Над толпой пронеслись приглушенные звуки ободрения. Даже знатные особы на сцене позволили себе негромким хором выразить свою радость. Игра начиналась необычайно удачно.

Мой дядя сказал:

— Хочешь еще индейки, чуч?

На, — сказала тетя, протягивая мне большой кусок белого мяса в толстой коже. — Располагайся поудобнее. Похоже, день будет долгим.

На сцене барабанщик вновь начал свое дело.

День был необычайно теплым для весны, а на поле негде было укрыться от солнца. Мои глаза начали слезиться от бессонной ночи, и я то и дело закрывал их. Тетя Ди настаивала, чтобы я поспал, но я только закрывал глаза и думал.

Вскоре я потерял нить игры; у каждого игрока уже было по нескольку фишек на доске, и никто не мог уследить за всеми. Это, в конце концов, была работа Дьяконов.

Насколько я мог видеть со своего места, у Элвиса Медвежьей Лапы набралось довольно много фишек, хотя в этом не было ничего необычного. Когда он поднимал голову, чтобы послушать Глашатая, его лицо было непроницаемым.

Утро перешло в день, и солнце начало спускаться к западному краю горизонта. Тень солнечного шеста перед платформой становилась все длиннее. Над платформой был устроен большой, покрытый ветвями навес, чтобы укрыть знатных особ, но он уже не защищал их. Большинство из них щурились и заслоняли глаза руками. У деда Девять Убийц, разумеется, не было таких проблем. Он продолжал нырять в корзину и вытаскивать маленькие шарики, при этом все время глядя невидящими глазами прямо перед собой, в сторону белого жаркого солнца. Время от времени он останавливался, и тогда помощники закрывали крышку корзины, поднимали ее, держа за шесты, и хорошенько раскачивали ее из стороны в сторону, перемешивая шарики. Теперь она, по моим прикидкам, стала гораздо легче. Я думал о том, продлится ли Игра достаточно долго для того, чтобы потребовалось вновь наполнить корзину. Такого я никогда не видел, но знал: время от времени это происходит.

Эта Игра, похоже, становилась одной из долгих Игр. Два старших Дьякона уже проверяли запас факелов на камышовых настилах за платформой на тот случай, если игра продлится и ночью.

— БИ, ДВАДЦАТЬ ДВА! — прокричал Глашатай. В конце переднего ряда, недалеко от того места, где я сидел, игрок семинолов протянул руку и положил на свою доску фишку.

Солнце уже устраивало большое кровавое представление за деревьями и факелы уже были воткнуты в подставки и зажжены, когда это наконец случилось.

К тому времени я уже так устал, что едва следил за происходящим и поэтому пропустил крик Глашатая; вот почему я сейчас не могу вам сказать, что это был за шарик. Я сидел рядом с дядей Кеннеди, пережевывая медовую лепешку и стараясь не заснуть, и мои уши уловили крик Глашатая, когда он уже отбарабанил очередной набор бессмысленных звуков, но мой мозг уловил только то, что голос стал немного хриплым.

И тут мой дядя внезапно издал удивленный возглас. «Ям», — сказал он, и я сел и стал смотреть на площадку, и люди вокруг меня делали то же самое, и по толпе пробежал низкий возбужденный рокот.

Там, на площадке, Элвис Медвежья Лапа встал со своего места. Два Дьякона уже шли к нему, помахивая дубинками, готовые наказать за столь возмутительное поведение, но Элвис не смотрел на них. Он уставился на свою доску, словно она превратилась в мокасин.

Дьяконы остановились и тоже посмотрели на доску. Один из них что-то сказал, хотя с моего места слов нельзя было расслышать.

Вся толпа повскакивала на ноги. Как ни странно, это произошло почти в полной тишине. Даже ни один ребенок не заплакал.

Другие Дьяконы собрались у стола, а потом один из них рысью побежал к сцене. И вновь я не расслышал, что он сказал, но люди на сцене, очевидно, расслышали. Их лица сказали всем наблюдавшим, что наша догадка верна.

Группа Дьяконов рассыпалась, расходясь по местам, кроме первых двух, которые теперь стояли по обе стороны от Элвиса Медвежьей Лапы. Один из них ткнул его в бок концом дубинки.

Элвис Медвежья Лапа открыл рот. Из него вырвалось странное бульканье, но это было не то, что мы называем человеческой речью.

Дьякон ткнул его еще раз, посильнее. Элвис выпрямился, посмотрел на сцену и содрогнулся.

— Бинго, — сказал он так тихо, что я едва расслышал его. Затем намного громче: — Бинго!

Все задержали дыхание, а потом разом выдохнули все вместе.

Старый Джек Птицелов слишком долго этим занимался, чтобы забыть правила.

— Дьяконы, — прокричал он официальным голосом, — у нас Бинго?

Дьякон справа от Элвиса Медвежьей Лапы поднял дубинку, салютуя сцене.

— Да, — прокричал он, — у нас Бинго.

И, как это обычно бывает, толпа буквально сошла с ума, прыгая, размахивая руками, вопя и визжа так, что можно было лишь удивляться, как это листья не попадали с деревьев. А Дьяконы медленно вели Элвиса Медвежью Лапу к платформе. На его лицо, выкрашенное закатным светом, стоило посмотреть в тот момент.

Много, много времени спустя дед Девять Убийц рассказал мне то, что таилось за этой историей. Это случилось уже после того, как он ушел в мир духов, где узнал много интересного.

— Что тогда случилось, — сказал дед. — Элвис Медвежья Лапа действительно ходил к Старому Алабаме, как мы и слышали. Хотел получить какое-нибудь заклинание или снадобье для Игры. Старый Алабама сказал, что не даст. Перехитрить Игру — это слишком даже для старого сумасшедшего колдуна.

— А как ты об этом узнал? — спросил я его немного скептически. Дед к тому времени не так давно умер, и я еще не совсем привык разговаривать с ним в его новом качестве.

— Старый Алабама мне сам сказал, — ответил дед. — Черт, он уже пару лет как умер. Он ведь здесь дольше, чем я.

— О!

— Как бы там ни было, — продолжал дед, — Элвис Медвежья Лапа не отставал, предлагая и то, и это в качестве оплаты. В конце концов Старый Алабама сказал, что может сделать для него одну вещь, и больше ничего. Он может сказать, на какую доску придется Бинго.

—  Дойюка?

— Когда я тебя обманывал? И мы с тобой оба знаем, что глупый мерзавец пошел и сделал это.

— Значит, я был прав, — сказал я. — Вот зачем он туда пошел ночью. Он поменялся досками с соседом. С этим, как его, парнем из клана Волка.

—  Угу.Только он не понял, как такие пророчества действуют, — сказал дед. — Старый Алабама сказал ему, на какое местовыпадет Бинго, туда оно и выпало. Как я тебе говорил в то утро, — добавил он, — такие проблемы сами собой улаживаются.

Как я уже говорил, этот разговор произошел много лет спустя. В тот же вечер я мог только ломать голову над этим, пока они вели Элвиса Медвежью Лапу на сцену, и знахари, а за ними вожди подходили и жали ему руку, и сама Вождь Мэрилин собственными руками повязала ему на голову красную ленту победителя. Она была низенькой женщиной, и ей пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться. Потом они проделали все остальное.

Он вопил, как никто, когда они это делали. Все орут, естественно, но мне кажется, я никогда не слышал, чтобы победитель Игры орал так громко и так долго, как Элвис Медвежья Лапа. Ребятишки из племени сенека, с которыми я разговаривал на следующий день, рассказывали, что отчетливо слышали его крики из своего лагеря на дальнем конце поля. Что ж, говорят, что это признак благосклонно принятой жертвы.

И знаете, возможно, так оно и есть, потому что дожди в то лето лили как из ведра.

Ричард А. Лупофф

ФАКТОР РУЛЕТА «ТУТСИ»

Я сижу в номере «Рино Скай Пэлас», шикарнейшего игорного заведения в Крупнейшем Маленьком Городке мира, и нахожусь в очень большой беде.

Менеджер казино мистер Альберт Браун. Он самая заурядная личность, какую только можно вообразить. Когда я регистрировался в «Скай Пэлас», он приветствовал меня у двери. Хорошо ли я долетел? Доволен ли я лимузином, доставившим меня — бесплатно, разумеется, эта услуга, разумеется, предоставляется за счет казино, — из аэропорта? Не пожелаю ли я заглянуть к нему в офис, чтобы решить вопрос о кредитной линии, или сначала предпочту — бесплатно, разумеется, — перекусить и выпить? Или, может быть, мне сначала хотелось бы расслабиться в своем номере?