Заговорщики просидели в избушке около 5 часов. Расходились по одному. Когда последний бандит потушил свет и, закрыв за собою дверь, направился в аул, Каюмов и Калиев вышли из укрытий.

Утром чекисты и сопровождавшие их лица прибыли в Карагуль. Каюмов разыскал у колхозного амбара, где шла очистка семян к весенней посевной, Кужалака Толегенова, отозвал его в сторону, сказал:

— Николай Иванович Разумовский просил завтра направить в райцентр Садымбая Токжарыкова. Знаешь такого?

— Как не знать! Это из шайки, о которой я недавно рассказывал. Его что, прямо к вам в ОГПУ направить?

— Нет, нет! Пусть едет в Баканас с каким-нибудь вашим поручением. Об остальном мы позаботимся сами.

— Все ясно! Постараюсь выполнить вашу просьбу, — ответил Кужалак.

— Желаю удачи.

Вечером оперативная группа Каюмова была в ауле Аралтюбе. Остановились на ночь.

Токжарыков ехал и пел. Ему не было еще тридцати. Высокий, статный, он ловко сидел в седле. Его путь пролегал по левому берегу Топара, что впадает в полноводную Или, через песчаную пустыню Моюнкум. Этот путь был намного короче большой дороги, и потому Токжарыков к исходу дня уже был в Аралтюбе. На следующее утро поехал дальше и где-то вечером, у самого Баканаса, встретился с чекистами. Одного из них, Каюмова, Токжарыков сразу узнал, поздоровался с ним, завел беседу. Не заметили, как подъехали к зданию ОГПУ. Токжарыков было направился дальше, но Каюмов предложил:

— Зайдите к нам. Надо поговорить.

Был вечер, и никто из редких прохожих не обратил внимания на то, как был задержан Садымбай.

Застигнутый врасплох, Токжарыков долгое время не мог придти в себя. Он думал о том, как вести себя перед чекистами. Сказать всю правду или прикинуться человеком, которому ничего не известно о заговоре? А вдруг у них уже есть какие-то сведения об организации? Что тогда будет?

Пока эти лихорадочные мысли лезли в голову и не находили ответа, Токжарыков молчал. Потом он стал твердить одно и то же:

— Нет, не знаю. Мне ничего не известно… Хватает своих дел. Некогда шляться по аулу, подслушивать других…

Выбрав момент, когда на лице Токжарыкова появились растерянность и смятение, Разумовский спросил:

— Вы были вечером третьего февраля у Алибая Кочербаева?

Вопрос был задан так неожиданно, что Токжарыков вздрогнул, резко повернулся в сторону Разумовского, который стоял у окна. На лице задержанного проступили багровые пятна.

— Да, был…

— С кем?

— Нас было четверо: Нуржан Тынышпаев, Токатай Сатыбалдыев, Чимырбай Килибаев и я, — глухо сказал Токжарыков и подумал: «Как чекисты узнали об этом?»

— О том, чем занимались этим вечером у избы Кочербаева, расскажете нам позже, — заметил Разумовский. — Сейчас ответьте на вопрос: в каких взаимоотношениях находитесь с Нуржаном Тынышпаевым?

Токжарыков заерзал на стуле, поминутно переставляя ноги. Он то и дело вытирал о брюки вспотевшие ладони рук. Но никак не решался сказать правду. Наконец, попросил разрешения закурить и, сделав несколько глубоких затяжек, тяжело вздохнул.

— Нуржан мой друг, — сказал Токжарыков. — Но примерно с января этого года он и Абдильда Чубутов из четырнадцатого аула стали главарями заговора против Советской власти, всех коммунистов. Они призывают к восстановлению байского правительства.

— Когда вы узнали о заговоре и от кого?

— Меня лично ввел в курс дела Нуржан Тынышпаев. Это случилось во второй половине января тысяча девятьсот тридцать второго года в моей юрте, Нуржан говорил, что новое выступление будет не таким, как в тридцатом году, а более организованным. Он говорил: «Мы подготовим пятьсот верных джигитов и окончательно разобьем районные Советы». Он выразил надежду, что после этого поднимется народ. На мой взгляд, пустые слова. На самом деле, как я думаю, никаких связей с другими районами у них нет.

Токжарыков не отрицал своего участия в сборищах заговорщиков. Самое большое и самое секретное, сказал он, было 13 февраля в джигидовой роще, в избушке вдовы Кокбасовой. На «совет» пришло восемь человек. Все они, прежде чем приступить к делу, поклялись на Коране хранить тайму. Первым выступил Нуржан Тынышпаев. Назвав всех присутствующих «агаиндер», то есть людьми единой крови, он подчеркнул, что выступление, получившее название «Абдильды и Нуржан», должно быть решительным, быстрым. «В первую очередь, — говорил Тынышпаев, — надо захватить ОГПУ». В конце речи он обратил внимание присутствующих на необходимость развертывания агитации среди населения.

Затем слово взял Абдильда Чубутов. Он согласился с планом Тынышпаева об окружении и захвате здания ОГПУ, отметил, что в тридцатом году многие участники выступления после первых выстрелов разбежались. «Все это, — сказал Абдильда, — надо учесть и расстреливать бегущих».

Своими мнениями поделились остальные. Например, Токатай Сатыбалдыев заявил о том, что если ему дадут револьвер, он сам пойдет и застрелит часового. В это время нагрянут остальные, и ОГПУ будет захвачено. Чубутов поддержал эту мысль, но Тынышпаев предложил организовать нападение на сотрудников ОГПУ во время охоты, на которую они кое-когда выезжают. Одновременно начать нападение на районный центр.

Далее, по предложению Тынышпаева и Чубутова, было принято решение о захвате и уничтожении всех сотрудников ОГПУ, об аресте коммунистов и советских работников, о грабеже кооперативных и хозяйственных организаций.

В постановление заговорщики включили предложение Чубутова о том, что в Баканас не позднее 14 февраля поедет Токатай Сатыбалдыев. Он должен разведать подходы к помещениям, занимаемым ОГПУ, уточнить количество сотрудников, их вооружение, взять на заметку охрану у склада с боеприпасами.

По предложению Тынышпаева, Чубутова, Сатыбалдыева заговорщики поклялись, что принятые решения будут выполнены не позднее 2 марта 1932 года. Если же кто из присутствующих выдаст священную тайну, тому отрежут голову.

Постановление решили размножить и раздать всем участникам заговора, но Килибаев сказал, что во избежание провала этого не следует делать. Он, видать, не надеялся на своих единомышленников. Постановление подписали все участники «совета».

Выполняя волю старших, Токатай Сатыбалдыев 15 февраля был уже в Баканасе. Он поселился неподалеку от ОГПУ в специально поставленной юрте. Через несколько дней Токатай встретился с Тынышпаевым, приехавшим в Баканас для связи с ним.

После внимательного изучения сложившейся обстановки, областное управление ОГПУ приняло решение: арестовать заговорщиков, предупредить надвигающиеся события.

После Токжарыкова был задержан Токатай Сатыбалдыев. На допросе он сознался в своей принадлежности к антисоветскому подполью и подробно рассказал, с какой целью поселился рядом со зданием ОГПУ. Чекисты арестовали и остальных руководящих участников повстанческой организации.

При обыске в доме Абдильды Чубутова чекисты обнаружили постановление сторонников восстановления байского правительства, о котором упоминал Токжарыков. В нем говорилось, что 2 марта 1932 года должно начаться большое выступление против Советов.

Прошло еще некоторое время, и чекисты напали на след «неуловимого Культая». Бойцы комотряда нанесли банде большой урон. Вначале были схвачены все головорезы Культая Джалобаева, затем удалось обезоружить его самого. На следствии Культай признал свою связь с антисоветской повстанческой организацией «Абдильды-Нуржан», заявил, что он и его банда были готовы принять участие в совместном антисоветском вооруженном восстании.

Заявителя Ибраима Касеинова суду не предали. В процессе предварительного следствия выяснилось: Ибраим антисоветской пропагандой не занимался, активного участия в антисоветской авантюре не принимал.

В камере и на допросах Тынышпаев пытался выяснить, кто и когда выдал органам Советской власти организацию «Абдильды-Нуржан».

— Народ! Вас разоблачили простые советские люди, — говорил следователь. — Они не хотят кровопролития. И никто не помешает им строить новую счастливую жизнь.