Притворяясь, будто мы попали в расставленную нам ловушку, мы проявляем поистине утонченную хитрость, потому что обмануть человека легче всего тогда, когда он хочет обмануть нас.[11]
Если мы решим никогда не обманывать других, они то и дело будут обманывать нас.
Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.
Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера.
Люди делают добро часто лишь для того, чтобы обрести возможность безнаказанно творить зло.
Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.
Люди не знали бы удовольствия в жизни, если бы никогда себе не льстили.
Истинно ловкие люди всю жизнь делают вид, что гнушаются хитростью, а на самом деле они просто приберегают ее для исключительных случаев, обещающих исключительную выгоду.
Злоупотребление хитростью говорит об ограниченности ума; люди, пытающиеся прикрыть таким способом свою наготу в одном месте, неизбежно разоблачают себя в другом.
Хитрость и предательство свидетельствуют лишь о недостатках ловкости.
Вернейший способ быть обманутым – это считать себя хитрее других.
Преувеличенная тонкость ведет к пустой щепетильности; только в истинной щепетильности скрыта настоящая тонкость
Иногда достаточно быть грубым, чтобы избегнуть ловушки хитреца.[12]
Слабость характера – это единственный недостаток, который невозможно исправить.
Легкое поведение – это наименьший недостаток женщин, известных своим легким поведением.
Проявить мудрость в чужих делах куда легче, нежели в своих собственных.
Копии хороши лишь тогда, когда они открывают нам смешные стороны дурных оригиналов.
В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.
Порою человек так же мало похож на себя, как и на других.
Иные люди только потому и влюбляются, что они наслышаны о любви.
Люди охотно молчат, если тщеславие не побуждает их говорить.
Люди скорее согласятся себя чернить, нежели молчать о себе.
Одна из причин того, что умные и приятные собеседники так редки, заключается в обыкновении большинства людей отвечать не на чужие суждения, а на собственные мысли. Тот, кто похитрее и пообходительнее, пытается изобразить на своем лице внимание, но его глаза и весь облик выдают отсутствие интереса к тому, что говорит другой, и нетерпеливое желание вернуться к тому, что намерен сказать он сам. Мало кто понимает, что такое старание угодить себе – плохой способ угодить другому или убедить его и что, только умея слушать и отвечать, можно быть хорошим собеседником.
Умный человек нередко попадал бы в затруднительное положение, не будь он окружен дураками.
Мы любим похваляться тем, что никогда не скучаем; тщеславие не позволяет нам признать, что в обществе нас могут счесть плохими собеседниками.
В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные, напротив, обладают способностью много говорить – и ничего не сказать.
Преувеличивая чужие добродетели, мы отдаем дань не столько им, сколько нашим собственным чувствам; мы ищем похвал себе, делая вид, что хвалим других.
Люди не любят хвалить и никогда не хвалят бескорыстно. Похвала – это искусная, скрытая, изящная лесть, приятная и тому, кто льстит, и тому, кому льстят: один принимает ее как награду за свои достоинства, другой преподносит, чтобы доказать свою справедливость и проницательность.
Мы часто выискиваем отравленные похвалы, косвенно открывающие в тех, кого мы хвалим, такие недостатки, на которые мы не осмеливаемся указать прямо.
Мы хвалим других обычно лишь для того, чтобы услышать похвалу себе.
Люди редко бывают достаточно разумны, чтобы предпочесть полезное порицание опасной похвале.
Иные упреки звучат как похвала, зато иные похвалы хуже злословия.
Уклонение от похвалы – это просьба повторить ее.
Жажда заслужить расточаемые нам похвалы укрепляет нашу добродетель; таким образом, похвалы нашему уму, доблести и красоте делают нас умнее, доблестнее и красивее.
Нам легче управлять людьми, чем помешать им управлять нами.