Варвара поежилась — действительно, вечерело, и это обстоятельство отягчалось тем, что сутки на Чартаруме — или Земле Чары Тарумбаева, как она была внесена в космический реестр, — длились восемьдесят четыре с половиной часа. Девушка вернулась в рубку, взяла фон с жестким зажимом и защелкнула его на лацкане куртки. Из сетчатой кругляшки доносился вой разогреваемых двигателей, неразличимые голоса, металлический лязг. «Надо было попрощаться, — пронеслось вдруг в голове у Варвары, — надо было выйти и попрощаться с каждым…»
— Эй, на «Дункане», сейсмического штиля! — донесся вдруг из фона четкий голос Кирюши Оленицына.
— Семь футов под килем! — ответила Варвара.
Теперь шум двигателей доносился уже из распахнутой двери. Варвара не выдержала и выскочила снова в шлюзовую. Машина уже поднялась и, кренясь на левый борт, описывала круг над двумя звездолетами, торчавшими среди долины ровныя, аки два кипариса. На земле крутились подхваченные вихрем листья, но пыли почти не было. Вертолет свечкой пошел в высоту, и Варвара даже не успела разглядеть, кто сидел в верхней кабине под выпуклым колпаком. Впрочем, это было не важно. Главным же сейчас было то, что на этой совершенно незнакомой, совсем не грозной на первый взгляд, но все-таки чертовски опасной планете она практически осталась совершенно одна. «Ну что, голубушка, выбрала себе профессию дальнепланетчика, так не жалуйся и не дрейфь», — сказала она себе.
Впрочем, страха не было. Да Сусанин и не оставил бы ее одну, если бы она была способна в такой ситуации растеряться.
— Норега, не вижу рядом скоча, — донеслось из фоноклипса, прицепленного к лацкану.
— Виновата, исправлюсь. — Ну и голос у начальника экспедиции, как из жестяного ведра, — так и отдает металлом.
Она отступила на шаг и, нашарив на стенке клавишную панельку силовой защиты, привычно набрала параметры ячеек и мощность поля. Овальный распахнутый люк словно подернулся кисеей — в проеме возникла силовая решетка с отверстиями в два миллиметра. Приток воздуха обеспечен, но ни одна насекомая тварь не пролетит. А уж что касается напряженности поля, то теперь дверцу мог с разбега бодать самый крупный носорог. Впрочем, если бы он сочетал свою убойную ярость с прыгучестью кенгуру — от люка до земли было все-таки четыре метра.
Вот и началась вахта номер два. Нет, положительно не так она все себе Представляла! Но приказ командира есть приказ, тем более что условия приравнены к боевым. Варвара вернулась на центральную площадку, где в привычной позе дохлых жужелиц лежали оставленные на ее долю скочи, Вафель и Трюфель.
— Смиррр-на! — скомандовала Варвара.
Скочи мгновенно взвились, как ракеты, и приняли позу «готовность номер один» — опора на кончик бурдюка и два самых мощных двигательных манипулятора, остальные приподняты, как у жуков-оленей, готовых к драке. Жутковатое зрелище, особенно если помнить об их максимальной мощности. Нет, напрасно все-таки назвали их скочами — надо было «жучами» или что-то вроде…
— Кто из вас специализирован на ксенобиологию? — спросила Варвара, не очень-то надеясь на ответ, — ведь такого скоча Сусанин скорее всего должен был взять с собой.
Но на кончике рецепторного хоботка у Трюфеля загорелся пронзительный малиновый огонек, как это всегда бывало в тех случаях, когда скочи хотели привлечь к себе внимание.
— Робот межпланетный, многопрофильный, суперрежимный, бортовой номер «три», — доложил он.
— Ну, вот ты и будешь дежурить в рубке. Любой движущийся предмет — в иллюминаторе, на экране или внутри корабля, кроме нас с Вафелем, естественно, — тут же фиксировать и докладывать мне. Нехудо бы и классифицировать.
«Было бы что», — подумала она, но вслух этого не произнесла. Трюфель, не разворачиваясь, задом вполз в рубку и принял сторожевую стойку.
— Варвара, что там у тебя? — донеслось из нагрудного фона. Девушка глянула в иллюминатор: черная мошка кружила над хаосом завала на выходе из долины.
— Вертолет… — начал Трюфель.
— Домашний, обыкновенный, — подхватила Варвара. — Вижу. Нет, это не тебе, это я коллег к делу приобщаю. Вместо этой пары мне бы одного Полупегаса…
— Лопай, что дают.
— Евгений Иланович!!! — и как только фон выдерживает?
— «Жалобная книга», А Пэ Чехов. Между прочим, здесь два столба и между ними — определенно искусственный завал.
— Фермопилы, — вставил кто-то тенорком.
— Все бы ничего, да приборы взбесились… Ух, ты! Варвара замерла, вслушиваясь в тревожную паузу. Донесся пронзительный звон. Да, если бы это были просто Фермопилы!
— Теперь магнитная аномалия… — буркнул Сусанин. — А до этого высотомер вдруг ноль показал. Надо бы покрутиться тут, да солнце низко. Пошли мы дальше, если долго не будем выходить на связь — не волнуйся. Сама сообщай обо всем интересном. Ну, не до тебя сейчас…
Вертолетик сделал еще один круг, потом начал уменьшаться и, наконец, растаял в сиреневатой дымке.
— Вафель, — сказала Варвара, — а ты будешь при мне. Неотлучно. И с генератором защитного поля. Только прежде, чем обременять себя лишней тяжестью, накорми-ка ты меня.
Она подняла глаза и поглядела на корабельный хронометр: Степуху они покинули ровно пятьдесят девять часов назад. Нет, с минутками. Варваре вдруг пришло в голову, что впервые в жизни она живет буквально не по дням, а по часам. Но на этой нелепой Чартаруме иначе нельзя.
И наверное, не часы, а минуты считает злополучная пятерка с корабля, пославшего SOS. Что с ними приключилось? В такие экипажи тоже ведь не желторотиков набирают. Она поискала глазами среди записок, засунутых под стекло, — где-то тут должна была находиться копия списка, найденного на пустом кораблике. А, вот: Чары Тарумбаев, Фюстель Монкорбье, Игорь Боровиков, Ом Рамболт, Иван Вуд. Ни одной знакомой фамилии. И есть хочется, и кусок в горло не лезет, как подумаешь, что там с ними…
— Вафель, супу!
В золотистой мисочке плавают поджаристые гренки, неторопливо утопая в ромашково-желтом горохе. Тисненая медалька сливочного масла и рыжая корочка пшеничного хлеба. Там, за иллюминатором, катастрофически не хватало теплых янтарных тонов, и сейчас этот маленький кухонный столик, застеленный шоколадной клеенкой, казался частицей далекой золотоносной Степухи. Дали небесные, как, выходит, можно тосковать по едва обжитому дому, даже если этот дом не на Земле. Она вдруг припомнила полные бокалы над свадебным столом и первые капли, с языческим благоговением пролитые на траву Майского Луга. И она со своей щенячьей самонадеянностью, и Лерой — рядом.
Живой.
Она отодвинула пустую тарелку, стиснула локти и опустила подбородок на скрещенные руки. А что, если она больше никогда не вернется на Степуху? И вся остальная жизнь пойдет вот так, последним номером в чужой команде? Вроде запасного игрока… Но ведь она сама выбрала этот путь и сама решила больше никогда ни на йоту не отступать от того, что она называла «стать прежней Варварой». Стала.
Так в чем же она была не права? Почему она сидит в этой консервной банке, как третий скоч?
Значит, где-то все-таки была допущена ошибка. Просмотреть, как на видеоленте, все с самого начала, благо времени, тягучего и бесполезного, больше чем достаточно. И самое легкое найти это начало. Потому что было так…
Новая лихорадочно застраивалась. Вместе с отбывшими телятами на Большую Землю был послан непомерный даже по космическим масштабам запрос — люди, оборудование и еще и еще люди. Все это нужно было разместить, и уже не во времянках, а капитально. Новая становилась столицей, окрест планировались базы и поселки, особенно на побережье. Как и подобало столице. Новая в первую очередь обзаводилась музеями — действительно, какой смысл хранить экспонаты на складах, если можно было расположить их в доступном для обозрения месте? Строительного камня было навалом, площади не ограниченны, кибов вдосталь — сооружения росли, как грибы. Только что Гюрг с Оленицыным и кем-то из бывших маринисток закончил доставку сюда громадных каменных блоков, выпиленных из пресепторской стены вместе с золотым тайником. Сейчас эти блоки, снова сцементированные воедино, высились прямо посредине одной из центральных площадок, и кибы с молниеносной быстротой возводили вокруг сейсмоустойчивый каркас.