Но когда паром еще больше наклонился, очевидно, уходя на дно, а дым превратился в огонь, стало ясно: она надеялась зря. Не замечая все возрастающего жара под ногами, девушка не отрываясь наблюдала за поединком в воздухе.

На расстоянии многих километров между двумя сферами, успевшими превратиться в точки, небо полосовали все те же режущие плоскости и линии. Эти двое обладали такой невероятной силой, что, казалось, напрягали и раскалывали все сущее.

Свет бил с одной из плоскостей в сферу, но что-то гасило его. Над горизонтом поднимались пыльные вихри, словно от рушившихся гор. Очередной рикошет послал двухметровую волну по реке, изменившую угол наклона парома. И тут прямо с неба обрушился новый шквал ударов. Чил прижало к палубе. Она едва успела почувствовать, как пол разламывается под ней, выпуская на волю языки огня. Ее отбросило вбок, оторвало от остатков стальных листов. Ноги уже взлетели в воздух, но тут паром со скрежетом врезался в берег, и она снова рухнула на палубу.

Кроувен проигрывал битву. Повсюду, насколько хватало глаз, атакующая программа ветерана продолжала с показательной скоростью обездвиживать приборы. Он попытался прикинуть, сколько еще сумеет удерживать контроль над сферой, но тут же понял: контроль безнадежно потерян. И стал ждать смерти – не какой-то эффектной, как подобало бы врагу ветерана. Скорее уж, обычной, какой умирает команда истребителя – почти незримой по сравнению с разрушением самого аппарата. Однако чувства и реакции его оставались столь же обостренными. Главарь понял: ветеран не стал уничтожать структуры, поселившиеся в голове Кроувена, позволил ему жить.

Потом он провалился во тьму.

Кроувен открыл глаза навстречу солнечному свету. Он лежал на взгорке, над глинистым берегом, где обычно нежились садердайлы. Вода была мутной и непривычно бурной. Твари куда-то исчезли. В воздухе стояли пыль и вонь сгоревшей электроники.

– Почему ты выбрал меня? – спросил Кроувен, почти зная ответ.

– Они всегда помещают автосистему там, где один из нас отошел от дел, – ответил сидевший на камне ветеран, – на случай, если мы снова активируемся. Но такие киберсистемы требуют человеческого элемента.

– Это я уже понял, – с горечью проговорил Кроувен. Ветеран ответил холодным взглядом.

– Человеческий элемент вначале программируется, а потом получает управление. Однако если человеческий элемент дефектен, большая часть контроля возвращается к системе. Я легко могу уничтожить подобные системы. Опасен только случайный творческий элемент.

Кроувен сел. Он чувствовал себя прекрасно, нет, лучше, чем прекрасно!

– Значит, ты хотел, чтобы сферой управлял такой недоумок, как я? Ветеран покачал головой.

– Мне давно пора было снова активироваться. Обнаружить себя. Я предпочел сделать это, убив Слога. Зная, что это даст тебе повод расправиться со мной как раз в то время, когда вражеская система, обнаружив меня, заработает в реальном режиме времени и стандартная программа приведет ко мне. Человек с тяжелым нервным заболеванием представляет собой не слишком опасного врага, поскольку в этом случае система становится менее человечной. Но, кроме этого, я постоянно отслеживал ситуацию, а Чил, украв у тебя драгоценности и попытавшись сбежать, дала мне возможность, которую никак не стоило упускать.

– Не пойму, о чем ты. Но Кроувен понимал.

– Твои действия подвергли бы опасности тех, кого ты любил, и сделали бы тебя вдвойне уязвимым, – неумолимо продолжал ветеран. – Я нашел прекрасный отвлекающий фактор, сорвав паром с каната. Именно поэтому ты проиграл, Кроувен.

– И что дальше? – сухо осведомился Кроувен. Ветеран встал.

– Оставляю тебя со всеми имплантатами. Они позволят тебе функционировать еще лет десять. А потом…

Он пожал плечами.

– У меня впереди новые битвы.

Ветеран отвернулся и исчез во взвихрившемся пространстве. Над головой Кроувена появилась черная сфера, набрала скорость и растворилась в небе.

Чуть поодаль на холме лежал переломленный надвое паром. Он все еще тлел, и уцелевшие пассажиры ошеломленно сгрудились поодаль, не зная, куда идти и что делать.

Чил никак не могла отделаться от трагического видения: мужчина, сидевший на корточках, с вытянутыми вперед обожженными руками и маленькая девочка за его спиной, избивавшая металлическим прутом выброшенного на берег и издыхавшего садердайла. Водные обитатели поменьше и обломки плавника были рассеяны по всему берегу. Катастрофа затронула не только паром, но и речную живность. В грязи билась рыба, валялись разорванные рачки, розовые раковины. Чил осталась невредима: одна из немногих. В пожаре пострадали почти все, но Чил удалось спуститься по внешнему трапу парома. Только чем она могла помочь этим несчастным?

Набрав водорослей, она подошла к мужчине и обернула его побагровевшие руки длинными зелеными прядями, чтобы немного охладить жар: единственное доступное ей средство.

– Немедленно уходи, – велела она девочке, когда садердайл сделал последнюю, отчаянную попытку схватить свою мучительницу. Девочка, не обращая внимания на слова Чил, старалась проткнуть желтые глаза твари:

– Такое зрелище невозможно пропустить.

Чил развернулась и, оказавшись лицом к лицу с Кроувеном, неторопливо оглядела его с головы до ног. Его кожа приобрела более здоровый оттенок, но глаза по-прежнему отливали металлом.

– Значит, ты убил его? – спросила она.

– Нет, я проиграл, а он меня пощадил.

– Он совершил огромную ошибку, оставив в живых такую шваль, – презрительно заметила Чил, нащупав ближайший камень. У Кроувена не было пистолета, но она хорошо представляла, что он способен сделать с ней голыми руками.

– А ты, оказывается, совсем меня не знаешь.

– Знаю, что ты не можешь позволить мне жить после гибели Слога.

Он показал на паром.

– Я спас тебе жизнь, и та потребность, которая все это время владела мной и сделала тем, кем я был, теперь ушла.

Чил оглянулась на паром. Кто-то, либо Кроувен, либо ветеран, поднял судно из воды и оставил на берегу. Кроувен приписывал это себе.

– И как я должна к этому отнестись?

– Поедем со мной на побережье.

Чил снова оглядела окружающий хаос и покрепче сжала булыжник.

– Иди к черту, – процедила она.

Кроувен на несколько минут застыл, прежде чем кивнуть и отойти.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

Не бойся тьмы – бойся света

Когда в 2000 году вышел фильм «Кромешная тьма», любители фантастики обрадовалась – довольно редко кинематограф балует зрителей добротной космической НФ. Поэтому с нетерпением ждали продолжения «Хроники Риддика».

Пак только не преподносили фамилию режиссера Дэвида Twohy на русском. И Туи, и Тухай, и Твои, и Твохи. Примем для простоты прямую транслитерацию и выберем последний вариант. Так же не повезло прославившему его фильму «Pitch Black» – в вариантах перевода названия встречалась и «Черная дыра», тогда как никакого отношения к сюжету фильма черные дыры не имеют, и совсем уж безумное – «Черная тьма». Наконец остановились на «Кромешной тьме».

«Кромешная тьма» повествовала о кучке оставшихся в живых после гибели космического корабля. На планете трех солнц темнота наступает только раз в 22 года, именно тогда из подземелий на поверхность поднимаются орды кровожадных тварей. Героев фильма угораздило потерпеть крушение как раз перед затмением…

Фильм запомнился зрителям неоднозначной психологией персонажей, нестандартным отношением к вечному дуализму добра и зла, почти классическим альенофобским саспенсом, блестящим цветовым решением визуальных планов планеты и вообще изобразительной оригинальностью иного мира. И, конечно же, запал в душу главный герой ленты Ричард Б.Риддик – убийца и беглый каторжник, обладающий даром предвидения и умеющий видеть в темноте. Риддик по ходу фильма превращается из отрицательного героя в положительного – он, индивидуалист и человеконенавистник, сумел вопреки своему мировоззрению спасти последних оставшихся в живых.