— Не разводи грязь, убирай почаще. А если уже здорово допечет, обратись к Соне. По старой памяти поможет.

— Да ведь…

— Ну, хватит, — не очень вежливо оборвал Кин. — Теперь о деле. К тебе много народу ходит?

— Нет. Иногда соседи заглядывают поговорить о том, о сем.

— Хорошо! Я сегодня у тебя заночую. В городе мне остановиться негде… А вообще-то думаю перебираться в Алма-Ату. Здесь и работу можно найти, и… нашего брата много.

От этих слов Го опять стало не по себе.

— На первое время не откажешь в квартире?

— Э-э-э… рад буду.

— Вот и ладно. А сейчас мне немедленно нужно белую рубашку и светлые брюки.

— Есть, есть! — заторопился Го.

— Давай. А в доме прибери…

Гость ушел, Го Дин-фу задумался. Ему почему-то припомнилось, как однажды, еще там, Кин хвастался, что у него мать чистокровная маньчжурка, семья богатая. «Ишь, маньчжурский мандарин, — зло усмехнулся Го. — Опять командовать пришел. Прищемить бы тебе хвост…»

Смахивая с подоконника всякий хлам, скопившийся за много дней, Го Дин-фу вдруг обнаружил китайскую трубку с металлической чашечкой. Он хотел отбросить ее в сторону, но задумался. Потом усмехнулся неожиданной мысли, тщательно соскоблил с трубки нагар, до блеска начистил металлические части и, завернув ее в чистую тряпку, спрятал в ящик стола.

Кин вернулся под вечер. К тому времени Го Дин-фу несколько успокоился. Это не ускользнуло от острого взгляда гостя.

— Может, принести луку и редиски? — спросил Го Дин-фу и пояснил: — Я тут около дома каждый год немного сажаю.

— Давай, — согласился гость.

Выпили молча, закусили. Первым заговорил Кин. Его интересовали квартира и место, где можно хотя бы временно устроиться на работу, как прописаться.

Когда водка и закуска кончились, Го Дин-фу открыл стол, достал китайскую трубку. Глаза Кина сразу заблестели и Го успел это заметить. «Хорошо!» — подумал он, и не спрашивая согласия, протянул гостю круглый сероватый шарик.

— Трубка у меня одна. Кури ты, потом я.

Кин стал отказываться. Тогда Го положил в трубку комочек опиума, прикурил и с блаженным видом затянулся. Кин жадно втянул в себя воздух с сладковатым дымком, внимательно посмотрел на хозяина и, заметив на его лице бессмысленную улыбку, спокойно забрал трубку. Покосившись на дверь, Кин закурил сам. Через несколько минут он забыл обо всем, трубка вывалилась из его ослабевших пальцев на стол, и он что-то невнятно забормотал.

Го Дин-фу перестал раскачиваться, слегка приоткрыл глаза, посмотрел на своего гостя. Кин унесся мыслями далеко и не обращал внимания на хозяина. На губах Го появилась торжествующая улыбка. О, на этот раз он перехитрил этого дьявола! Во время ужина умудрился подлить Кину водки, а сейчас одурманил опиумом.

«Да ты никак шпион?» — вздрогнул Го Дин-фу, расслышав какие-то признания гостя. Он схватил трубку, дрожащими пальцами сунул в нее крошку ядовитого зелья и затянулся так, что слезы выступили из глаз. Но у Го Дин-фу еще хватило сил, чтобы положить трубку возле руки гостя. Он закрыл глаза и поплыл не то к горным духам, не то к феям, которые мягко подхватили Го под руки, и смеясь, бросили на мягкую лужайку…

Спустя некоторое время Кин очнулся. Широко открытыми глазами он долго смотрел на стол, где стояли пустые стаканы, бутылка из-под водки. Кое-как сообразив, где он, Кин с трудом повернул разламывающуюся-голову. Го Дин-фу, скорчившись, лежал на полу, на его побледневшем лице застыла мучительно-восторженная гримаса.

Еле переставляя отяжелевшие ноги, Кин подошел к двери, открыл ее, нашел в узком темном коридоре умывальник и долго лил себе на затылок холодную воду. Когда мысли немного прояснились, он попытался представить, что же с ним было. Ничего не вспомнив, Кин махнул рукой, вернулся в комнату и лег в постель, оставив хозяина на полу.

В это теплое июньское утро вице-консул поднялся раньше обычного. Быстро оделся и, еле сдерживая волнение, стал ходить по длинным коридорам консульства. Затем вышел во двор. Где-то около восьми калитка тихо отворилась, и появился худощавый мужчина. Одновременно к радости Чжан Цзяна на крыльцо вышел консул Инь Кен-ху.

— Господин консул, — обратился к нему Чжан Цзян. — Вы как-то говорили, что надо сменить ограду. Я нашел подходящего плотника. Вот он пришел.

Инь Кен-ху внимательно посмотрел на стоящего перед крыльцом гостя. Ничем не примечательное лицо. Скромная одежда рабочего человека. Кисти рук вот только не рабочие — узкие, с длинными, тонкими пальцами. Консул вздохнул:

— Ну что ж. Пусть работает.

— Только есть одно обстоятельство… — замялся Чжан Цзян.

— Говорите.

— Жить парию негде. Может, пристроить его у нас в сарае? Погода-то теплая.

Консул посмотрел на Чжан Цзяна, на скромно потупившегося пришельца и, улыбнувшись, в знак согласия кивнул головой.

Новый плотник оказался скромным малым. На глаза особенно не лез, в разговоры вступал редко. Охотно помогал повару и конюху. В порядке благодарности первый подкладывал плотнику лишнюю горсточку рису, а второй одалживал на ночь старую попону.

Уборщица, тетушка Лю, которая приходила в консульство по утрам, пыталась как-то заговорить с плотником, но тот буркнул что-то в ответ, отбив всякую охоту к расспросам. Тетушка Лю не узнала, как зовут нового работника. Зато она видела, что дело у плотника движется не очень-то быстро. Иногда он с утра уходил в город и возвращался только к обеду. Успела тетушка Лю заметить, что плотника охотно приглашает к себе в кабинет вице-консул, о чем-то подолгу с ним беседует. Однажды до нее долетели обрывки фраз и она поняла, что новенький просит Чжан Цзяна устроить его на работу в городе, помочь с пропиской.

В давние-давние времена, еще при основании Верного на берегу студеного ручья было заложено военное укрепление. Много воды утекло с тех пор. От некогда величественной крепости остались, как память, заметно осевшие земляные валы, поросшие травой, обрушившиеся казематы. Но как и раньше это место было занято солдатами.

В расположенных за валом постройках размещалась кавалерийская часть. Почти на все лето конники, забрав свои нехитрые пожитки, уезжали в лагеря. Не было в старой крепости ни складов с новейшей военной техникой, ни тем более огневых точек. Солдатская жизнь также не заключала в себе секретов. Подъем, учеба, приемы пищи, отбой. Оружие? Но его у кавалериста немного: шашка, винтовка или карабин. Правда, в годы Великой Отечественной войны появились у конников автоматы. Но и они никакого секрета не представляют. Что же тогда могло интересовать господина вице-консула Чжан Цзяна в старой крепости? Воинское умение командиров? Численность личного состава, оружия? Боевой дух солдат? По-видимому, и то, и другое, и третье.

Вице-консул, а точнее, гоминдановский разведчик Чжан Цзян, не мог пройти мимо столь привлекательного уголка. Старая крепость, словно магнит, тянула его к себе. И он старался проникнуть в тайны земляного укрепления.

Иван Григорьевич Кузнецов несколько раз побывал у полурассыпавшейся крепости. Ничего примечательного. По кривой неширокой улочке проходит мимо нее дорога на Талгар и Иссык. По ней с утра и до позднего вечера бегут автомашины, катятся телеги, семенят с поклажей на маленьких повозках длинноухие ослики. У тесовых ворот, прикрывавших въезд в крепость, стоит часовой. Люди проходят от него в нескольких шагах.

Один раз судьба, казалось, вознаградила терпение Кузнецова: из отделения милиции сообщили, что возле крепости задержали неизвестного. В повозке у него нашли гранату. «Гранату?» — переспросил Кузнецов и немедленно отправился в отделение, чтобы присутствовать при допросе задержанного, лично осмотреть содержимое повозки.

Предъявив начальнику отделения милиции удостоверение, Иван Григорьевич попросил показать ему гранату. Капитан милиции посмотрел на Кузнецова… смутился. Затем достал из ящика нечто невообразимо ржавое. Чекист с улыбкой заметил: