкусить заветных даров. Дрожь сотрясала их, они извивались в конвульсиях. Женщины закатывали глаза, словно в припадке эпилепсии. Сжав драгоценный сосуд, они нежно гладили стекло, прижимались к нему лицом. Так мать, прежде чем накормить своего малыша, прикладывает к щеке бутылочку с молоком, пробуя на ощупь, не слишком ли горячее.

Смятение, охватившее вампиров, улеглось так же внезапно, как и возникло. Все взгляды вновь устремились к самому главному. Ответом на эти напряженные, изголодавшиеся взоры была двукратно повторенная фраза: «Дозволь же мне причаститься этого вина!» Первый раз тот, кто задавал здесь тон, произнес эти слова чуть слышно, с трепетом, второй — громко и настойчиво, так что никто не смог сдержать дрожь.

На великое это «причащение» стоило посмотреть. Одни молодцевато вливали в глотку алую струю, держа руку на отлете. Кровь разбрызгивалась во все стороны, на лицах появились классические «винные пятна», описанные в старинных хрониках. Другие — расчетливые и экономные — утоляли жажду, бережно держа перед собой колбы наподобие музыкального инструмента. Издалека их можно было принять за музыкантов оркестра, состоящего сплошь из фаготов.

По мере того как с кровью вливались в них свежие силы, движения вампиров убыстрялись. Крепче и увереннее сжимали они в руках свои колбы, некоторые начали чокаться ими. Еще немного — и они уже не могли усидеть на табуретках. Тот, кто до сих пор в трансе раскачивался из стороны в сторону, вскакивал и, продолжая потягивать свое питье, кружился и дергался в фантастическом танце.

Но назвать происходившее в этот вечер буйством или оргией не смог бы никто. Каждый член тайного сообщества был поглощен лишь своей собственной порцией крови, не отвлекаясь на других. Опустел последний сосуд, и сытая лень сморила вампиров. Ведь и майский жук, прежде чем взлететь, набирает запас воздуха. Может быть, и вампирам точно так же необходимо подождать, пока выпитая кровь всосется стенками желудка и разойдется по всему организму? Воцарившееся затишье напоминало безмолвную молитву. Через некоторое время по знаку старшего все поднялись, отодвинули табуретки и собрали пустую посуду, которую надлежало спрятать. Выходили они по одному, к воротам больницы пробирались разными путями и скрывались на городских улицах, смешиваясь с прохожими.

Оставшись один, главный из вампиров вымыл колбы и поставил их на полку, где стояло множество точно таких же. После этого он направился в помещение администрации и навел кое–какой порядок там. Он, казалось, не только располагал ключами от всех шкафов и ящиков, но и великолепно ориентировался в расположении кабинетов. Ничего удивительного: старейшина вампирского сообщества одновременно трудился на посту главврача станции переливания крови.

Своими корнями наша история уходит в ту пору, когда стали создаваться первые запасы консервированной крови, а было это после первой мировой войны. Среди уцелевших к тому времени вампиров тут же началось движение за гуманное отношение к людям. Специальный журнал «Утренний багрянец», издаваемый в глубочайшем подполье, напечатал программную статью в обоснование нового подхода к их кровавому промыслу.

Донору, говорилось в статье, совершенно безразлично, кто и как использует сданную им кровь, вольют ли ее больному или употребим ее мы, вампиры, и тем самым уменьшим потери, которые из–за нас несут люди. Если бы у людей хватило ума сообразить, что такое сотрудничество в наших общих интересах, они бы сами уже давно поставляли нам питание. При сегодняшнем развитии медицины это совсем нетрудно сделать. Но нет, они упорствуют, они отказывают нам в животворном глотке. Что ж, пусть пеняют на себя. Отныне мы полностью берем заботу о хлебе насущном в свои руки.

Вампиры, надо сказать, обладали широчайшими познаниями в интересующей их области, поэтому вскоре среди них появились хорошие специалисты но болезням крови, занявшие ключевые посты в медицине. В медицине произошла невидимая смена кадров, и вампирам удалось–таки прибрать к рукам хранилища своего питания. Их молитва теперь звучала так: «Кровь нашу дай нам днесь, отныне, присно и во веки веков».

Для вампиров, казалось, настало золотое время, жизнь их потекла спокойнее, чем прежде, но тут случилось непредвиденное. То ли консервированная кровь потеряла свои целебные свойства, то ли нынешние вампиры уже разучились, как встарь, приобщать новые жертвы к своему страшному занятию, но так или иначе вампирское племя совсем захирело и начало вымирать. Ко времени нашего рассказа лишь в Амстердаме уцелела последняя, издавна бытовавшая там колония вампиров. Видно, по жилам амстердамцев струилась кровь особого свойства.

Катастрофические последствия, которые нес вампирам их упадок, станут очевидными, если вспомнить, что путь к загробной жизни им от века заказан. Души грешников, терпящих мучения в аду, и те не приемлют вампиров, которым отмерен лишь срок земного бытия. Непрестанно подпитываясь кровью ближних, они еще могут продлить свое существование на земле. Но кровь людская, будучи субстанцией духовной, после смерти человека принадлежит Богу, так что, покушаясь на нее, вампиры посягают на то, что находится в Его владении. Теперь понятно, почему один вид распятия обращает вампиров в бегство, не говоря уже о молитве, от чтения которой с ними приключается болезнь. Единственный из библейских персонажей, кого поминают вампиры в своих ритуальных заклинаниях, это Исав[1], утративший право первородства, как сами они утратили возможность жизни вечной. Смерть для них абсолютна и окончательна.

вернуться

1

Исав — первенец Исаака, близнец Иакова, хитростью отнявшего у него право первородства. (Здесь и далее, прим. пер.)