Закончив рассказ, Акберды шумно вздохнул, положил свои большие мозолистые руки на стол.

— Значит, на религиозных чувствах хотят сыграть? — спросил Джашпар и, не дожидаясь ответа, предложил: — Пойдем ко мне домой, Акберды. Покушаем, отдохнем. Там дождешься вечера и под покровом темноты поедешь к себе в аул. Баи могут использовать нашу встречу в своих корыстных целях.

Вечером Джашпар проводил Акберды до калитки и, вернувшись к себе в кабинет, стал составлять докладную записку о положении дел в отдаленных от Сузака аулах, граничащих с Сары-Суйским районом. Писал и думал: «Эти бандитские шайки Ондыбаева, братьев Умара и Мурзахмета Ромодановых, Каргалиева созданы не без участия Султанбека и Сафы-хана. Надо с ними поскорее кончать».

Остаток лета и осень Джашпар и оперативный работник Ветров, присланный Абрамуком, занимались расследованием дел, касающихся бандитских шаек. Им удалось установить, что оба брата Ромодановых когда-то занимались конокрадством. Недавно Умар, хорошо известный за пределами двенадцатого аула своими похождениями, стал подстрекать земляков против Советской власти. Его брат Мурзахмет, по натуре более аполитичный, организовал шайку, которая совершает разбойные налеты на кооперативы, поджигает склады с семенным зерном. Бандиты пытались убить двух активистов.

Джашпар Тныштыкбаев и Ветров собрали неопровержимые улики против братьев Ромодановых и, получив санкцию прокурора, арестовали их вместе с соучастниками.

На допросах братья вели себя нагло, высокомерно. Умар выкрикивал: «Подождите, еще не то будет. Всех чекистов и большевиков перевешаем!» Мурзахмет на одном из допросов проговорился о действиях шайки Масжана Каргалиева, который жил во втором ауле.

Много тревожных минут пережили Джашпар и его товарищи, прежде чем однажды ночью, а это было уже в конце января, настигли шайку Каргалиева далеко в степи, в затерянной юрте старого кочевника. Был сильный буран и бандиты не оказали организованного сопротивления.

На следующий день, так и не отдохнув, Джашпар вел допрос задержанных. В это время поступил новый сигнал: бывший волостной правитель Арыстанбек Ондыбаев активизировал свои действия. Брат известного на всю округу бая Ондыбая, Арыстанбек был близким другом Султанбека и раньше слыл ярым врагом новой власти.

Арыстанбека арестовали в его собственном доме. Он встретил чекистов с наигранным недоумением, затем махнул рукой: ничего, мол, у вас не выйдет. Когда зашел в соседнюю комнату переодеться, что-то шепнул жене. Джашпар уловил всего одно слово: «Султаке». «Это Султанбек из двенадцатого аула, — решил Джашпар. — Они друзья с Ондыбаевым и, возможно, что-то замышляли вместе. Надо разобраться».

Хотя была глубокая полночь, Тныштыкбаев сел за стол. Все тело ныло от усталости и перенапряжения. Покрасневшие от бессонницы веки смыкались. Сполоснув лицо холодной водой, Джашпар стал перелистывать страницы «Ромодановского дела». Тусклый свет керосиновой лампы падал на неровные строчки протоколов, то ярко освещая их, то погружая в полумрак: давал себя знать ветер, проникавший сквозь щели оконной рамы в комнату. На улице, как и вчера, бесновалась и завывала метель, обычная в конце января для здешних мест.

Как ни силился Тныштыкбаев пересилить себя, напряжение последних дней взяло верх. Чекист уронил голову на руки и уснул. Не заметил, как в комнату вошел одетый в шубу Ветров. Он, как и договорились с Абрамуком, должен был на рассвете уехать к себе в Туркестан.

— Ну, что ж, дорогой товарищ, — сказал Тныштыкбаев. — Большой тебе рахмет за помощь, советы. Буду очень рад, если еще приедешь, подучишь. Опыта у меня еще маловато.

Выйдя вместе с Ветровым на улицу, Джашпар помог ему сесть на лошадь, крепко пожал на прощание руку, пожелал счастливого пути. Потом долго стоял у калитки, вглядываясь в густую крутоверть, в которой пропал всадник, думал: «А может, напрасно отпустил его в такую метель. Заблудиться недолго». Тныштыкбаев вернулся в кабинет, чтобы снова сесть за «Ромодановское дело». Но тут в коридоре раздался топот сапог. Дверь отворилась, и в комнату вошел… Ветров.

— Ты что, вернулся из-за-погоды? — спросил Джашпар.

— Да нет, за аулом встретился с Акберды. Сейчас зайдет. Говорит — много интересного узнал. Вот и вернулся, чтобы послушать.

Вошел Акберды. Завязалась непринужденная беседа. Ранний гость рассказал, что Султанбек сколотил вокруг себя недовольных Советской властью людей, организовал повстанческие группы, которые возглавили баи и их родственники, те, что были высланы в другие районы, а теперь тайно вернулись в аулы. У Султанбека побывал афган-табиб Асадулла. В конце беседы Акберды сказал:

— Пусть аллах проклянет меня, но чувствую, черное зло готовят баи. Действовать надо, тамыр. Действовать немедленно!

Проводив Ветрова и Акберды до окраины Сузака, Тныштыкбаев пошел в районный комитет партии. Секретарь Кудербек Джунисбеков, человек уравновешенный, спокойный, тепло встретил чекиста. Он уважал Джашпара за неугомонность и страсть в работе, за высокую партийную ответственность при исполнении своих служебных обязанностей. Заметив омраченное лицо Джашпара, Кудербек спросил:

— Что случилось, товарищ начальник? Садись, выкладывай.

Тныштыкбаев доложил секретарю райкома и вошедшему председателю райисполкома Дауэну Канлыбаеву обо всем, что рассказал Акберды, о своих соображениях. Сказал, что нужно съездить в Туркестан для согласования дальнейших действий. Возможно, потребуется помощь.

— Обязательно нужна помощь, — заметил Джунисбеков. — Ехать в Туркестан надо немедленно. Не следовало отпускать Ветрова. Как смотришь, Дауке?

— Только так, — согласился Канлыбаев. — Сейчас я дам команду Оспану Джакупову, чтобы подготовил коня, дал двух сопровождающих. В дороге все может быть…

Было за полдень, когда Джашпар и сопровождающие выехали из Сузака. Через сутки он, пошатываясь от усталости, не сбросив с себя затвердевшую на морозе старенькую шинель, подошел к столу, за которым сидел уполномоченный ОГПУ по Туркестанскому и Сузакскому районам Петр Николаевич Абрамук. Он очень удивился, так как не ждал Тныштыкбаева: Ветров еще утром доложил ему обстановку в Сузаке. Приезд Джашпара, смертельно уставшего, промерзшего до костей, насторожил опытного чекиста. Абрамук тотчас вышел из-за стола, помог Джашпару стащить с себя шинель, усадил его около жарко натопленной печки, предложил чаю и только тогда сказал:

— Ну что там у вас, рассказывай?

— Плохо, Петр Николаевич. Очень плохо. Вот тут все написано.

Тныштыкбаев положил на стол записку. Быстро прочитав ее, Абрамук, как бы про себя, заметил:

— Да-а, дела. А что мы еще имеем по этому… Султанбеку, по организованным им группам?

— Султанбек, — прервал Абрамука Джашпар, — сын известного на всю округу, но давно умершего бая Шанака. От отца он получил не только огромное состояние, но и унаследовал жгучую ненависть к трудовому люду. В штыки, как говорится, встретил Советскую власть, но некоторое время заигрывал с партийными и советскими работниками. Потом показал зубы. Арестованные нами главари бандитских шаек, как показало расследование, были тесно связаны с Султанбеком. Ондыбаев, Каргалиев, братья Ромодановы знают о том, что Султанбек занимается подготовкой крупного антисоветского выступления. Мне также удалось узнать, что большое количество пороха и дроби, завозимых в райпотребсоюз для охотников, под разными предлогами скупили люди из аула, где живет Султанбек. К нему доставляются оружие, боеприпасы, припрятанные в свое время басмачами. Все это делается скрытно: Султанбек и знахарь Асадулла, под угрозой смерти, предупредили приближенных к ним людей, их родственников о сохранении тайны.

— Что нового узнали о Сафе-хане и Асадулле? — спросил Абрамук.

— Сам Сафа-хан больше не появлялся в Сузакском районе. Но в октябре приезжал его сын. Кочевники как раз возвращались к местам зимовки, гнали отары вдоль реки Чу в степи Муюнкумов. Сюда-то и пожаловал сын шпана в сопровождении мюрида ишана Макан-софи. Они побывали у Султанбека, других баев. Как и весной, когда приезжал сам Сафа-хан, в честь его сына и мюрида Макан-софи устраивались торжества.