Председатель боголюбовской комячейки предложил Ершову побеседовать с Марией Медведевой, вдовой убитого бандитами члена исполкома А. Медведева.
— О какой власти и свободе кричал с крыльца этот палач, мы поняли только через несколько дней, когда бандиты схватили пятнадцать членов волисполкома. После ареста их жестоко избили и живыми столкнули в прорубь, — сказала она.
— Вы помните фамилии погибших? — спросил Ершов.
— Они работали вместе с мужем. Можете записать: Михаил Артамонов, Петр Быков, Михаил Гончар, Николай Докучаев, Кирилл Васин, Иван Звягин, Андрей и Матвей Лепехины, Иван Коловесь, мой муж Антон Медведев, Тимофей Матаев, Сергей Румянцев, Солдатов, кажется его звали Сергеем, затем Григорий Свиридов… Все они бывшие партизаны.
Не сумев побороть минутную слабость, женщина расплакалась. Но перед уходом посоветовала Ершову разыскать Федосью Новикову.
— Это она говорила, что Донских вместе с нашим хуторским казаком Золотилиным гонял ее целую ночь босиком по снегу.
Новикова уехала косить сено на дальнюю заимку, и увидеть ее Ершову удалось только через неделю. В сельсовет она пришла в сопровождении свекра, белого, как лунь, старика, который во время ее рассказа несколько раз нетерпеливо стучал палкой об пол, как бы требуя не останавливаться, не поддаваться горю.
— Я не видела, когда арестовали моего мужа, — рассказывала женщина. — Он собирался вместе с членами исполкома ехать в Пресногорьковскую. За день до этого мы с папаней на заимку поехали за сеном и картошкой. Ночью сюда нагрянули бандиты.
— Яшка Золотилин был, его двоюродный брат Андрей и Матвей Донских, — пояснил старик.
— Яшка все время ругался, — продолжила свой рассказ Новикова. — Тыкал в меня стволом винтовки, грозился, что застрелит, если не отдам ему партийные бумаги мужа. Потом Донских приказал Золотилину связать мне руки и босиком погонять по снегу. Бандиты перед тем где-то достали самогонки. Выпили изрядно. Под утро в лесу послышалась стрельба, и они ускакали, погрозив на прощание винтовками.
Материалы, собранные Ершовым в Боголюбовской, приперли бывших бандитов к стенке. Они стали выдавать друг друга, выгораживая себя. Особенно усердствовал Донских. Оказалось, что пытки и расстрелы он, как правило, поручал Андрею Золотилину, неграмотному, но преданному белогвардейской верхушке казаку.
— Андрей с охотой брался за это, — пояснил Донских. — Наверное, нравилась власть над людьми. Его еще при царе за избиение кочевников-казахов судили.
— Вот как! Что же вы ни разу не остановили его? — спросил присутствующий на допросе Шаповалов.
Донских промолчал.
— Видимо, и вам это нравилось, — добавил Захар. — Скажите, вам знаком Андрей Кармацкий?
— Да, я знаю этого купца.
— Только как купца? А кем он был в феврале и марте этого года?
— Председателем следственной комиссии Петуховского райштаба.
— А где он сейчас?
— Там же, где был. В Юдино.
— Не напускайте туману, Донских.
— Если жизнь мне сохранят, я его сразу найду.
— Вашу просьбу решит трибунал. И здесь ничье заступничество не поможет, — заявил Ершов.
— Тогда вам не отыскать Кармацкого! Он еще отомстит за меня! — крикнул Донских, вскочил со стула и кинулся на Ершова. Шаповалов и караульный с трудом оттащили бандита.
— Все ясно, — сказал Ершов после того, как арестованного увели в камеру. Кармацкий скрывается на какой-нибудь заимке близ села.
— Ты в этом уверен? — спросил Шаповалов.
— Абсолютно! Донских специально не назвал место, где укрыт Кармацкий. Но сказав: «Я его сразу найду», выдал сокровенную тайну.
Ершов не ошибся. Через несколько дней удалось установить, что Кармацкий прячется на заимке местного богача. Купец рассчитывал продержаться там до осени, а затем перебраться за кордон. Однако судьба распорядилась иначе.
На задержание Кармацкого Ершов выехал сам. В напарники, на всякий случай, взял работника волостной милиции. В Михайловском исполкоме им выделили бричку. Возница, молодой парнишка лет пятнадцати, набросал в нее побольше свежего сена, и Ершов, полулежа, даже немного вздремнул. К заимке добрались под вечер. Несмотря на свою привязанность к акмолинским степям, Ершов не переставал восхищаться красотами здешних мест. Березовые колки, словно острова, возвышались среди ровной, как стол, степи. Местами дорога почти вплотную подходила к березняку, и жирные, тяжелые от насевшей пыли листья цеплялись за бричку. Откуда-то из зелени слышалось попискивание бодрствующих пичуг. Непоседа дятел усердно обрабатывал своим крепким и длинным носом высохший ствол осины.
Кармацкого взяли сонным. Купец настолько, был уверен в своей безопасности, что спал прямо на земле у завалинки. Спросонья долго не мог сообразить, зачем его подняли. Но позднее, уже со связанными руками, стал отбиваться, поносить нецензурными словами большевиков.
Пока допросы вел Ершов, Кармацкий категорически отрицал свое участие в следственной комиссии мятежников. Как-то в кабинет следователя зашел Шаповалов. Кармацкий, встретившись с ним взглядом, сразу обмяк, затем признался, что действительно работал у мятежников и допрашивал этого человека.
— Давно бы так, — сказал Шаповалов. — Зря вы, Андрей Авдеевич, ягненочком прикидываетесь. — Людям вашего возраста юлить неприлично. Ведь шестой десяток уже идет, не так ли?
— Ну и что? Жить-то все равно хочется.
— Но вы по-прежнему не говорите о главном, — заметил Ершов. — Я вынужден устроить очную ставку с Меньшиковым, Тухватшиным, Авдониным, Шарипковым.
— Ты не оговорился насчет Шарипкова, — спросил Захар после того, как Кармацкого увели. — За что его взяли?
Армейские чекисты взяли Шарипкова в бою за станцию Петухово. Прямо в штабе мятежников. Правда, под арестом этот человек был недолго, большая группа коммунистов подтвердила, что бандиты мобилизовали его как офицера. Работал в штабе писарем и кое-кому из наших крепко помог.
— Верно! — подтвердил Шаповалов.
— Но вскоре на него поступило заявление Брюховецкого — есть такой у нас, в губземотделе. Этот знаток земельного вопроса готов обвинить всю беспартийную интеллигенцию. Шарипков ему и попался. Конечно, бывший учитель мог бежать из штаба, но струсил, а так как он работник штабного ранга, то особый отдел возбудил ходатайство о расстреле. Мы иного мнения. Подготовили письмо в президиум ВЧК. Вопрос остался открытым. Если ты против расстрела, иди подписывайся.
— Я подпишусь, — согласился Захар. — Но ты, Иван, прав. Шарипков мог бежать хотя бы со мной. Но струсил, остался в штабе и в чем-то помог бандитам.
— Вот, вот! Я так же ему объяснил. Сейчас кается… Меньшиков на очной ставке с Кармацким подробно рассказал о казни Соленика.
— А ведь ты, Андрей Авдеевич, — говорил Меньшиков, — оказывается, давно знал Василия Соленика. Перед расстрелом кричал чекисту в лицо, что он погибает, как падаль, и об этом никто не узнает. Зачем ты от нас скрывал, что чекист твои магазины для общего дела забирал?
— Ни тебе, бухваловскому добровольцу, меня судить, — огрызнулся Кармацкий.
— Это верно, что ни мне. Но из-за вас, стервецов, и мы, дурни, в драку полезли. Пиши, начальник, все пиши. Он — купец. Но у Родина сам просился в следственную комиссию. И нас отбирал туда. Меня поймал на том, что продотрядчики хлеб весь выгребли, а жену нагайками посекли. Злой я был и не знал в ту пору, куда податься. Потом только подробности об обидчике своем узнал. Начальником карательного отряда, оказывается, был при Колчаке Золотухин Василий Ильич. Когда пришли красные, он потихоньку в продком пристроился. Нарошно нас грабил, чтобы, значит, поднять против Советской власти. А мы, темнота, и поверили, что коммунисты во всем виноваты…
— Вы о Кармацком расскажите, — напомнил Ершов.
— О купце не забуду я. Не бойся, гражданин следователь. Если его пожалеете, мужики не простят. Много на нем крови народной. А Дульского Луку он у изменника Окулича выпросил. Тот все-таки пожалел больного, а этот — нет. Чекиста-то они хворым взяли. Тот после тифу слабый был. На станцию приехал и красноармейцев стал совестить: «Что же это вы, братцы, — говорит, — опять Колчака захотели. Аль забыли вкус казачьей плетки?» Окулич приказал скрутить Дульского и в казарму утащить. А Кармацкий его больного забрал, бить начал. Рука у купца тяжелая, так он кулаком Дульского прикончил. Потом, для пущей верности, из пистолета в упор выстрелил.