Николка уже весь на взводе. Сразу вопросы разные задавать начал. Что, мол, да как? Cepera ему спокойно отвечает, помер последний старик, а значит, мир входит в новую фазу. Вот прямо так и сказал! Нукзар даже рот приоткрыл от изумления. A Cepera будто и не заметил этого. Продолжает. Прежде чем думать, как дальше жить, нужно с наследием стариков разобраться. Ну, а поскольку никому, кроме нас, до этого дела нет, выходит, нам и разбираться.

Я как такое услышал, сразу подтянулся весь. Плечи расправил, грудь выпятил. Мы вчетвером и прежде нередко говорили на эту тему. Умрет, мол, когда-то последний старик, и нам придется брать жизнь в свои руки… Ну, что-то вроде этого. Но одно дело просто думать о будущем, и совсем другое – оказаться перед тем, что уже случилось. Все мы знаем, что рано или поздно умрем, а все равно не можем представить мир без себя в нем. Так же и мир без стариков представлялся нам прежде голой абстракцией. До тех пор, пока был жив хотя бы один из них.

Сначала мы увидели два медленно ворочающих огромными лопастями ветряка, стоявшие рядом с домом старика Федота. От них электрогенератор заряжался. А к тому, что слева, еще и передатчик мобильной связи подвешен. Свой мобильник Федот давно уже куда-то закинул, но против передатчика на ветряке не возражал, понимал: другим людям это нужно. Вообще-то, мужик он был неплохой. До того, как окончательно спятил и спрятался ото всех на своем ранчо. Чуть позже между опорами ветряков нарисовалась крыша дома. Потом опоясывающая ранчо изгородь. Когда я еще был мальчишкой несмышленым, старик Федот отметил границы своих владений, вбив в землю вешки, разукрашенные черно-белыми полосами. А лет шесть назад старик протянул между вешками колючую поволоку. В два ряда. Мы подъехали к ограде.

Тишина. В смысле никто на нас не заорал и не пригрозил пристрелить на месте всякого, кто рискнет пересечь границу ранчо.

– Ну что? – вопросительно посмотрел на нас с Серегой Нукзар. На Николку он посмотреть не мог, потому что сидел у него за спиной.

– Помер старик, – уверенно заявил Cepera.

– Поехали к воротам, – сказал Николка.

Вдоль изгороди мы доехали до широких ворот. Как у всех, ворота – три длинные жердины, сшитые двумя перекрещивающимися досками. Нукзар соскочил с лошади, чтобы открыть ворота. Снова садиться на лошадь позади Николки он уже не стал – до дома было рукой подать.

В курятнике недовольно квохтали куры. В стойле мычала недоеная корова. Хряк издавал какие-то свои звуки.

– Скотиной бы заняться надо, – сказал деловитый Нукзар.

– Давай, – мотнул головой Cepera.

Нукзар улыбнулся и побежал на двор. Глядя ему вслед, я подумал, что Нукзар боится входить в дом, где лежит покойник.

Мы спешились и привязали лошадей. Cepera первым забежал на крыльцо и толкнул дверь.

– Заперто, – сообщил он обиженно.

Николка подошел к окну и, ладонями прикрыв глаза от солнца, попытался заглянуть в дом. Ничего путного ему рассмотреть не удалось.

– Ломай дверь, – велел я Сергею.

Cepera парень крепкий. Отошел на шаг, ударил в дверь плечом и взвыл, ухватившись рукой за ушибленное место.

– Вот зар-р-раза, – зло процедил он сквозь зубы.

– У него там небось засов стальной, – сказал Николка.

Можно было выбить окно, но делать это из нас троих ни один не захотел.

Пошли через двор. По дороге перекинулись парой слов с Нукзаром, таскавшим скотине ведра с комбикормом. Присоединиться к нам Нукзар отказался, сославшись на то, что работы много. Ну и ладно.

Задняя дверь оказалась заперта изнутри на обычный крючок. Серега сбил его с одного удара. Пройдя через сени, мы вошли в комнату, большую часть которой занимала печь. Кроме нее в комнате имелись еще платяной шкаф, стол, длинная скамья, холодильник и плита, рядом с которой стоял ящик с углем. Над столом висела большая картина, нарисованная стариком Германом. Его картины имелись во многих домах. На той, которую мы увидели в доме старика Федота, был изображен длинный стол. За столом сидели бородатые, длинноволосые люди, одетые кто во что горазд. Ни одного знакомого лица. На переднем плане – сваленные грудой музыкальные инструменты. Я помню, старик Герман любил музыку. Он и нам с ребятами ее постоянно заводил. Но только очень уж странная была эта музыка. Ни хором попеть, ни потанцевать. А после смерти старика Германа старик Федот все его музыкальные чипы в коробку сгреб и к себе на ранчо уволок. Это, сказал он, старикам принадлежит, значит, у стариков и остаться должно.

Серега приоткрыл дверь и осторожно заглянул в другую комнату.

– Здесь он, – сдавленно прошептал Cepera.

После этого он почему-то не вошел в комнату, а сделал шаг назад и осторожно дверь прикрыл.

– Ты чего? – удивленно посмотрел я на Сергея.

Cepera плечами смущенно пожал и в сторону отступил, вроде как предлагая мне или Николке первым зайти.

Следуя Серегиному примеру, я чуть-чуть приоткрыл дверь и заглянул в соседнюю комнату. В комнате было два окна, закрытые жалюзи. На улице солнце светит, а здесь полумрак. И пахнет сыростью и еще чем-то противно-сладковатым. Первым делом я увидел большой офисный стол с загнутыми краями. На раскоряченную артритом букву «П» похож. На столе три больших компьютерных экрана. Тот, что слева, включен, время показывает – 7:13. Рядом с экранами стопки бумаг, коробки с чипами, инструменты – отвертка, пассатижи. У стены – трехъярусный стеллаж, забитый папками. Даже сверху несколько штук лежало. Возле другой стены стояла деревянная кровать. Наверное, старик Федот сам ее сколотил. Или кто-то по его просьбе сделал. Старик лежал на кровати поверх одеяла, одетый, как обычно, в синюю клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами и вылинявший бледно-голубой полукомбинезон. На ногах тапочки домашние. Тело все вытянуто, как будто на станке для выделки шкур растянуто, руки на груди сложены. В такой позе не спят и не отдыхают. Ясное дело, помер старик.

Я открыл дверь шире и вошел в комнату. Следом за мной вошел Николка, а потом уж и Сергей. Николка подошел к кровати, посмотрел на старика сверху вниз и двумя пальцами закрыл глаза, которыми тот бессмысленно пялился в потолок.

– Так полагается, – зачем-то объяснил нам с Серегой Николка. А нам-то что? Сделал так сделал. Ну и ладно.

– Старик-то недавно умер, – с видом знатока изрек Cepera. – Сутки, не больше.

Ну вот, еще один специалист по мертвецам объявился.

– Слушайте, мы зачем сюда пришли?

Cepera с Николкой уставились на меня, будто и в самом деле не знали, что нам нужно в доме старика Федота.

Я открыл шкаф, схватил первый попавшийся под руку кусок материи – то ли простыню, то ли шторы кусок – и кинул его Николке.

– Накрой старика.

Николка молча выполнил распоряжение.

Теперь, когда старика не было видно, мы все почувствовали себя спокойнее. Как будто пришли в дом, где давно уже никто не живет. Николка уселся в кресло на колесиках, стоявшее возле стола с компьютерами. Такие кресла в общине никто не делал. Видно, старик Федот его из посадочного модуля вытащил и на колесики поставил. Ладно, пусть Николка компьютерными базами данных занимается, он в этом деле мастак, нам с Серегой сто очков вперед даст. Ну, а мы пока в бумажных архивах стариков пороемся.

Наверняка, то, что мы видели в комнате, было лишь малой толикой архива стариков. Федот собрал у себя дома документы всех, умерших до него. Наверное, папками с бумагами и коробками с записанными мемори-чипами были забиты и подпол, и чердак. Для того, чтобы со всем этим разобраться, требовалась уйма времени. Но ни один из нас даже не подумал о том, что мы беремся за непосильную работу. Мы не хотели знать всего, мы хотели узнать главное. И почему-то мы были уверены: ответ на интересующий нас вопрос должен лежать на поверхности. Хотя, наверное, именно его прятал на своем ранчо старик Федот, к концу жизни дошедший до маразма – бросался с винтовкой на всякого, кто мимо проезжал.

В нашей общине стариками принято было называть тех, что первыми прибыли на планету. Первыми и последними. Остальные, и я в том числе, уже здесь родились. Никаких комплексов по сему поводу никто из нас не испытывал. Чего комплексовать-то? Это была наша планета. А Земля, с которой прилетели старики… Ну что Земля? Да, нам постоянно и старики, и родители твердили: Земля – наша родина. Хорошо, пусть так. Но какое мне дело до планеты, которую я видел только в документальных видеофильмах, которые прихватили с собой с Земли старики? Самое смешное, что они, старики то есть, планету, на которой мы жили, тоже Землей назвали. Плохо у них, видно, было с фантазией. Попросили бы меня, я бы куда более красивое название придумал. А то – Земля. Пыль. Грязь. Прах. Я бы даже лошадь так не назвал. Свинью, разве что только, – хрюшка любит в грязи поваляться.