Когда "Варяг" с "Богатырем" увеличив ход стали отрываться от "России", Небогатов вздохнул с облегчением, хотя и немного нервно. Ему казалось, что за последние дни он сильно постарел. И, похоже, что виной тому был не возраст, хотя и не малый. Да и к такой работе по обучению он привык, последний год на Черном море этим и занимался. Правда, тут был жесткий лимит времени, но на то и война. Да, приходилось решать довольно сложную задачу по совмещению сплаванных броненосных крейсеров ВОК и новичков в одном отряде. Однако строки Пушкина, пришедшие в голову по-началу: "в одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань", а именно такой поначалу показалась задача, последнее время в голове не крутились. И хотя новые крейсера упорно не хотели делать то, что от них требовалось, но опыт эскадренных плаваний "старичков" сильно помогал, да и экипажи на "новичках" были не новобранцами. В последние дни отведенного срока уже удавалось сносно маневрировать, а артиллеристы утверждали, что с орудиями они разобрались...
Ну, в полигонных-то условиях они ничего себя показали, но каково будет в бою, все ж таки орудия несколько непривычны? Оптимизма добавляла только десятидюймовая башня "Памяти Корейца". Парочка, командовавшая ею, мало того, что великолепно "спелась" и показывала отличные результаты стрельбы, так еще и не просто выполняли приказы, но и сами активно проявляли инициативу. Если учесть, что один из них побывал в бою, (да еще в каком!), то за эту башню в бою можно было не беспокоится. Не подведут ни люди, ни техника управляемая этими людьми.
Но вот когда Руднев излагал ему свой план боя, Небогатов и поймал себя на мысли, что чувствует себя стариком, перед этим молодым человеком... Но разве Руднев молод? Да он младше, но не столь уж и намного. А вот, поди ж ты. Даже если не принимать в расчет того, что про него рассказывают, того что Небогатов видел своими глазами - хватало. Что он сделал с кораблями? И как ему такое пришло в голову (он же не инженер), и как он добился выполнения своих планов? Ни одному из встречавшихся ранее Небогатову морских офицеров и в голову не приходило менять конструкцию и состав вооружения вверенных ему кораблей. Плавали на том, что давали, жаловались, но перевооружать заново уже готовые корабли?
А их первая встреча? "Варяг" вернулся, взорвав японскую дамбу. Мост на ней. Ну, где это видано? Даже не канонерка - крейсер, быстроходный крейсер атакует... мост! Да откуда Руднев про него узнал и зачем вообще он ему сдался? Мало у Японии вариантов перевозки войск? Дальше - больше, мало ему моста. Пошел резать кабель, узнав о новой пакости японцев. Ну, дите, чисто дите! Контр-адмирал обиделся на японцев. А минеры еще говорят, какую-то хитрую мину на кабель прицепили. И ведь опять - получилось.
А с этим портным! Полдня слушал объяснения Руднева, кто этот Ляо такой, откуда он тут взялся, откуда Руднев про него знает, и зачем надо к нему идти им, адмиралам, а не послать парочку жандармов. А уж свои речи учили, прямо как в театре. Ну, какие актеры из старых адмиралов? Но пока разговор не стал получаться более или менее сносным, Руднев все начинал сначала. Одно это заставляло задуматься. Откуда столько энергии, опыта и знаний, причем в большой степени отнюдь не относящихся к компетенции морского офицера? Но и как морской офицер: эскадр, правда, Руднев пока не водил, но кораблями командовал успешно, да и организация действий вспомогательных крейсеров требовала, по крайней мере, штабного опыта, а он все сделал практически один, и, по-сути, между делом.
В какой-то момент Николаю Ивановичу показалось, что Руднев и не собирается брать его, Небогатова в бой. План боя разработан. Корабли расставлены. Кстати, Небогатов бы расставил их по-другому, и несколько раз порывался изложить свои соображения. Но уверенный тон Руднева и его веские, хотя и не бесспорные аргументы каждый раз останавливали. Командиры кораблей, да и что греха таить, он сам - контр-адмирал, проинструктированы. Экипажи сработались, настрой в командах бравый... Небогатов в итоге почувствовал себя мебелью и даже с каким-то облегчением отдался воле контр-адмирала, который хотя и был в том же звании, но формально был вторым после Небогатова. И вот теперь, проведя завязку боя в кильватере крейсеров Руднева, Небогатову предстояло взять управление 5-ю броненосными крейсерами на себя...
Орудия грохотали уже несколько минут, но все его боевые приказы пока свелись к формальному "Открыть огонь по флагманскому кораблю неприятеля". Минут через пять "Россия" содрогнулась от взрыва первого, попавшего в крейсер снаряда. Началось, подумал Небогатов, и теперь уже облегченно вздохнул. Началось!
Как и предполагал Руднев, японцы пока полностью игнорировали огнем пару дерзких русских бронепалубных крейсеров. Основной огонь японцы сосредоточили на концевых кораблях русской колонны, головной "России" и концевом "Рюрике". Русские в долгу не оставались, и действовали примерно по тому же сценарию - по флагманскому "Идзумо" били "Россия", "Громобой" и "Память Корейца". Видимых повреждений на японце пока не было, русские снаряды с пироксилином давали при взрыве мало дыма, да и взрывались чаще внутри корабля противника, или уже отрикошетив от брони.
Зато то "Рюрик", то "Россия" периодически скрывались за облаками черного дыма, от красочных шимозных разрывов. Кроме этого, в местах взрывов японских снарядов загоралось все, что хотя бы теоретически может гореть. Не смотря на массовую борьбу с деревом на русских кораблях, сейчас на "России" вовсю полыхал красивый пожар. К месту возгорания с носа и кормы, судорожно раскатывая шланги, бежали пожарные дивизионы. С борта "Рюрика" уже в двух местах, подобно лоскутам отшелушившийся кожи, свешивались в воду листы котельного железа, которыми так долго и старательно "добронировали" в доке оконечности старого крейсера. Впрочем, приняв на себя энергию взрыва, свое дело это железо уже сделало - пробоины в борту старого крейсера были очень скромных размеров, и уже заделывались деревом.
Впрочем, не смотря на внешне идеальное состояние японских крейсеров, на них тоже сейчас было "весело". Отрикошетивший от боевой рубки "Идзумо" снаряд ушел свечкой вверх и разорвался под боевым марсом, изрешетив его и превратив в пыль прожектор. В левом носовом каземате 12 фунтового орудия взрывом русского снаряда и последующей детонацией складированных у орудия патронов вывело из строя и само орудие и весь расчет. Другой снаряд, пробил навылет паровой катер и сдетонировал аккурат между раструбов двух вентиляторов, подававших воздух в кормовую кочегарку. Кроме ранений, полученых тремя членами машиной команды, это привело к падению тяги. Ну, и, наконец, первый русский снаряд, пробивший в этом бою броню верхнего пояса "Идзумо", разорвался, не дойдя до скоса бронепалубы всего полметра.
"Якумо", поставленный в хвост японской колонны как самый тихоходный, поначалу страдал меньше - по нему вели огонь только переметнувшийся на русскую службу "Память Корейца", причем главным калибром только из кормовой башни, и старик "Рюрик". Но и у него хватало проблем - неожиданно плотный и частый огонь "Рюрика" стал для командующего крейсером каперанга Мацучи откровением. Для верности открыв в Джейне страницу с "Рюриком" Мацучи снова и снова переводил взгляд с изображенного на бумаге силуэта на ощетинившийся вспышками выстрелов оригинал. Ну, смену мачт на более легкие не заметить было тяжело, но почему с "Рюрика" прилетает настолько много снарядов, причем явно, калибром больше шести дюймов? Прописанные в Джейне и ожидаемые две восьмидюймовки на такое не способны даже по паспорту. А уж в реальном бою и подавно.