Я не повесил носа и украдкой вытянул последний номер «Невыдуманных детективных рассказов». Стараясь не шуршать, я разорвал бумажную ленту бандероли и смиренно обратился к «Головоломному делу инспектора Макгронски». Рассказ Лестера Свэддинга.

«Начальник уголовной полиции Харбенсон сидел у себя в кабинете, думая об инспекторе Макгронски, когда в комнату вошел сам прославленный ас Скотленд-Ярда.

— Так, так, — сказал Харбенсон, затягиваясь дымом из своей пенковой трубки, — какое совпадение, Макгронски! А я только что собирался позвонить вам. Вчера ночью украли ожерелье Шиндлеров, и я назначил вас возглавить расследование.

— Так я и думал, — скривив губы, ответил Макгронски. Устроившись в коричневом кожаном кресле, он вынул свою черную обкуренную вересковую трубку. — А я пришел сказать, что раскусил дело с этим ожерельем не далее как десять минут назад. Бесценная фамильная драгоценность уже опять в хранилище Шиндлеров, а вор — в Блекмурской тюрьме. Ожидает суда.

— Невероятно! — вскричал Харбенсон, — Вы должны мне все рассказать.

— Конечно, — ответил великий детектив.

Он вытащил пакет с табаком «Бэркли барбендж» и предложил начальнику. Они подвинулись друг к другу поближе и принялись набивать трубки. Потом Макгронски начал рассказывать:

— Странное это дело и во многих отношениях самое головоломное. Необычнее же всего, по-моему, переплетение случайностей. Они помогли задержать преступника еще прежде, чем я узнал о преступлении. Все началось вчера вечером. Сижу я дома один и читаю детективный роман. Вдруг слышу стук в дверь. Открываю и вижу молодого человека. Невысокого, худого. Он учтиво извиняется за беспокойство и объясняет, что у него сломался автомобиль, как раз у моего дома. И просит разрешения позвонить по телефону: вызвать техническую помощь из гаража. Сначала я не узнал его, но чересчур лощеные европейские манеры возбудили у меня подозрение. И я решаю проводить гостя до машины. Тут-то я и узнал знаменитое ожерелье Шиндлеров. Оно лежало на сиденье машины. Как бы невзначай я порасспросил юношу, и он сразу же признался в воровстве. Оказалось, это Андрэ Жэннод. Очень дерзкий и хитроумный молодой взломщик сейфов. Уже несколько месяцев его кражи, совершенно неслыханные по дерзости, не дают покоя полиции всей Европы.

— Подумать только! Как блестяще вы раскрыли преступление!»

«И впрямь потрясно», — подумал я и перевернул страницу.

«Макгронски скромно кивнул в знак благодарности.

— Сначала я тоже так подумал, — сказал он. — Но меня заинтересовала ловкость кражи, и я отправился в особняк Шиндлеров. Было уже за полночь, но во всем доме горел свет и доносились звуки бурного веселья. Я попал в разгар бала-маскарада. Вы знаете, леди Шиндлер славится такими балами. Красивые женщины, вежливые джентльмены, все одетые в старые средневековые костюмы, безудержно танцевали и пили. Кружились принцы и рыцари, придворные дамы, шуты и, конечно, сама леди Шиндлер. На ней был наряд а стиле Марии-Антуанетты. Через сад я вошел в бальную залу. Музыка смолкла, и я объявил, что знаменитое ожерелье Шиндлеров похищено.

— Представляю, какая там поднялась паника! — хихикнул Харбенсон и выбил пенковую трубку.

— Вы правы, — согласился Макгронски. — Я еще не успел сказать что ожерелье найдено, а леди Шиндлер уже упала в обморок посредине огромной залы. — Макгронски воспользовался изумлением начальника отдела и выбил свою черную вересковую трубку. — Как выяснилось, леди Шиндлер видела ожерелье целым и невредимым в сейфе хранилища всего час назад. Да и гости тоже видели. Она водила всех в подземную комнату показать всякие разрекламированные побрякушки. Конечно, я тут же вообразил, что Жэннод, нарядившись в маскарадный костюм, затерялся среди компании и проник в подвал. Но ведь так легче всего».

«Ну это как сказать», — деловито подумал я, переворачивая страницу.

«Харбенсон попыхивал пенковой трубкой, сосредоточив взгляд и внимание на Макгронски.

— Как, может быть, вы знаете, — продолжал детектив, — ожерелье Шиндлеров хранится в запертом сейфе в подземном хранилище. Там всего одна дверь и даже окон нет. Ключ от двери держит при себе сама леди Шиндлер. Но и от дубликата, сделай он его, обвиняемому мало толку: в комнате установлен сигнал тревоги. Включенный, он звенит, как только открывается дверь. Отключить его можно лишь изнутри. И нужны три ключа: открыть коробку сигнала. Но если сигнал тревоги отключить, прежде чем он сработает, дверь уже не открыть ни с одной стороны.

— Неуязвимая система, — заметил Харбенсон.

— Как видите, не такая уж неуязвимая, — сказал Макгронски. — Итак, я предположил, что Жэннод вошел в хранилище вместе с другими и спрятался там после ухода остальных. Леди Шиндлер его не заметила. Она уходила последней. Удостоверившись, что ожерелье в крепко запертом сейфе, она включила сигнал тревоги и заперла дверь хранилища. Как известно, Жэннод — взломщик-виртуоз, так что кража ожерелья сама по себе не представляла для него особых трудностей. Но как, оставшись в комнате он ухитрился выйти из нее, не включив сигнала тревоги? — Макгронски приостановился и начал скрести чашечку трубки ключом. — Чтобы решить эту головоломку, я попросил леди Шиндлер запереть меня в хранилище.

— Браво! — воскликнул Харбенсон. — Потрясающе! Но как же вы выбрались?

Макгронски с улыбкой взглянул на него.

— Догадайтесь, — хитро предложил он.

— Не иначе как пробуравили дверь, — пустился в Харбенсон.

— Нет. Вы же помните, мне нужно было воспользоваться тем же средством спасения, что и Жэнноду. А разве он мог спрятать дрель на себе? Да, кроме того, и признаков взлома не было, когда я вошел в хранилище.

— А может, у вас сообщник был?

— Нет.

— Фальшивый потолок?

— Нет.

— Значит, стенку сняли?

— Нет.

— Забираю журнал, — сказал Джордж.

— Нет! — закричал я.

Но он уже ухватился за него мясистой ручищей и тянулся мне другой.

— Вон! Предупреждал же я тебя насчет бандероли! Так пошел отсюда!

— Да погоди, Джордж! Какой ты! Ничего не понимаешь! Дай хоть рассказ дочитать!

— Понимаю лучше некуда! Я говорю: «О’кэй, читай», а рассказ тянется еще месяца четыре.

Я очень надеялся, что Джордж ошибается. Но так уже, к сожалению, бывало. Сколько раз, приводя меня в бешенство и смятение, Макгронски и Харбенсон посиживали, пережевывая одно и то же преступление месяцами, прежде чем наступал конец. Они не ели, не спали, а только сидели и курили с марта по октябрь, поглощая невероятные порции «Бэркли барбенджа». Может, кому из читателей и нравится волноваться и тревожиться за героев, только не мне. Я предпочитаю, чтобы дело разъяснялось без проволочек. Ясно и прямо! И без всяких там фокусов под конец!

Но до объяснений с Джорджем я не снизошел. Единственно сказал:

— Послушай, Джордж, если рассказ заканчивается в этом номере, я покупаю журнал.

От изумления Джордж даже слегка растерялся. А я взглянул на часы: шесть пятнадцать.

— Ну? Так как?

— Идет, — ответил он. — Только я сам посмотрю, есть конец или нет. Тебе я не доверяю.

Я пропустил мимо ушей его клеветнические наветы.

— Взглянем вместе, — предложил я.

Мы оба склонились над журналом, и мои изящные тонкие пальцы торопливо забегали по страницам.

Рассказ в этом номере заканчивался. Через две многоречивые страницы (доказательство того, что на этот раз Макгронски выпало на только самое головоломное, но и самое короткое дело) я увидел слово «конец» и успел жадно проглотить последние фразы:

«— Значит, вот как вы все проделали, — сказал Харбенсон. — Ничего не скажешь, Макгронски, великолепно! Блестяще!»

Одна рука Джорджа зажала журнал в кулаке, другая потянулась за деньгами.

— Вот, вот и вот, — сказал я, неохотно отдавая по монетке.

— Ого, да ты передал, — подсчитал он.

— Да ладно, держи. За разорванную бандероль. Только журнал отдай.

Стрелки часов показали шесть семнадцать.

— Куда торопиться-то? — тянул Джордж, не отпуская журнал.