Пока он вел волчицу по огороду, она шла понуро, без интереса, но едва за калиткой открылись глазам луг и лес, волчица вся переменилась. От понурости не осталось и помина, тело ее напряглось, и сна так натянула цепь, что чуть не вырвала ее из рук.
— А-а, проняло! — сказал Егор. — В конуре отдела, как жучка, а тут ишь разошлась!
Волчица в эти минуты действительно ничем не напоминала то существо, которое жило в конуре. Там она была какая-то пришибленная, взъерошенная, даже ростом казалась меньше, а сейчас вся ее шерсть стала волосок к волоску, а движения приобрели упругость и силу. Черный, сразу повлажневший нос волчицы с жадностью вдыхал луговой воздух, а настороженные уши ловили звуки близкого леса.
Прошли мимо бани, и Егору отчетливо представилось, как год назад он сидел здесь и вдруг увидел, как волк гонит Дымка. И как выскочила из кустов волчица, и как он, заорав, побежал на волков с веником. Год, целый год пролетел! И надо же: вот он идет, а рядом — волчица!
Натянув цепь и не обращая на Егора никакого вникания, она неотрывно глядела вдаль, за луг, за которым шумел и покачивался лес. И во взгляде волчицы не было ничего, кроме страстной устремленности к этому лесу, который притягивал и манил ее сильнее всех привязанностей на свете.
И Егор вдруг почувствовал ревнивый укол. Равнодушие к нему волчицы показалось несправедливым и обидным. Полгода возился с ней, чего только не вытерпел, кормил и поил, а эта сучонка враз все забыла. Отпусти сейчас цепь — рванет и не оглянется. Разве что про волчат вспомнит.
Соблазн испытать волчицу все сильнее разжигал Егора. А что? Чего он, действительно, ведет ее? Все разно отпускать, снимай цепь, и пусть бежит.
— Ну-ка постой! — сказал Егор.
Он положил мешок с волчатами на землю и расстегнул волчице ошейник.
— В лес захотелось? Давай дуй!
Сначала волчица словно не поняла, что ее освободили. Цепь с ошейником уже валялись на земле, а она все еще стояла. Но затем, низко пригнувшись, будто вынюхивая какой-то след, стремительно рванулась к лесу. Думая, что она вот-вот остановится, обернется, Егор смотрел, как волчица пересекала луг и мелькала в кустах. Но и луг и кусты остались позади, волчица показалась возле леса, и он поглотил ее. Лишь разошлись и снова сомкнулись нижние ветки, обозначив место, где она пробежала.
Такого номера Егор от волчицы не ждал. Неужто смылась? Ладно, он, а волчата? И про них, что ли, забыла? Да кто ж она после этого, подлюка такая?!
Но потом Егор подумал, что зря он так разошелся, не могла волчица убежать. Ошалела от радости, побегает и вернется. Волк небось где-нибудь рядышком крутится, может, встретятся да и обговорят все. А заодно и помилуются, а то все тайком да тайком.
Егор сел возле мешка и стал ждать. Волчата копошились в мешке, но он не стал его развязывать — не хватало, чтобы и эти разбежались, потом не соберешь.
А если не вернется? Бросают же волки выводок, когда найдешь логово? Может, и сейчас решила, что лучше унести ноги. Ну и черт с ней тогда! Отнесет волчат, и его дело сделано, он им не нянька.
День набирал силу и обещал быть таким же душным и к жарким, как вчера. Солнце припекало все сильнее, волчицы не было, и Егор, разозлившись, поднял с земли мешок и пошел к лесу. Болото было совсем в другой стороне, но чтобы не идти с волчицей по деревне, приходилось делать крюк. Пройдя опушкой, Егор свернул в нужном направлении, и тут из кустов, как тень, бесшумно выскользнула волчица. Бока ее так и ходили, язык вывалился наружу. Подбежав к Егору, она, точно собачка, ткнулась мордой ему в колени.
— Набегалась! — сказал Егор, разом забыв всю свою злость. — Где ж тебя черти носили?
Волчица глядела умильно и тянулась носом к мешку.
— Да здесь, здесь! — успокоил ее Егор. — Я-то не брошу, это ты вон дала стрекача.
Душевное равновесие снова вернулось к Егору. Обидная мысль, что он так и остался для волчицы чужим, ушла из головы, и он шагал легко и споро, поглядывая на волчицу, которая то трусила сбоку, то забегала вперед и, останавливаясь, оборачивала к нему морду.
— Иди, иди, — говорил ей Егор, и волчица послушно бежала дальше.
В лесу пахло багульником, среди папоротников стали попадаться муравейники, и Егору вдруг неодолимо захотелось попробовать муравьиного сока. У него даже скулы свело от предвкушения. Он остановился, перекинул мешок с правого плеча на левое, сломал прутик, зубами очистил его от кожицы и пошел было к ближайшему муравейнику, но волчица вдруг подняла шерсть на загривке и тихонько зарычала.
— Ты что? — удивился Егор, однако остановился и поглядел по сторонам. Волчица просто так не зарычит, видно, что-то учуяла. Шагах в трех, как раз на пути к муравейнику, лежала куча хвороста, л, проследив за взглядом волчицы, Егор увидел змею. Свернувшись в клубок, на хворосте грелась серо-черная гадюка. Она была почти неотличима от толстых, сероватых хворостин, и Егор подивился зоркости волчиного взгляда. Конечно, змея ничего бы не сделала Егору, он обошел бы хворост стороной, но все равно он был благодарен волчице за предупреждение.
— Ах ты, моя охранительница! — сказал Егор, возвращаясь назад. — Ладно, пойдем, а то волчатки-то небось упрели в мешке.
Логово пустовало. Да и кому оно было нужно здесь — ни лиса, ни барсук не полезут в такую сырость. Одни волки любят болота.
Егор скинул с плеча мешок, развязал его, и волчата, жмурясь от солнца, вылезли наружу. Волчица тотчас начала облизывать и обнюхивать их, а они тянулись к ее соскам и в конце концов завалили ее.
— Ну поешьте, поешьте, — сказал Егор, — а я пока покурю.
Он сел в сторонке и начал скручивать цигарку, но так и не скрутил: неподалеку качнулась ветка, и из кустов выглянул вояк. И сразу скрылся. Все произошло так быстро, что даже волчица ничего не заметила. Закрыв глаза, она лежала на боку, а волчата с причмокиванием сосали ее, и животы у них раздувались, как резиновые мячики.
Ну вот и все, теперь все были в сборе. Волк, конечно, давно следует за ними и наверняка свиделся с волчицей в лесу. То-то она и прибежала как очумелая. А теперь и сам хозяин явился.
— Проморгала, — сказал Егор, когда волчица кончила кормить. — Мужик-то уж тут вертится.
Но волчица была занята другим. Она крутилась возле логова и все что-то вынюхивала, к чему-то приглядывалась и прислушивалась. Егор знал, что волки вряд ли будут жить на старом месте, где их однажды уже потревожили, но теперь это была не его забота. Пусть живут где хотят, это их дело.
Волчата с опаской, но настырно обследовали островок. Им-то было все равно, где жить, были бы мать и отец под боком, и скоро они уже вовсю бегали и катались по траве, чувствуя себя в полной безопасности под надзором Егора и матери.
Вдали громыхнуло, воздушная волна покатилась над болотом, и волчата испуганно бросились к волчице.
— Гроза будет, — сказал Егор и поманил волчицу: — Ну, иди сюда. Посидим да двину, мне еще после обеда в кузнице работать. А вы живите. Мужик у тебя толковый, а о тебе и говорить нечего. Проживете. А захочешь прийти — приходи, всегда приму. — Егор погладил волчицу по голове, прижался к ней щекой. Грусть переполняла сердце, словно он расставался не с волком, а с родным человеком. Уйдет сейчас, и, кто знает, свидятся ли. — Живите, — повторил Егор. — А в случае чего — приходи…
Когда, отойдя, он оглянулся, около волчицы уже был волк. Егор махнул им рукой, а когда еще раз оглянулся, не увидел за деревьями никого…
Часть третья
СМЕРТЬ
Летние ночи подступали незаметно. В лунном свете растворялись сумерки, и синяя темнота, постепенно густея, соединяла небо и землю. Не за горами был сенокос, и, набираясь сил, ложились спать пораньше. Все затихало в деревне, лишь сторож ударял время от времени в рельс, и протяжный звон катился за околицу, в теплую тишину лугов и полей.
Готовился к сенокосу и Егор. Косовица — дело общее, мирское, и на это время всех, кого только можно, отряжали косить. Людей снимали отовсюду, и даже в кузнице оставался один Гошка.