Изменить стиль страницы

Шкипер был обязан жизнью приступу аппендицита. Русское судно сошло с курса, чтобы высадить на берег одного из матросов, страдавших от невыносимой боли в животе. Оно-то и обнаружило человека, находившегося в воде довольно далеко от места крушения яхты, за много миль от морских торговых путей.

Один шанс из миллиона, что какое-нибудь судно окажется в этом опасном месте у берегов Ньюфаундленда.

Один шанс на миллион, что человек выживет, проведя несколько дней в воде, которую бороздят холодные течения.

Один шанс на миллион был и у Ферсена, который уже не надеялся, что Мари останется с ним.

Осажденный журналистами «чудом спасенный», как они уже успели его окрестить, шкипер в конце концов запросил пощады:

– Послушайте, парни, я мечтал об этом дне слишком долго. Наконец я встретился с любимой женщиной, ради которой все это вынес. Прошу вас, давайте на время отложим пресс-конференцию, договорились?

Все поняли и разошлись.

Ферсен с ненавистью наблюдал, как он стал пробираться сквозь толпу к Мари. С места, где стоял Люка, были видны только аккуратно заплетенные в косы волосы и легкое платье, которое трепал ветер. Ему показалось, что она дрожит. От холода? От отвращения? От счастья?

В действительности Мари ничего подобного не чувствовала. Она словно со стороны смотрела, как Кристиан бросился к женщине, которая странным образом напоминала ее, как он обнял эту женщину и заставил ее повернуться при вспышке фотокамеры. И тут ее взгляд упал на Ферсена. Еще вспышка. Ей захотелось сказать ему, что это больше не она, это другая женщина ведет игру, которую ей навязывают. На секунду она закрыла глаза, осознавая свою трусость, а когда открыла – Люка исчез.

Какая разница, целует ли ее Кристиан, если она потеряла все?

Никакой.

О часах, которые затем последовали, в ее памяти ничего не сохранилось.

И вот они остались наедине. В отеле Кристиан бросил на кровать сумку, выждал несколько мгновений, но она не раскрыла рта. С тех пор как они встретились, Мари не произнесла ни слова. Он понимал, сколько пережила его невеста за время разлуки, но ведь он тоже страдал. Все выпавшие им на долю испытания не должны были их разлучить, не могли их разлучить. Любовь всегда сильнее. Сейчас главное – найти верные слова, чтобы вернуть Мари, приблизить ее к себе.

– Я так хочу, чтобы мы забыли обо всем на свете, кроме нас двоих.

По взгляду, обращенному на него, Кристиан понял, что выбранные им слова возымели обратное действие. Плотину прорвало, и на него обрушились потоки слов.

– Жильдас, Лойк, Ив, Гвен, Шанталь умерли, а ты хочешь, чтобы я все забыла? – глухо проговорила она. – Что еще я должна забыть? Ту ночь, когда ты напал на меня в аббатстве? Угнанный катер? Подброшенный компас? Спасательный круг, спрятанный в бухте Морга?

Он открыл было рот, но она закричала:

– Не отрицай! Есть доказательства!

У Кристиана потемнело лицо, он устало произнес:

– А я не думал оправдываться. Напротив, дал себе слово все рассказать, если посчастливится с тобой встретиться.

Отвращение, которое исказило ее черты, произвело эффект пощечины.

– И это все?

– Мне нет прощения. И оправдания. Осталась только моя любовь к тебе.

– Понятно. Вероятно, из большой любви ко мне ты никогда не рассказывал о кораблекрушении, случившемся в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году?

– Я дал клятву сохранить это в тайне, – осторожно заметил он.

– Гвен мне сообщила, что ты попросту смылся. Как последний трус.

Лицо шкипера сделаюсь белым как мел.

– Почему ты никого не предупредил?

– Я хотел, уверяю тебя, хотел, – повторил он. – Побежал домой, но отец, по обыкновению, был в стельку пьян. Он даже не дал мне заговорить, отвесил оплеуху за то, что я ушел без спроса из дому, и бросил в погреб. Не вмешайся тогда Ивонна Ле Биан, я там бы и умер.

Он грустно рассмеялся, увидев, как она тоже побледнела.

– Этот образ у тебя никак не вяжется с тем, за кого ты всегда меня принимала? В твоих глазах моим отцом мог быть только приличный человек вроде Милика? Я мечтал, чтобы так оно и было, чтобы у меня была семья, подобная твоей, и твоя семья действительно чуть не стала моей, – горько добавил он. – Видишь, Мари, правда часто оказывается неприглядной. Вот я немного и приукрасил ее. Ты была еще совсем малышкой, когда мой старик отдал концы, и не ставила под сомнение все, что я тебе о нем рассказывал.

Взгляд Мари потемнел, она едва сдерживалась, чтобы не расчувствоваться.

– Ты сказал: «Не вмешайся Ивонна Ле Биан». Объясни! Он пожал плечами:

– Полицейский в тебе не дремлет, Мари. На следующий день, когда она вытащила меня из погреба, два ребра у меня были сломаны. Старик преспокойно спал в углу. Она отвела меня к Переку, который сделал мне перевязку, и заставила поклясться, что я никогда и словом не обмолвлюсь о случившемся ночью на берегу.

– В обмен на что? На золото?

Желваки на скулах задвигались.

– Нет, в обмен на Анну. Ей только что исполнилось три года. Ивонна пригрозила, что выдаст отца властям, лишит родительских прав, меня отошлют в исправительную колонию, а Анну – в приют, и я никогда больше не увижу сестренку. И тогда я поклялся.

Сквозь полузакрытые веки он видел, как взволнована Мари, и понял, что его рассказ достиг цели.

Мари действительно была тронута, но не сложила оружие.

– Надо было довериться мне с самого начала. Я бы все поняла.

– Ты уверена? Я – не очень. Для тебя я был героем, рыцарем без страха и упрека. Но уж никак не сотни раз битым мальчуганом, который выжил только благодаря любви к морю. Ты слишком цельная натура, Мари. Для тебя существуют только добрые и злые люди, а между этими двумя полюсами – никого. Скажи я тебе правду – образ героя разлетелся бы вдребезги. Я слишком боялся тебя потерять, чтобы рисковать.

Жанна, Лойк, теперь вот Кристиан. Из чувства любви к ней они все скрывали от нее правду? Ее пронзила страшная мысль, что так или иначе она несла на себе ответственность за трагедию, случившуюся в ее семье. Ее снова накрыла волна отчаяния.

Кристиан приблизился, осторожно опустив руку ей на плечо.

– Скажи, я навсегда тебя потерял? – И тут же, приложив к ее губам палец, не дал ей ответить. – Ничего не говори. Не сейчас.

Воспользовавшись растерянностью невесты, Кристиан поцеловал ее в щеку. Никакой реакции. Но она его и не оттолкнула. Осмелев, он прижался головой к ее шее.

– Убийца еще не задержан, – тихо проговорила она, слегка отстраняясь, – так что будь осторожен.

Кристиан увидел в этом скорее проявление нежности, чем предлог, чтобы его отвергнуть. Значит, она все-таки о нем беспокоилась? И между ними не все еще потеряно?

Он кивнул, сделав вид, что расстроен ее сдержанностью. Она ушла, не сказав, что ему лучше заночевать в другом месте. Он принял это как еще один знак того, что у него осталась надежда.

Взвинченный до предела Люка подводил первые итоги поисковой операции:

– Остров насчитывает всего пятнадцать километров в длину и восемь в ширину, вас – пятьдесят человек. Вы прочесали Ланды во всех направлениях и до сих пор умудрились не найти Риана?

Сержант Леру сделал шаг вперед.

– Приезд Бреа привлек кучи любопытных, майор, это не облегчает нашу задачу.

– Ждете, когда вам поднесут его на золотом блюде? – прогремел Ферсен в ярости. – Обшарьте каждый дом, расспросите каждого жителя. Риан – такой же человек, как мы с вами. Он тоже должен питаться трижды в день, а значит, есть те, кто его видел или помогал ему запасаться провизией. Давайте пошевеливайтесь! Мне нужен результат!

Жандармы разошлись.

Тут он заметил Анник, наблюдавшую за ним молча, но с таким видом, будто ей хочется что-то сказать. И она не удержалась от замечания:

– Люди здесь ни при чем, если какой-то русский матрос не догадался вырезать аппендицит до того, как уйти в плавание на полгода! – Ферсен приготовился дать ей отповедь, но она добавила: – Только что позвонила Армель де Керсен. Она сообщила, что у них в замке происходит что-то странное.