Тролли, оказавшиеся у них на пути, с хохотом и криками вскакивали со своих мест и разбегались — впрочем, не слишком далеко: каждый жаждал увидеть, чем закончится потасовка.
Соперники врезались в одного из троллей. Тот невозмутимо продолжал сидеть и жевать, невзирая на царившую вокруг веселую суматоху. Этот тролль был настоящей громадиной. С одного бока он был озарен ярчайшим светом костра, и эта половина казалась красной, и резкие тени подчеркивали четкие черты его лица: орлиный нос, выдающийся подбородок, узкий презрительный глаз. Другая половина внушительной фигуры тролля тонула в черноте ночи, и вот она-то и казалась наиболее угрожающей.
Когда дерущиеся грянулись о него, он, не колеблясь ни мгновения, пнул их ногой, и они с воем укатились прямо в костер.
Пламя разлетелось на мириады искр, длинные извилистые оранжевые змеи поползли по черному небу, все выше и выше, навстречу к неизбежному распаду и гибели. Упавшие тролли вихрем выскочили из костра, волоча за собой пылающие шлейфы. Они завертелись на месте, сбивая с себя огонь, подобно тому, как собака, выбегая из реки, отряхивает воду. Они мотали головами, дергали руками, срывали с плеч одежду.
А черно-оранжевый тролль лениво поднялся наконец на ноги, откинул голову, уставил свой орлиный нос прямо в луну и разразился оглушительным хохотом.
Сидящему на земле Авденаго он казался гигантом, почти невозможно огромным и мощным. Когда тот развернулся, все его круглое темное лицо окончательно утонуло в тенях, а в каждом из раскосых глаз блеснуло по паре золотых зрачков.
«Нитирэн», — понял Авденаго.
Шутейное сражение на мослах закончилось. Бойцы, в пятнах сажи, с прорехами в одежде, похохатывая, возвращались на свои места. Остальные хлопали их по плечам и спине, дружески подталкивали в бок кулаками или просто смеялись между собой.
Снова пустили по кругу бурдюк. Авденаго незаметно (как он надеялся) сунул недоеденный кусок мяса себе за пазуху и вернулся к своей телеге.
Невзирая на шум, вопли и грохот, Этиго преспокойно храпел, растянувшись на горе опилок — иными словами, заняв хозяйское место. Авденаго растолкал его не без труда.
— Что? — Слуга сел, поморгал. — Утро?
— Нет, еще ночь…
— Точно. Еще ночь. — Этиго зевнул, огляделся по сторонам с таким видом, словно троллиная оргия вызывала у него жгучую скуку.
Все так же сотрясалась тьма от выкриков и взлетающих в небо языков пламени. Теперь тролли развлекались по-другому: они набирали полную пасть выпивки и выплевывали в костер. У кого выше взметнется огонь, тот и выиграл. Тут в ход шли разные грязные приемчики. Например, стоило кому-то из троллей залить за щеки побольше вина, как другие начинали его щекотать. Некоторые не выдерживали, либо давились, либо фыркали и расплескивали драгоценное содержимое.
— Я принес тебе поесть, — сказал Авденаго, вытаскивая мясо.
Этиго молча взял и начал жевать. Ему плевать было на то, что мясо обкусано, что кусок довольно долго лежал за пазухой хозяина, соприкасаясь с его немытым телом.
— А меня еще обвинили в дурных манерах, — сообщил Авденаго с таким видом, словно ему был сделан некий загадочный комплимент.
Этиго покосился на него, не переставая чавкать.
— Кто обвинил? Тролли?
— Угу.
— Во время еды нужно как можно шире раскрывать рот, — объяснил, подумав, Этиго. — Вот так. — И он показал — как.
Авденаго поморщился:
— Ты человек, не делай так больше. Людям это не идет.
— Поэтому люди и жуют с закрытым ртом, — рассудил Этиго. — У троллей половина красоты — в зубах.
— У меня не оранжевые, — вздохнул Авденаго.
— Покрась. Тут растение одно есть, оно отлично красит. Я тебе завтра покажу. Только оно на вкус гадкое. Потом неделю будет такое ощущение, словно дохлую кошку съел.
— Откуда ты столько знаешь? — поразился Авденаго.
— Так. Слышал. На карьере говорили. Там много чего говорят. Может, про дохлую кошку еще и неправда. О троллях чего только не рассказывают… И обычно — ничего хорошего.
— Понятно.
— Они ведь — хозяева. И злые. Ну, вы. Вы — хозяева.
— Понятно.
Они помолчали немного, а потом Этиго сказал своему господину:
— Ложись спать и постарайся заснуть покрепче. Ты завтра должен быть сильным. Кстати, закопай руку с кольцом поглубже в опилки. Если кто-то из троллей уже присмотрелся к твоему кольцу и ночью захочет завладеть им, он не сможет быстро отрубить тебе кисть. А пока он шарит по опилкам, ты, глядишь, и проснешься. Ты отменно быстро просыпаешься, особенно если тебя пытаются убить.
— Это точно, — зевнул Авденаго. Несмотря на сонливость и ироническое отношение к рабу, он все-таки последовал его совету, — Это точно…
Упряжь для Этиго сооружали вдвоем — из веревки. Пояс для Авденаго пришлось делать из одежды Этиго, а остатки тряпок превратили в набедренную повязку.
Как ни странно, без одежды Этиго выглядел куда лучше. Лохмотья здорово уродовали его. У него были широкие плечи, сильная спина. Только мышцы не бугрились и не перекатывались — все-таки он был тощий.
— Тебя нужно откармливать, наверное, с полгода, — сказал Авденаго.
— Честно говоря, я надеюсь расстаться с тобой гораздо раньше, — ответил Этиго. — По-твоему, веревку следует взять в зубы?
Авденаго отошел в сторонку, полюбовался, прикинул на глазок — как все это будет выглядеть, затем покачал головой.
— Нет, в зубы — неудобно. Твоя голова все-таки выше конской. Попробуй поперек груди, как бурлак на Волге.
Конек удивленно косил на людей золотыми глазами. Новые хозяева вели себя более чем странно. Впрочем, они кормили его зерном и даже оставили вчера поглодать мясную кость, за что животное испытывало к ним особенную благодарность.
Влекомая человеком и конем, телега тронулась с места. Теперь ее шатало и раскачивало гораздо больше, но Авденаго уверенно стоял наверху. Он зарыл ноги в опилки почти по колени и как бы врос в телегу. Поводья он держал обеими руками, точно правил квадригой в римском цирке.
Тролли храпели после попойки у остывших костров. Те немногие, кто с наступлением утра все-таки проснулся, сомнамбулически перебирали пустые бурдюки и тщетно встряхивали их в поисках остатков выпивки. Проезжая мимо них, Авденаго запрокидывал голову и испускал громкие вопли. Тролли провожали его кислыми взглядами, но кое у кого в глазах уже загорался огонь: новый день воистину начинался, и скоро уже возобновятся разговоры, драки, пьянство и вся та неуловимая игра, которая сопровождает разделение собравшихся на противоборствующие партии.
Самые знатные тролли разбили богатые шатры, однако эти шатры по большей части пустовали: среди аристократии считалось хорошим тоном ночевать на голой земле, под небом. По двум причинам. Во-первых — потому, что тролли, как никто, ценят свое прекрасное небо, полное звезд и обогащенное двумя лунами. А во-вторых, потому что никакой истинный тролль не боится предстать перед соплеменниками безоружным и спящим. И опять же, по двум причинам: во-первых, страшиться смерти — дурной тон, а во-вторых, не избежать смерти, если имелась такая возможность, — вдвойне дурной тон. Если противник воспользуется твоим сонным состоянием и перережет тебе горло — значит, ты был слабым, значит, ты не был достоин жить, вот и все. И никто тебя не оплачет, даже ты сам.
Поэтому-то гордый Эхуван и храпел на земле, колодой лежа среди других сраженных пьянством троллей. Рыжие волосы его разметались так далеко, что на них, как на одеяле, поместились еще двое спящих. Несколько оранжевых прядей лежали в кострище. Ветер чуть раздул огонь в угольке, и волосы Эхувана вдруг занялись, затрещали, начали превращаться в черноту. Потом все погасло. Одна прядка обгорела, а Эхуван даже не заметил.
Авденаго проехал мимо.
Он искал Нитирэна.
Возле того костра, где вчера происходил поединок на мослах, Нитирэна не оказалось. Телега проскрипела мимо, колесо отдавило ладонь одному из спящих, а потом конек наступил на ухо еще одному троллю. Этот пробудился и, изрыгая проклятия, схватился за нож, но увидел, что его обидчик — всего лишь лошадь. Поэтому он засмеялся, показывая, что считает дело ерундовым, сунул нож обратно в ножны, снова улегся и захрапел.