Тогда Милик рассказал ему о месте, где Мари с детских лет залечивала душевные раны.

В самом дальнем конце заброшенной пристани Люка увидел миниатюрную фигурку. Мари сидела, повернувшись лицом к морю. Какое-то время он смотрел на нее, не обнаруживая своего присутствия, потом тихо подошел и сел рядом. Он не стал ее утешать, а после недолгого молчания заговорил о деле, сообщив, что у Переков не было накоплений, достаточных для строительства лабораторий.

– Страховки Эрве Легелека тоже не существовало.

Он так и не осмелился сказать, что Жанна солгала о выигрыше в лотерею. Но цель была достигнута: Мари оживилась.

– Переки, увы, больше ничего не смогут объяснить, а вот Ивонну придется допросить еще разок.

– Слушаюсь, шеф, – шутливо произнес Ферсен, поднося руку к воображаемому козырьку. Они поднялись и вместе пошли к машине. – Мари, я знаю о Кристиане и выражаю искреннее сочувствие.

На ее лице промелькнула улыбка.

– Как ты меня нашел?

– Отец сказал, где ты уединялась в детстве, когда бывала чем-то огорчена.

– Он правильно сделал.

Затаившись под лестницей, точно хищник, подстерегающий добычу, Ивонна с отвращением наблюдала за Пьерриком, который явно был чем-то взволнован. Тряся огромной головой, неловкими руками он вытащил из-под обшивки стоявшего в гостиной помпезного, отделанного мрамором камина маленькую металлическую шкатулку. Спрятав ее в тряпках, с которыми он не расставался, немой, урча от нетерпения, поднялся по лестнице, ведущей в спальни.

Словно паук, Ивонна неслышно выбралась из своего укрытия и, держась на расстоянии, пошла за ним.

Войдя в комнату Ронана, Пьеррик вывалил на его постель содержимое шкатулки – несколько банкнот и монеток, составлявших все его богатство. Прервав сборы – он складывал вещи в большую дорожную сумку, – юноша стал протестовать: он не примет от Пьеррика такой жертвы.

– Не беспокойся, все будет в порядке, на континенте у меня есть друзья.

Но Пьеррик, собрав деньги, сунул их в сумку, показывая жестами, что он качает ребенка. Тронутый заботой дядюшки, Ронан поцеловал немого.

– Спасибо, Пьеррик, ты очень добр. Обещаю: когда малыш родится, я сразу вышлю тебе фотографию.

Он прервался на полуслове, увидев, какой ужас отразился на лице Пьеррика, который тут же забился в угол. Обернувшись, Ронан встретился взглядом со своей свирепой бабушкой.

– Ты никуда не уедешь! И твой ублюдок никогда не родится, вбей это себе в башку!

– Мы с Жюльеттой любим друг друга и ждем ребенка! Он обязательно родится! Плевать нам на ваше мнение!

– Нет, это невозможно!

Встревоженная криками, на пороге появилась Гвенаэль.

– Что невозможно?

– В семье и так слишком много уродов, чтобы я согласилась еще на одного!

Наконец-то Ивонне удалось привлечь внимание аудитории.

Не боявшаяся ни Бога, ни черта Ивонна между тем старалась избегать взгляда дочери. Гвен поняла, что мать еще не выплеснула весь свой яд.

– Говори, почему ты это сказала?

– Я не хочу ничего знать! – воскликнул Ронан, хватаясь за сумку. – Плевал я на вашу ненависть к Керсенам. Жюльетта совсем другая…

– Жюльетта – твоя двоюродная сестра!

– Что?!

Гвен отказывалась понимать материнские слова, они были совершенной нелепицей. Ронан грубо схватил бабку за плечо:

– Намекаешь, что мать – сестра Пьера-Мари? А ты…

И он не мог выговорить то, что всем казалось невообразимым.

Ивонна резко отвела руку внука в сторону и приблизилась к Гвен.

– Артюс де Керсен – твой отец.

От такого удара Гвен пошатнулась.

Ивонна и Артюс – злейшие враги, которые когда-либо соседствовали в Ландах, – были любовниками? И она, Гвен, – плод их мерзкой связи? С самого рождения мать воспитывала ее в лютой ненависти к Керсенам. Легко ли ей было теперь осознать, что, оказывается, она принадлежала к стану врагов?

Подобно костяшкам домино, обрушивались на Гвен одно за другим последствия этого признания, возбуждая в ней изумление, отвращение и гнев.

Ронан, убитый новостью, приблизился к матери и встал рядом. Ивонна посмотрела на них, потом ее лицо исказила страдальческая гримаса, она отвернулась, пошла к выходу, но на пороге обернулась. Когда она обратилась к Гвен, в ее голосе чувствовалась огромная усталость.

– Не может быть и речи, чтобы кто-нибудь об этом узнал, равно как не может быть и речи, чтобы этот ребенок родился, – добавила она для Ронана.

Дверь за ней закрылась.

В душе Гвен долго бушевали и боролись самые разнообразные чувства, но победил гнев. Пи Эм, это дерьмо, – ее брат? Ивонна права: ребенок не должен появиться на свет, а сыну лучше держать язык за зубами.

Если Ронан еще был способен сопротивляться суровости матери, то сопротивляться ее мольбам он не мог. Гвен поняла, что нужно не противопоставлять себя сыну, а постараться убедить его, что она – союзник и понимает его романтическую натуру. Для достижения большего эффекта Гвен решила сыграть на своем ужасном самочувствии после признания матери. Сын встревожился не на шутку.

– Мама, посмотри на меня… да посмотри же!

Гвен бросилась в его объятия и разрыдалась.

– Как все это ужасно! Прежде всего, Ронан, необходимо спасти вашу любовь! Гнев Керсенов может быть страшен.

– Не волнуйся, мама, они ничего с нами не сделают! Мы уедем вдвоем, Жюльетта меня уже ждет.

– Пожалуйста, выслушай меня!

Использовав все средства – слезы, ласки, уговоры, Гвен стала внушать сыну, что побег явился бы непростительной ошибкой: Армель и Пи Эм обязательно их найдут и разлучат. Жюльетту ушлют на край света, заставят сделать аборт, и он больше никогда ее не увидит. Мужество влюбленных должно оказаться на высоте, они должны запастись терпением и пока отказаться от мысли иметь ребенка. Единственно разумный путь – дождаться совершеннолетия Жюльетты, когда они смогут распоряжаться собой и своей любовью. Тогда Керсены будут против них бессильны. Она же во всем их поддержит и сделает возможное и невозможное, чтобы Жюльетта как можно меньше страдала.

Скрепя сердце Ронан в конце концов убедил себя, что иного выхода не существовало.

Когда он подходил к разрушенному аббатству, ему навстречу выбежала счастливая, сияющая Жюльетта.

Испытывая нечеловеческие муки, Ронан отвел обнимавшие его руки и стал объяснять подруге, что пока им лучше избавиться от ребенка, прислушаться к голосу разума… С каждым произнесенным словом глаза Жюльетты все больше наливались слезами, болью, гневом.

– Разума? О чем ты говоришь? Нет, я не верю тебе! Не верю! Он забормотал какие-то оправдания, снова убеждая ее, что им следует на время отложить отъезд, запастись терпением… Жюльетта не дала ему закончить:

– Ненавижу! Ты мне противен! Никогда больше не хочу тебя видеть! Никогда!

Жюльетта ушла, а Ронан еще долго стоял, уронив руки, словно окаменев от горя.

Пока выбитая из колеи Гвен ждала возвращения сына, ее мать решительным шагом направлялась к замку. Ивонне предстоял разговор с Артюсом. Уж на этот раз он будет на ее стороне, дабы не допустить рождения у наследницы Керсенов отпрыска Ле Бианов.

Будто все произошло вчера, вспомнились ей пылающие гневом глаза Артюса, который приказал ей сделать аборт, узнав, что у нее будет от него ребенок. Во власти мрачных раздумий, Ивонна не заметила, что по ее пятам идет Пьеррик.

Внезапно путь ей преградила грузная фигура сына. Размахивая руками, он не давал ей пройти. Она шлепнула его ладонью, как обычно делала, когда он не слушался, но тот не двинулся с места. Губы Пьеррика кривились, с них слетали резкие, отрывистые звуки, которые невозможно было понять, но вдруг возникло слово, ясно различимое, чего с ним не случалось с самого детства.

– Ребенок. – Вслед за первым Пьеррик произнес еще несколько слов. Ивонна не верила своим ушам. – Ребенок… нельзя убить… ребенок.

Охваченная отвращением и бешенством, Ивонна ударила его в лицо так сильно, что немой покачнулся и упал навзничь. Ворочаясь на земле, как гигантский жук, он был не способен подняться, но продолжал говорить: