- Я бы, на вашем месте, нашел эту самую связь. А то ведь если, после их захвата, ее найдет Плеве, а послание к ним не дойдет, - зловеще проговорил Вадик, - то ваши головы тоже полетят. А что до староверов... Найдем и им конфетку. Пора уже РПЦ голову из трехсотлетней задницы вынуть, и вспомнить, что мы живем в 20-м веке! А то раскол у них подзатянулся... Или они друг друга признают, или придется просто организовать для староверов новую, открытую ветвь христианства. Чем они хуже лютеран, скажем? А то многие местечковый православные батюшки без конкуренции-то в конец позажирели, как в переносом, так и в прямом...

       За РСДРП тоже не беспокойтесь. С ними - отдельный разговор. А вот лидеров Бунда о том что услышали, вполне можете проинформировать. Думаю, вам это будет попроще чем мне.

       - Не понял как? Как я должен с кем то связываться отсюда? Или, таки что, разве я не арестован, и могу отсюда выйти?

       - Надеюсь, что именно так и будет. И сразу после окончания нашей беседы вас освободят. Только сначала, дрожайший мой Абрам Рафаилович, ответите мне на последний на сегодня, но самый главный вопрос...

       Так какая же скотина, настолько захотела моей смерти?

       28 октября 1904 года с очередным пароходом из Шанхая в порту Сан-Франциско появились двое странного вида людей - желтолицы и узкоглазы, как китайцы или японцы, но при этом не по сезону одеты в меховые куртки и кожаные сапоги. После прохождения таможенных формальностей они, не нанимая экипажа и не пользуясь трамваем, пешком добрались до центра города. Где и принялись беспокоить обывателей, показывая им клочок бумаги. Подошедший на шум толпы полисмен опознал в клочке "шапку" газеты "Сан-Франциско ньюс" и, по подсказке какого-то сердобольного наблюдателя, спровадил азиатов в редакцию.

       В редакции оказалось, что эти двое вполне сносно для вновь прибывших понимают "бэйскик инглиш" и даже пытаются изъясняться. Они своим способом попросили проводить их к главному начальнику газеты. Под дверью дежурного клекра отдела новостей они откуда-то из рукава вытянули ещё одну бумажку и стали сличать её содержимое с надписью на двери. После чего в голос потребовали "главного начальника" - на их вспомогательной записочке явственно было написано Editor. Редактор - так редактор, но и отдел новостей уже не мог безучастно глядеть на происходящее и выковыривать из ноздри "свежие новости" - ведь сейчас самые неповторимые новости просто так шлялись по редакции.

       В кабинете выпускающего редактора азиаты в меховых куртках не пойми откуда вытащили следующий лист бумаги - он оказался просьбой напечатать письмо вождей какого-то азиатского народа "айны". Появившееся следом письмо было составлено на гораздо более правильном английском, однако было не менее занимательным. Вожди обращались к народу Северо Американских Соединенных Штатов с просьбой помочь им в освобождении от злобных ниппонцев (nipponman), заставляющих народ айнов силой оружия отказаться от родного языка, отказаться от родной ("и весьма не плохой" - заметил редактор) меховой одежды, отказаться от привычных айнам ремёсел и начать выращивать на заснеженных высокогорьях теплолюбивый рис. Просьбу о выпуске в газете этого письма делегаты неведомого народа айну сопроводили недвусмысленным обещанием редактору отблагодарить в форме айнских меховых шуб и шапок.

       Частная ли корысть, общественное ли сострадание к угнетённым, но газета практически неделю кормилась исключительно тиражами с рассказами о неведомых айнах. Об их внешнем виде (включая фотографии), об их на удивление цивилизованных привычках, об их неповторимых шубах. Мимоходом - уже в середине недели - о письме их вождей к народу и правителем Штатов. И под занавес недели - аукцион с распродажей айнского добра, включая пышные шубы и тончайшей выделки сапоги. Столь же жадные до сенсаций газеты других городов перепечатывали сокращённые телеграфные версии статей - всё какое-то разнобразие.

       Под занавес печатной кампании, айны не скупясь отвалили редактору половину вырученной на аукционе суммы, сказав что на остальные деньги они в Шанхае купят столь необходимые для освободительной борьбы патроны. Редактор милостиво отказался принять подношение - он-то и без этого аукциона на возросших тиражах газеты сделал весьма неплохие деньги. После чего загадочные айны скрылись на борту уходящего в Китай парохода.

       А 5 ноября в адрес японского телеграфного агентства пришла специальная посылка с пятью комплектами подшивки американских газет, бурно обсуждающих способы ограничения агрессии Ниппона, и помощи народу Айна. Императорский совет был в шоке.

       Поручики русской армии, оба буряты, Очиров и Цикиров по возвращении из Америки досрочно получили производство в следующий чин. И лишь лет 20 спустя какой-то дотошный ценитель азиатских редкостей опознал в проданной с аукциона вещице не памятник ремесла народа айну, а изделие нивхов. Что для всей прочей публики было совершенно без разницы - ни одна из газет не удосужилась почтить это открытие даже абзацем...

       Очередной, уже рутинный выход в крейсерство подходил к концу. Еще пару дней проверок транспортов со шхунами, и уголь неизбежно заканчивался, предопределяя дальнейший курс пары "Аврора" и "Лена" - Владивосток. Впрочем, вначале с ними шла "Кама", ВОК продолжал исповедовать удачный принцип охоты тройками, два ВсКр на один нормальный крейсер. Но замученный постоянными поломками ее машины, новый командир "Авроры" отослал ее во Владивосток с первым, и пока единственным, захваченным транспортом с контрабандой. Ну, кто, спрашивается, заставлял владельцев большого американского парохода "Фриско ранер", порт приписки естественно, Сан-Франциско, везти кардиф[122] в Японию во время войны? А уж попытка уйти от "Камы" была скорее не смелостью, а просто глупостью. Русский корабль хотя и не обладал запасом скорости для догона 13 узлового парохода (может в расчете именно на такой случай его и назвали "раннером"?), но зато на ней стояло радио, в пользовании которым на ВОКе тренировались ежедневно.

       У "Авроры" было достаточно времени, чтобы по передаваемым с "Камы" данным о курсе и скорости "бегуна" спокойно и без спешки его перехватить. Новичок на мостике "Авроры", Анатолий Николаевич Засухин после рапорта досмотровой партии радостно потирал руки. Теперь он мог убить двух зайцев одним выстрелом. Он не только добыл для Владивостокской эскадры пять тысяч тонн высококачественного угля, но заодно и заработал командам всех трех крейсеров неплохую прибавку к жалованию. И теперь мог, сославшись на важность груза приза, отослать, наконец, "Каму" во Владивосток, с наказом обязательно довести приз. А приватно указать ее командиру, или перебрать машины бывшего японского парохода перед следующим выходом в море, или искать себе другой крейсер в попутчики. Теперь, не связанная медленной "Камой", пара могла дать, при необходимости драпа или догона, до 18 узлов.

       Впрочем, рутиной этот выход был далеко не для всех. Если команды и командиры "Лены" и "Камы" уже привыкли к недельному рысканью где-то там "у косоглазых в огороде" в поисках добычи, то для экипажа "Авроры" и ее командира такая задача была пока в новинку. Причем для командира - вдвойне, он командовал крейсером всего три недели и четыре дня. Еще девять месяцев назад он был старшим помощником на маленькой канонерке, стационировавшейся в занюханном корейском порту. И даже мечтать не мог, получить под команду что-либо крупнее минного крейсера в ближайшие пять лет - "его величество" ценз не позволял.