— Как вам сказать, лично его — нет. Я вместе с еще одним компаньеро нес охрану группы наемников, в числе которых был и Рейнальдо.

— А его посещал кто-нибудь из бывших служащих?

— Никого не было. Единственно, кто его посещал, это сеньора… как же ее?… Кон… Кончит, кажется, и ее сыновья…

— Консуэло?

— Да, Консуэло.

Лейтенант вырвал листок из своей записной книжки и, что-то на нем набросав, вручил Эрнандесу:

— Ступай позвони. — Повернувшись к Андресу, спросил: — Где тут поблизости телефон?

— В этом же квартале, только спуститься по улице Сан-Мигель.

— Отлично, — Сарриа посмотрел на Эрнандеса, читавшего записку:

«Предупреди Сабади — пускай оставит в особняке эксперта, а сам соберет всю возможную информацию о Консуэло Родригес де Молина и ее сыновьях Альберто и Хосе-Рамоне. Включая и телефонный звонок врача! Введи его в курс того, что о них знаем мы».

Оставшись наедине с Андресом, Сарриа спросил:

— Не можете ли вы рассказать мне, как вели себя Консуэло с сыновьями во время этих визитов? Были ли между ними отношения, основанные только на родственной связи, или наблюдалась настоящая привязанность?

— Я, признаться, не присматривался к этому. После того как у меня с ним произошел неприятный инцидент, я ограничивался только тем, что охранял его, как и остальных. И даже избегал по возможности встречаться с ним взглядом. Второй охранник — так тот…

— Вы сказали, что у вас с Рейнальдо Молиной произошел какой-то инцидент?

— Да, он оскорбил меня. А я не мог никак ему ответить, потому что таков приказ, чем он и воспользовался.

— А какого рода оскорбление он вам нанес?

— О, чего он только не наговорил! Это произошло на второй день его пребывания под моей охраной. Сперва, кажется, он меня не распознал, а уж потом, приглядевшись, разъярился и принялся оскорблять: и, мол, я такой-сякой, и всю жизнь с голоду подыхал, и что неблагодарный я, и что пусти свинью за стол — так она и ноги на стол. После чего стал обливать грязью всю бывшую прислугу. Вернее, почти всю, потому что выделил Густаво.

— Не понял.

— Ну, сказал, что Густаво не такой, как мы все.

— А кто этот Густаво?

— Садовник. Несчастная жертва эксплуатации. Он так привык к своему «рабству», что потом, без «цепи на шее» чувствовал себя уже не в своей тарелке. Они с ним всегда держались жестко, как и с остальными; но Ансельмо любил поболтать с Густаво о цветах, и этого было достаточно, чтобы бедный старик живота своего не щадил, лишь бы угодить хозяевам. Он один справлялся с целым садом, и пропалывал бурьян, и еще дом красил, когда надо было, и еще плотничал-столярничал в свое удовольствие. По существу, семейство Молины высасывало из него, как говорится, все соки.

— А что именно сказал о нем Рейнальдо?

— Сорок бочек глупостей: и что вот это, мол, верный человек — нам не чета, и что Густаво действительно умел ценить то, что они для нас сделали, и что в письмах, мол, он выражает им благодарность…

— В письмах? Выходит, Густаво с ними переписывался?

— По крайней мере, я так понял.

— Гм-м-м… А Густаво ни разу не являлся с визитом к этому наемнику?

— Нет. Я же говорю, ни один из служащих не навещал его.

— Странно… А у вас имеется адрес этого Густаво?

— Да. У меня есть адреса всех бывших служащих. Вам они нужны?

— Да, сделайте одолжение.

— Может быть, вам не помешает также и фото?

— Фото? Неужели у вас есть фотографии каждого из служащих?

— Каждого — нет. Скорее всех сразу. Этот снимок был сделан в день, когда малышке исполнился год. Они тогда собрали всю прислугу вместе и сфотографировали нас. Тогда, знаете ли, было такое время, когда людей ценили по количеству слуг! Этот снимок они потом показывали друзьям вместе с остальными праздничными фотографиями, и это щекотало их самолюбие. А фотограф был мой приятель и для меня сделал бесплатно лишнюю копию. Вам она для чего-нибудь нужна?

— В данный момент точно сказать не могу, но в дальнейшем может пригодиться. Так или иначе, я вам ее возвращу.

— Можете не торопиться. Пойду поищу фото. Извините.

— Все в порядке, — возвестил Эрнандес, вернувшийся после телефонного разговора. — Сабади заинтересовался этим заданием и пообещал тотчас же приступить. Сообщил также, что они там проверяют остальные замки и пока не обнаружили ничего подозрительного. Эксперт пошел пообедать, а затем закончит с замками и займется комнатой.

В этот момент в гостиную возвратился Андрее. В руке у него был лист бумаги с записями, а также фотография средних размеров.

— Вот, держите. Здесь адреса, а это наше фото. Мы все одеты в светло-зеленую униформу, хотя здесь этого не заметно. Вот это я, видите? Тогда еще я был не совсем седой, — он улыбнулся. — Последний справа — Густаво.

Когда «шевроле», мягко прошуршав шинами, свернул за угол, Эрнандес спросил:

— А кто такой этот Густаво?

— Это такой тип, у которого девяносто шансов из ста быть замешанным в наше дело, — ответил Сарриа.

Эрнандес как-то по-особому присвистнул. Не доезжая до Куатро-Каминос, Сарриа сделал правый поворот, пересек ряд улиц, потом свернул на улицу Кондеса и, замедлив ход, стал искать нужный номер дома.

Автомобиль подкатил к тротуару и, казалось, не успел остановиться, как младший лейтенант выскочил из машины и постучал в дверь дома. Сарриа подошел тоже, и оба стали ждать. Откликов не последовало. Постучали еще, на этот раз более настойчиво. Результат тот же.

Эрнандес заколотил в дверь так, что на стук выглянула женщина из соседнего дома и закричала:

— И чего вам тут надо? Разбить, что ли, хотите дверь?… Ай! Я думала, это дети. Но все же, вы так крепко стучали, что у меня чуть не помутилось в голове. Надо же хоть немного уважения иметь.

— Извините, сеньора. Мы тут… — начал было оправдываться Эрнандес, показывая свое удостоверение.

— Сеньора, — вмешался Сарриа подчеркнуто спокойным голосом, — не можете ли вы сообщить нам, где находится Густаво?

И указал на дверь, в которую они только что стучали.

— Да, да. Кто? Густаво? Да.

Внезапно женщина запрокинула назад голову, и на лице ее появилось недоуменное выражение.

— Густаво?

— Да, Густаво. Густаво Гонсалес.

— Но где же еще ему быть? На кладбище.

— Ка-ак? — воскликнул лейтенант, уже готовый счесть женщину сумасшедшей.

— Да-да. На кладбище, — повторила она вполне осмысленно и убежденно.

— Так, значит, Густаво… умер?

— Но я ж это вам и втолковываю. — Неожиданно она заговорила медленно, как если бы разъясняла что-то непонятливому ребенку: — Густаво уже три года как умер от сердечного приступа… Слишком много ел.

Автомобиль мчался вперед, подпрыгивая на неровностях насыпи. Сарриа пришлось закрыть окошечко, чтобы защититься от въедливой желтой пыли, облака которой, поднятые огромными грузовиками «берлит», носились в воздухе. Эти машины сновали по наезженной ими дороге, словно гигантские муравьи, перетаскивающие землю и раз за разом возвращающиеся за новыми порциями. Ветровое стекло «шевроле» покрылось мутной тонкой пеленой, заставлявшей щурить глаза, чтобы разглядеть, что находится впереди. Сарриа порой едва удерживался на сиденье. До слуха лейтенанта даже через закрытые стекла доносились раскаты мощных взрывов.

На одном из поворотов регулировщик заученным движением руки показал, что надо взять вправо, и вскоре Сарриа увидел деревянные бараки с цинковыми кровлями.

Его встречал неизвестный мужчина. Он пригласил лейтенанта следовать за ним, и они подошли к какому-то строению.

— Где? — спросил следователь.

— В том бараке. После того как вы с ним поговорили и сообщили, что должны допросить его, он уже два раза ходил в туалет.

— Что он за человек?

— У нас работает недавно. Вообще какой-то робкий и довольно нерешительный, но это же не преступление. Работящий, но только когда не думает о своей невесте. А в целом как будто неплохой человек.