Если наш разговор переходит в допрос, то мне придется вызвать моего адвоката, господина Дантека.

Пока они шли к автомобилю, Люка искоса поглядывал на свою спутницу. Мари сердилась, и это очень ей шло: глаза потемнели, в уголках рта – презрительные складочки, подбородок приподнят. В гневе Мари нравилась Ферсену куда больше, чем в тревоге и тоске. Он первым сделал шаг к примирению.

– Да, насчет телефона вашего брата, я не успел сообщить, что экспертиза…

– Разве я требую у вас отчета?

«Хороша, но бретонка до мозга костей!» – подумал он.

Проглотив этот выпад, он сел за руль и больше не пытался заговорить, чему Мари была удивлена. Наконец, не выдержав, он наклонился в ее сторону:

– Сказать по правде, я плохо представляю Артюса де Керсена в роли отравителя, который потом оттаскивает труп на берег, а вот Никола и Шанталь, действуя вдвоем…

– Это лишь предположение, – холодно прервала она Ферсена. – Что толку пережевывать его как жвачку? Не лучше ли проверить, кто еще из местных принимал мезадрол? Все медицинские карточки находятся в кабинете Ива.

– Гениально! Скорее туда!

Они поехали в сторону лабораторий, как Ферсен и планировал еще с утра. Люка посмеивался: сделав небольшую уступку, он был вознагражден сторицей, Мари расслабилась, повеселела, и когда она снова тряхнула косой, он с наслаждением вдохнул аромат ее волос.

В лабораториях витал терпкий запах водорослей. Ферсен опустил рычаг переключателя. Свет ламп дрогнул, потом стабилизировался. Они обошли одно за другим абсолютно пустые помещения. На приоткрытой, с сорванными печатями, двери последней комнаты висела латунная табличка: «Доктор И. Перек». Люка ногой распахнул ее, и они вошли. В кабинете Ива все было перевернуто вверх дном, ящики старинного шкафа выдвинуты, на полу валялась куча медицинских карт.

– Кто-то побывал здесь до нас, – проворчал майор.

Мари огорченно вздохнула:

– Понадобится время, чтобы найти недостающие, я хочу сказать – украденные.

Люка отстегнул мобильник.

– Еще одно доказательство, что мы на верном пути… Морино? У меня найдется для вас работенка…

Ланды давно погрузились в сумерки, когда Мари вышла из здания жандармерии под предлогом, что желает немного размяться. Ей захотелось позвонить Кристиану. Образ жениха ее преследовал, Мари чувствовала себя виноватой и надеялась наладить с ним связь. Сообщение дежурной, что номер аннулирован, подействовало на нее отрезвляюще. Значит, Кристиан исполнил свою угрозу, сжег за собой все мосты. Мари не могла поверить, что это конец, будущего без него она не представляла. Неужели их любовь так внезапно оборвалась? Кроме сожаления в ней боролись оскорбленное самолюбие, гнев и страх одиночества. Неожиданно вернулось почти забытое, очень давнее воспоминание: она делает первые шаги, рука взрослого ее отпускает, у нее кружится голова – ведь дальше придется идти самой, – и ее охватывает одновременно и ужас, и восторг перед неведомым… Сейчас Мари переживала похожее чувство. Решив поскорее избавиться от этих мыслей, слишком тяжелых, слишком болезненных, она вернулась на рабочее место.

– Да, господин прокурор, потихоньку продвигаемся. – При виде Мари Люка многозначительно закатил глаза. – Нет, что вы, господин де Керсен ошибается, простой опрос свидетелей. Дело идет, но мы ведь на острове, почти на краю земли. Разумеется, это не может служить оправданием… Мое почтение, господин прокурор… Старый шакал не терял времени даром, – с досадой проговорил Ферсен.

Мари тоже выразила ему свою озабоченность вялым ходом расследования. Вокзалы, аэропорты, пункты уплаты дорожной пошлины на континенте были взяты под наблюдение, проверены приятели Никола и связи Шанталь, а результат нулевой – племянник и его подруга так и не нашлись.

– Не могут же они вечно питаться любовью, когда-нибудь им придется вылезти из норы, – предположил Люка.

– А что, если они не покидали остров?

– Жандармы обязательно бы их обнаружили.

Люка видел, что он не убедил Мари. Ее одолевали дурные предчувствия, когда она думала о Никола. Но делиться ими с Ферсеном не собиралась: они ничего не вызвали бы у него, кроме иронии.

Вдруг Мари и Люка застыли на месте. Снаружи кто-то пытался подцепить засов входной двери. Ферсен выхватил оружие и жестом велел Мари встать за ним, но та, не обращая внимания на приказ, тоже достала «парабеллум», и оба осторожно начали продвигаться к двери. Еще мгновение, и она распахнулась. На пороге выросла фигура Морино с толстой стопкой медицинских карт, которые он, увидев два направленных на него дула пистолетов, с испуганным возгласом уронил на пол. У Стефана было такое комичное выражение лица, что Мари расхохоталась, обидев его этим еще сильнее.

– Смешно? Я просто-напросто забыл ключ. – Он растерянно смотрел на валявшиеся разрозненные карты. – А ведь я разобрал их по алфавиту! – с трагической миной добавил он.

Убрав оружие, Люка наблюдал за Мари, помогавшей старшему сержанту собирать с пола рассыпанные карты.

– Я проделал сумасшедшую работу, – ныл Стефан, – и впустую: все до единой карты целы, а мезадрол никто, кроме Керсена, не принимал.

– Значит, либо визитер не нашел того, что искал, либо ему помешали, – заключил Ферсен.

Последней Морино подобрал старую тетрадь, которая раскрылась сама, и лицо его изменилось.

– Кажется, несколько страниц вырвано!

Взяв тетрадь, Мари ее перелистала.

– Записи старика Перека, и действительно… – Она обратила внимание Ферсена на место, где раскрылись страницы. – Стефан прав. Листы пожелтели от времени, но на сгибе, вот здесь, видно, что двух не хватает: бумага на месте разрыва светлее.

Люка внимательно осмотрел тетрадь.

– Отсутствующие страницы падают на тысяча девятьсот шестидесятый год, и речь идет об Ивонне Ле Биан. Придется навестить старушку на ночь глядя. А почему бы и нет? Не за куском же хлеба мы к ней явимся!

– Между прочим, к хлебу она когда-то имела самое прямое отношение, – сострил Морино.

Ферсен с жалостью взглянул на подчиненного:

– Сейчас умру от смеха. Почему вы не стали клоуном, Морино?

– Известно вам, который час?

Гвен приняла их более чем холодно и была на редкость краткой.

– Ивонна давно спит, и с вопросами лучше подождать до завтра! – Произнеся это, она захлопнула перед их носом дверь.

Проведя ладонями по лицу, не столько от усталости, сколько от отчаяния, Мари думала, что никогда еще Гвенаэль не смотрела на нее с такой ненавистью.

– Отвезти вас в отель? – тихо спросил Люка, догадавшись О состоянии своей спутницы. Но Мари покачала головой:

– Завтра похороны, и сегодняшнюю ночь я проведу с родителями.

В нем боролись два желания: настоять, чтобы Мари отдохнула после напряженного дня, и выразить восхищение ее мужеством. Вместо этого он вздохнул и молча направил машину в сторону порта.

Предстоящее печальное событие не сплотило Кермеров. Милик пошел к морю проверять верши, а Жанна пыталась урезонить охваченного паникой сына:

– Кроме нас двоих, никто про Мари ничего не знает…

– Виной всему – она! Ланды из-за нее стали добычей дьявола.

– Замолчи!

– Нужно отдать ему то, что он хочет, и все прекратится!

– Ни за что на свете я не принесу ее в жертву, слышишь?

– Предпочитаешь жертвовать сыновьями? Ты всегда любила ее больше, чем нас!

– Не смей, это ложь! Просто я старалась загладить зло, которое ей причинили!

Лойк откинулся на спинку стула.

– Тогда нам всем крышка…

Разве не понимала Жанна, что сын во многом прав? Но она уже давно жила двойной жизнью и редко бывала искренней. Долг свой она выполнит до конца, и никто не в силах ей помешать. Главное – справиться с тревогой, которая держала Жанну в железных тисках: она боялась, что провидение помешает ей совершить задуманное. Материнская рука легла на плечо Лойка.

– Уезжай, сынок, чем скорее, тем лучше. И Мари с собой возьми. Сделай это не столько для нее, сколько для себя и меня. Умоляю… – Жанна вздрогнула и замолчала. На пороге стояла Мари. Кто знает, сколько времени она их слушала?