В этот момент вышел на утреннюю прогулку магистр Ахопалтио. Увидев Йере, он подошел к нему со взглядом, полным радости победы. Ахопалтио продолжал оставаться глухим, ибо «Черный Рудольф» все еще жил. Уши его по-прежнему были прикрыты наушниками – очаровательное свидетельство самовнушения. Он протянул Йере свою мягкую руку и с солнечной улыбкой произнес:

– Уезжаю за границу Сходил в магазин и купил каталог по туризму и грамзаписи.

– Когда намерен отправиться? – спросил Йере.

Ахопалтио пожал плечами.

– Ничего не слышу.

Под мышкой у Ахопалтио были зажаты все утренние газеты, выходящие в городе Йере принялся разговаривать на языке глухонемых – жестикулировать, работать мимикой и, наконец, добился, что Ахопалтио понял язык первобытного человека Ахопалтио протянул Йере свернутые газеты и сказал:

– Возьми все. Я уже прочитал их.

Ахопалтио испугался, что язык его движется чересчур быстро Он напряг слух и поспешил удалиться. Йере поставил свой диагноз: «Постоянство избранной линии поведения Ахопалтио в общем воздействует на него отрицательно и свидетельствует только о голом расчете Он, очевидно, существо, лишенное поэтического восприятия, поскольку весьма трудно представить себе, чтобы мечтательный поэт вышагивал строевым шагом; он определенно не способен испытывать наслаждение от путешествий».

– Кто это? – с любопытством спросил Еремиас, когда Йере уселся рядом с ним.

– Один преподаватель школы глухонемых, – ответил сын.

– Тяжелый случай. Не может даже музыкой насладиться.

– Нет, но зато умеет читать ее по нотам…

Йере передал отцу газету и сам начал знакомиться с новостями дня. Карательные органы устроили себе творческую паузу и никого никуда не ссылали; пострадавшие от кризиса бизнесмены созвали съезд в намерении создать международный союз жертв экономического кризиса, безработица увеличилась, а некий автор из глубинки, выступавший в разделе «Письма читателей», потребовал снизить цены на крепкие напитки, а заодно покрыть его дом новой крышей. Йере переключился на страницу объявлений и оказался в эпицентре проблем безработицы. На работу принимали лишь одного рассыльного, двух отливщиков типографского шрифта, высокопрофессионального часовых дел мастера и ученика парикмахера. Настроение у Йере стало совсем мрачным.

А у отца, наоборот, поднялось. Он уже сменил монокль на очки и нашел в газете небольшое объявление: приглашали на работу рекламного агента по увеличению фотоснимков с оплатой в процентах от стоимости полученных заказов. Еремиас почувствовал себя так, будто он уже завтра готов расплатиться со своей экономкой, причем с учетом пресловутых восьми процентов. Йере не стал завидовать отцу, а лишь посоветовал тому попробовать, хотя отлично понимал, что овчинка выделки не стоит В городе пути отца и сына разошлись. Отец пошел в фотоувеличительную мастерскую продавать свои выдающиеся способности, а Йере направился в редакцию газеты «Чтение для всех» предлагать свой детективный рассказ Но был понедельник, и редакторы не явились пока с уикэнда. Йере побывал в четырех редакциях, но везде получил один и тот же ответ:

– Редактор пока не появился.

И безвестному писателю пришлось довольствоваться жарой летнего дня и суровостью жизни Усталый, безразличный ко всему на свете, Йере остановился перед витриной магазина полюбоваться своим отражением. Он был бледен, как настоящий член общества трезвости. Во внутреннем кармане пиджака лежал превосходный детективный рассказ «Тайные роды в женском монастыре Линтула», но ему не посчастливилось обменять эту бумагу на бумажные купюры. Постояв некоторое время у витрины, Йере обнаружил, что в ней выставлены часы. Стало быть, это часовой магазин и мастерская, в чем начисто отсутствовал поэтический ореол Часы напомнили ему о целом ряде печальных факторов: о необходимости по утрам регулярно вставать с постели, о разбивающемся стекле циферблата и о воровстве из карманов. Единственным светлым пятном был ломбард, в котором можно было заложить часы, но отнюдь не сообразно их стоимости.

В этот момент из магазина донесся громкий крик, и Йере услышал слова, которые в печатном виде можно встретить только в толковом словаре нецензурных выражений. Он стоял буквально рядом с дверью магазина, которая внезапно открылась, и на тротуар кубарем вылетел мужчина – маленький, тщедушный, с прищуренными глазками, типичный часовщик. Тотчас в дверном проеме появился энергичный сопровождающий, по внешнему виду явно хозяин мастерской, выдавший последнее напутствие бедолаге часовщику:

– Никогда больше не получишь работы в моем заведении! Не нуждаюсь в помощниках, которые уже с самого утра пьяны и забывают, к черту, о работе!

Прохожие стали останавливаться, наблюдая за представлением и перешептываясь. Одна дама, перешагнувшая рубеж среднего возраста, громко заявила:

– Вы жестокий человек! Пинаете слабое существо, да еще ругаетесь.

– Симпатизируйте ему сколько хотите! Это ничего не стоит, – грубо ответил владелец мастерской. – А то, что я его пнул, – ложь!

– Я видела! – взвизгнула женщина. – Могу поклясться, что видела.

– Клянись, твое дело! Я клянусь только тогда, когда заполняю декларацию о доходах.

Нагрешивший часовщик с трудом поднялся на ноги, потер бедро, слабо улыбнулся и затерялся в толпе. Владелец мастерской еще мгновение постоял в дверях своего заведения, а затем вошел внутрь. Йере остался на месте, переживая происшествие. Хельсинки действительно крупный город, констатировал он про себя, людей выбрасывают и награждают пинками, прямо как в цирке. Йере бросил оценивающий взгляд на дверь, остававшуюся распахнутой, словно душа юного студента. И тут в голову ему пришла мысль, которую американец Рокфеллер, может быть, посчитал бы гениальной Он решительно проник в мастерскую и представился ее владельцу. Вспомнил философа Руссо и поинтересовался, нет ли работы.

Часовых дел мастер Кахилус, с выдвинутым вперед подбородком, как у боксера Шмелингена, и с усами а-ля Гитлер, встретил его с восторгом, увидя по случаю понедельника в Йере квалифицированного помощника по ремонту часов Он даже не потребовал у соискателя справок с прежних мест работы. Когда же услышал, что Йере много путешествовал и даже побывал в Швейцарии, то был так восхищен, что утратил последние остатки разума.

– Ну вы просто в яблочко попали. Я только что дал коленкой под зад Нюлунду, чтоб он протрезвился, и тут появляетесь вы, словно по мановению Божьему. От вас не пахнет... Я имею в виду – спиртным.

– Я трезвенник, – объяснил Йере.

– А я нет. Но не люблю, когда меня начинают по-обезьяньи передразнивать.

Кахилус показал новому помощнику свою небольшую мастерскую, отвел его на рабочее место и ознакомил с работой на текущий день. Йере старался пореже выдавливать из себя слова, а точнее, разумно молчал, и это покорило Ка-хилуса, который был человеком, знающим себе цену, но, по мнению Йере, гораздо более простым, чем мир идей Мартина Лютера.

– Приступайте тотчас же к работе, – воскликнул Кахилус. – Десять марок в час, а за сверхурочные плата такая же. Вот вам рабочие задания и накладные почасовой оплаты труда. Вы не член профсоюза?

– Нет.

– Отлично. И нечего в нем делать. Я имею в виду объединения рабочих. Для часовщика это неприемлемо.

Часовых дел мастер – хозяин своего положения, если умеет вести себя правильно.

Кахилус отправился на свою половину магазина, поверив Йере, словно ангелу. Йере удалось услышать, как Кахилус, обращаясь к продавщице, произносил слова благодарности новому помощнику, который даже жил в Швейцарии, в настоящей академии часового мастерства.

Йере чувствовал себя несколько неуверенно, словно позволил себе сделать что-то запретное. Тайный союз бесстыдства и молчания обычно именуют благопристойностью, и совесть должна была подчиниться этой истине. Он никогда в жизни не вскрывал крышку часов. Знал, что у часов есть заводная головка, стрелки и цепочка. Однако, может быть, оно и допустимо, чтобы один день прошел до вечера в полном неведении Большая часть человечества бродит в неведении всю свою жизнь, не испытывая ни малейших угрызений совести. Сколь отрадно вспомнить в такой момент слова пророка: умножающий свои знания умножает свои горести5…