— Да, это так, — резко ответил сержант Донли. — Я собрал их для отчёта. Но мне уже знаком образец его почерка.

— Если он писал всё остальное, он определённо написал и эту записку, — сказал я.

— Что ещё вы можете установить на основании этого письма? — осведомился Шерлок Холмс.

— Это очень необычное письмо для самоубийцы, — ответил я. — Насколько я понимаю, слова «покончить со всем этим» истолкованы как объявление о намерении покончить с собой. Однако больше ничего в записке не подтверждает этого. А последнее предложение и вовсе противоречит этому. Перед нами заявление человека, который решил покончить с тем, что ему мешает, и посвятить себя выполнению более высоких обязательств.

— Несомненно, — согласился Шерлок Холмс. — Если бы честь заставляла его разорвать некое деловое соглашение, он должен был бы написать именно такое письмо. Очевидно, что предсмертная записка Эдмунда Квалсфорда должна была выглядеть совершенно иначе. Все отзываются о нём как о добром человеке, любившем жену и детей. Разве он смог бы убить себя в собственном доме, не подумав о них? В такой момент именно они должны были предстать перед его мысленным взором. Я не верю, что он мог покончить счёты с жизнью, даже не упомянув их в предсмертной записке. Портер, вам нечего больше добавить?

— Где было найдено письмо?

— На столе, в спальне, где было найдено тело, — ответил сержант Донли.

— Письмо было сложено таким же образом?

— Точно так, — подтвердил сержант.

Я посмотрел на Шерлока Холмса.

Он кивком поддержал меня:

— Небольшая деталь, но замечательно, что вы её подметили. Почему, написав предсмертное письмо, он, перед тем как положить на стол, дважды сложил его? Беднягу что, беспокоило, как бы посторонний не прочитал? Наоборот — он должен был хотеть привлечь к нему внимание. И он прекрасно знал, что всё равно после самоубийства в его тайнах неизбежно будут копаться чужие люди. Сержант, каждое новое соображение подтачивает вашу теорию самоубийства.

— Он мог сложить бумагу по привычке, — предположил сержант.

Шерлок Холмс улыбнулся:

— Возможно.

И тут я медленно проговорил:

— А что, если письмо вовсе не связано с самоубийством? Сначала он написал его, а позже подумал о самоубийстве.

Шерлок Холмс хмыкнул:

— Нет, Портер. Вы не можете упростить дело с помощью усложнений. Почему бы он вдруг оставил сообщение, которое вовсе не является предсмертной запиской, а затем покончил с собой? А обычное деловое послание начиналось бы с даты и приветствия. Посмотрите снова, вы пропустили самую существенную деталь.

Как и Холмс, я поднёс бумагу к лампе и стал двигать, чтобы осветить края. Неожиданно я обнаружил следы, которых раньше не замечал.

— Да ведь это вторая страница письма! — воскликнул я.

— Совершенно верно, — ответил Шерлок Холмс. — Поскольку это дешёвая, неплотная бумага, с верхнего листа на неё просочились крошечные пятнышки чернил, а перо процарапало её в нескольких местах. Если бы Эдмунд Квалсфорд воспользовался карандашом, мы смогли бы восстановить всё письмо. К сожалению, он не сделал этого, и я не смогу восстановить ни слова. По размеру бумаги мы можем только определить место, где находились дата и обращение.

— Значит… вы хотите сказать… — Вид у сержанта был совершенно растерянный.

— Портер, нам следует изложить сержанту всё начистоту, — сказал Шерлок Холмс. — В настоящий момент я хочу сказать лишь следующее: если вы хотите узнать, что произошло в спальне Эдмунда Квалсфорда, вы должны найти первую страницу этого письма. Возможны два варианта. Во-первых, он совершил самоубийство, оставив письмо на двух страницах. После того как он умер, кто-то вошёл в комнату и забрал первую страницу. Если всё так и было, пропавшая страница, возможно, позволит нам лучше понять, почему Эдмунд Квалсфорд совершил самоубийство.

Второй вариант связан с предположением, что письмо было написано незадолго до его смерти. Получивший его оказался достаточно проницательным, чтобы увидеть во второй странице то, что почти могло сойти за предсмертное письмо, написанное рукой Эдмунда и им подписанное. Дальше получателю надо было только воспользоваться предоставленной ему самой судьбой возможностью: застать Эдмунда одного, нажать на спусковой крючок и положить вторую страницу на стол.

При втором варианте, узнав, о чём говорилось на первой странице, мы, вероятно, узнаем, кто убил Эдмунда Квалсфорда и почему.

— Я не верю в это, — пробормотал сержант.

— Существует ещё одна проблема, — ответил Шерлок Холмс. Он поднёс другие письма к свету. — Те письма, что вы принесли для сравнения, написаны на дорогой почтовой бумаге, купленной на Оксфорд-стрит, цвета слоновой кости, с водяными знаками. Возможно, её выбрали для него жена или сестра. Почему он использовал её для повседневных писем, а самое важное в жизни послание написал на дешёвой бумаге, которую обычно использовал только для черновых записок? Для этого должно быть серьёзное основание.

Шерлок Холмс поднялся и дружески похлопал сержанта по плечу.

— Сержант, вы предоставили нам два варианта, над которыми следует поработать. Всё осложняется тем фактом, что недостающий лист письма, вероятно, был уничтожен. Чтобы раскрыть это дело, нам необходимо реконструировать его содержание на основании других свидетельств. Конечно, это будет нелегко.

— А мне что делать? — выпалил сержант.

— Завтра утром отправляйтесь к вашему начальству, — ответил Шерлок Холмс. — Доложите, что у вас появились серьёзные сомнения по поводу предсмертного письма Эдмунда Квалсфорда, — причины мы вам назвали. После этого сделайте то, что собираемся сделать мы с Портером: возвращайтесь к своей работе.

Мы вышли из домика сержанта тем же окольным путём и, описав дугу, вернулись на Главную улицу. Луна ещё не светила, но я уже так освоился на этой деревенской улице, что и представить себе не мог, что впервые увидел её всего две ночи назад, проезжая в двуколке вместе с Эмелин Квалсфорд.

Мы поравнялись с деревенским молочником. Медленно ехавшей по улице повозкой управлял мальчик. Держа в одной руке мерную кружку, а в другой — фонарь-«молнию», мальчик переходил от двери к двери, наливая по полпинты или пинте молока в оставленные там кувшины. Когда мы проходили мимо, он как раз обрушил на одну из дверей град ударов и завопил:

— Если вам нужно молоко, несите кувшин!

Ошарашенная хозяйка выскочила из двери с кувшином в руках.

— Прелестный домик, — заметил Шерлок Холмс, замедлив шаги и разглядывая сквозь темноту коттедж в чёрно-белом стиле эпохи Тюдоров, слабо освещаемый фонарём молочника. — У этих зданий действительно примечательная история. Интересно, сколько убийств было совершено в каждом из них? Скажем, в среднем одно на шесть поколений или одно за полтора столетия.

— Наверное, всё-таки не так много, — удивился я.

— В деревне, Портер, страсти кипят так же бурно, как в городе. Любовь, ненависть, эгоизм, зависть. Никогда не забывайте о зависти, это универсальный питательный раствор для преступлений. Смертные грехи не становятся менее ужасными там, где чище воздух. Если попытаться описать все события, свидетелями которых были эти старые дома, получится страшная и поучительная история; мимо них проезжали известные люди и, возможно, бросали на них взгляд, как скупец бросает крошку хлеба нищему.

— Возможно, здесь бывала королева Елизавета, — вставил я, вспомнив рассказ мистера Вернера об особах королевских кровей.

— При чём тут Елизавета? — спросил Холмс.

Со слов мистера Вернера я рассказал о её визите в Рей и возможном отражении этого события в названии «Королевского лебедя».

— Мы находимся в более выгодном положении, чем королева Елизавета, — отметил Шерлок Холмс. — Если бы она действительно увидела этот домик, то не нашла бы в нём ничего особенного. Он тогда не успел приобрести своего исторического очарования. Возможно, в те времена здесь ещё не произошло ни одного убийства. Сами же здания в стиле Тюдоров не были новинкой для Её Величества. Я уверен, что сегодня они совсем не нравятся тем, кто в них живёт.