По тому, как алчно сверкнули глаза торговца, старлей понял, что либо он сдаст здесь весь свой товар, либо живым отсюда не уйдёт. Завистливый скулёж торговцев помельче рангом, похожий на плач гиен, был тому подтверждением. Он вздохнул, внутренне собрался и приготовился к жестокой схватке под названием торг, без которого на Востоке не проводится ни одна сделка…
…Старлей торговался с яростью и обречённостью бойца, защищавшего плацдарм на берегу моря. Он бился за каждую афгани буквально до последнего. В ход шли всевозможные аргументы от расхваливания на все лады качества товара, до гарантий возможности будущих поставок по эксклюзивным ценам… И всё же ему явно недоставало в этих делах опыта и он медленно, но верно сдавал позиции. Примерно через двадцать минут, когда «шурави» был прижат к «последнему рубежу» и уже подумывал отказаться от сделки, хитрый торговец неожиданно сделал «тактическое отступление», и они ударили по рукам. Правда, доля старлея уменьшилась примерно в шесть раз по сравнению с тем, что он планировал. Но общая сумма всё равно была огромной, и старлей с ужасом думал, как не ошибиться в подсчёте. Ведь торгашу ничего не стоило вывалить ему кучу денег мелкими купюрами, которые и пачками замучаешься считать, а уж по одной просто невозможно, и придётся полагаться только на известную восточную честность.
Как не удивительно, но дуканщик рассчитался крупными купюрами и только незначительную часть добавил мелочью. Старлей рассовал деньги по карманам, на мелочь тут же купил первые понравившиеся джинсы и покинул дукан.
Весь обратный путь с рынка, полёт на базу, капитан А., не разговаривал со старлеем, тот тоже хранил молчание. И только вечером, когда старлей, как и планировал, купил водки и были выпиты первые рюмки капитан А., решил начать разговор.
— Ты это в честь чего? — полюбопытствовал он причиной внезапно организованного старлеем пиршества.
— Да вот, друзья товар сдать попросили, а я ещё и наварился немного, — уже ничего не скрывал старлей.
Известие о том, что его лётчик-оператор не был собственником товара, пролилось бальзамом на душу капитана А. Он сразу оживился и уже заинтересованно спросил.
— А почём сдал?
Старлей назвал цифру.
— Ты чего, с ума сошёл?!.. Так дёшево!.. — возмутился капитан. — Надо было меня позвать, мы бы сейчас… — и капитан сделал жест в сторону стола давая понять, что пиршество могло бы быть значительно богаче.
— Мы бы сейчас ещё и должны остались… — в тон ему ответил старлей. — Забыл, как прошлый раз продавал свою шапку и портупею?..
Это был очень мощный аргумент и одновременно одно из самых неприятных воспоминаний для капитана А., который, молча, признавая правоту старлея, только грустно крякнул и предпочёл снова наполнить стаканы.
— Ну, будем! — предложил тост старлей. — Нормально же всё прошло, вон, джинсы купил и на пару бутылок ещё хватило.
— Всё равно, в следующий раз бери меня, — примирительно сказал капитан.
— Договорились, — не стал возражать старлей.
Через пару дней, выручка была вручена однокашникам.
— Знаешь, пока ничего не будет, нас на перевозку топлива сажают, — в голосе старлея Б. звучало разочарование. — Может через месяц, другой, что поменяется.
Но не через месяц, ни через другой, ни через два, ни через три, ни до самой замены старлея его однокашники так ничего больше и не привезли на реализацию. В принципе, он был этому несказанно рад, поскольку уже по горло был сыт коммерцией.
Перед самой заменой старлей ещё раз подержал в руках афгани. Он поменял некоторое количество чеков и купил кучу безделушек в подарок родственникам.
Дождь
Он идёт уже несколько дней подряд. Из затянутого серой пеленой неба непрерывным потоком падают, словно из гигантского душа, упругие струи воды. Барабанят о крышу модуля. От этого в комнате стоит негромкий гул, изредка разбавленный звуками капели. Эти плоские крыши, как не ремонтируй, а всё равно течь будут.
Вынужденное безделье порядком надоело. Уже давно по несколько раз перечитаны книги из скудного запаса, телевизор не работает, маломощный ретранслятор не способен пробить пелену дождя, а одно только упоминание о нардах или шахматах, вызывает оскомину. Спать почему-то тоже не хочется. Тоска…
Можно выйти на крыльцо и посмотреть на этот самый дождь, на бесконечный поток воды. Поскольку разглядеть что-либо другое за сплошной пеленой дождя почти не возможно. Вот смутно просматривается командно-диспетчерский пункт, а около него мокнущий под дождём КамАЗ из соседнего полка. Каждый день он приезжает в надежде на чудо, вдруг изменится погода и взлетят беспомощные сейчас вертушки, раскидают вне всяких сомнений очень срочные грузы по точкам. Но увы, дождь с шумом продолжает падать на уже неспособную впитывать влагу землю. А КамАЗ продолжает стоять немым укором нам, авиации, которую в парадных речах давно называют всепогодной.
Каждое утро, надев такие нелётные резиновые сапоги и плащнакидки, мы топаем по лужам к стоянке. Осматриваем вертолёты, запускаем двигатели, опробуем системы. Вдруг действительно распогодится. А дождь и не думает заканчиваться, а потому мы одеваем набухший от воды чехол на вертолёт и возвращаемся в модуль. Да, мы действительно всепогодная авиация, можем хоть сейчас взлететь, пробить эти чёртовы облака туда, где восхитительно синеет небо, где светит солнце, где большой горизонт и сверкающие вершины Гиндукуша. После чего нырнуть обратно в белую, клубящуюся массу и следуя указаниям умных стрелок выполнить заход на посадку, на родимый аэродром. Только вот надо садиться совсем не сюда, а на одну из множества ничем не примечательных горных вершин, у которой и имени-то нет, только номер. Собственно номер не у вершины, а у поста который на ней. И к которому вот уже который день не может вылететь «восьмёрка». Но вершина в плену у облаков, окутали они её непроглядным «молоком», в котором бесполезны шашки оранжевого дыма.
Там, на посту, это понимают, хотя в душе всё же надеются, что уж сегодня-то вертолёт точно сможет прилететь.
Сегодняшнее утро не принесло никаких перемен. Мы с борттехником только что зачехлили вертолёт и шлёпаем по лужам в сторону модуля. Глина раскисла насколько, что даже не липнет на сапоги. Чуть слышно, как там позади шумит, вспухшая от притока воды Кокча.
У модуля по лужам восторженно носится Рекс. Ему дождь совершенно не почём. Нашёл себе забаву, из арыка для отвода дождевой воды вылавливает речную гальку и складывает её на берегу. Пока мы гоняли движки, он умудрился наловить их несколько десятков.
— Ну что, разогнали облака? — кто-то из наземного персонала, встречает нас на пороге модуля дежурной шуткой.
— Да ну тебя, — нам не до веселья, мы мокрые и злые.
В комнате снимаю себя изрядно промокший комбинезон и развешиваю его сушиться перед самодельным обогревателем. Любопытно, предполагал ли конструктор так называемой «Липы», как будет использоваться его изделие? По замыслу, оно должно служить защитой от самонаводящихся ракет «Стрела», или «Рэд Ай», но сейчас у духов уже появились «Стингеры», а по слухам, против них «Липа» даёт обратный эффект. Потому её в полёте давно уже не включаем, но в качестве бытового калорифера она является весьма ценным устройством — одной такой «стекляшки» достаточно, чтобы обогреть комнату. В холодное время года это дефицит и, по совместительству, настоящее бедствие для начальников дизель-генераторных установок. Потребление тока возрастает в разы, словно это не жилой городок, а заводские корпуса. Что поделать, там «наверху» не подумали, что зимой в Афганистане может быть холодно. Но, с другой стороны, и не возражают, когда вместо «почивших в бозе» дизель-генераторов заказывают новые в разы мощнее.
Любопытно, как просто порою человеку поднять настроение, достаточно дать ему возможность переодеться в сухое.
Пытаюсь представить, как сейчас на точках. Там же одни окопы, да несколько землянок. И даже нет возможности развести костёр. В здешних горах это просто невозможно, местное население с тщательностью Муравьёв выбирает всё, что может гореть. Что говорить, если дрова на рынке продают на вес, это роскошь доступная только обеспеченным (по афганским меркам) людям. Когда я впервые увидел продажу дров, то начал понимать, почему в Бадагшане такая нетипичная высотная поясность, почему пояс лесов отсутствует как класс.