Да, и такие тоже бывают. К сожалению даже, таких большинство. Таких вот, как эта густо накрашенная молодая мамаша. Грим, а иначе и не скажешь, у нее хватило времени нанести. А вот пеленку на массажный стол она забыла!

Люся работает молча, разговаривать с этой... нет никакого желания. Но тишина длится недолго - у мамы Тимофея звонит телефон. И, слушая разговор, Люся начинает постепенно закипать. Ну как можно в таких выражениях о собственном ребенке говорить?! Вот зарекалась неоднократно - "Не судите и не судимы будете". Но ведь ребенок не виноват, что он такой! Как же можно о ребенке так?! Он же понимает все, большой уже! Прекращает работу.

- Выйдите, пожалуйста.

- Что?! - ярко-красные накрашенные губы даже приоткрываются от удивления.

- Вы мешаете мне работать. Выйдите в коридор, поговорите по телефону, потом можете вернуться.

- Я перезвоню, - бросает женщина в трубку.

Дальше снова все происходит в молчании. Мать демонстративно бросает на Людмилу недовольные взгляды, Люся же сосредоточенно работает, иногда улыбаюсь своему пациенту.

- Считаете, что вы лучше всех? - неожиданно зло спрашивает женщина. - Думаете, это просто?!

- Я так не считаю, - отвечает Люся ровно.

- У вас есть свои дети?

- Не думаю, что вас это касается, - тон ее по-прежнему ровный, но день явно сегодня не задался. И насколько хватит ее терпения - неизвестно.

- Значит, нет, - злорадно кивает ее собеседница. - Так-то легко строить из себя святую! А вы попробуйте сама вот с таким вот! Каждый день! Сил моих никаких уже нет! С этим идиотом возиться.

Люся на секунду прикрывает глаза. Ей бы промолчать. Не научишь и не объяснишь. Да и кто она такая, чтобы объяснять? Ну что же у нее за характер такой, что она не может смолчать, когда надо?!

- Не надо... - она выдыхает, уговаривая себя не заводиться, - не надо перекладывать на других свои проблемы.

- Это вы о себе?! Какие это я свои проблемы на вас перекладываю?!

- Это я о вас и вашем ребенке. Это ваш ребенок. Вы его произвели на свет. Вы несете за него ответственность.

- А этот кобель, значит, не несет?! Бросил нас, как только узнал, что... - у женщины в голосе начинают звучать истерические интонации.

Сцепила зубы. Ну же, Люся, молчи! Тебе только истерики в кабинете не хватает. Знаешь ведь, бывает такое, у мамочек таких деток нервы тоже порядком расшатаны. Ну, промолчи...

- Вы - мать, - произносит она негромко. - Неужели это слово для вас ничего не значит?

Та неожиданно всхлипывает. Вот, Людмила, довыпендривалась.

- Извините, - произносит Люся совсем расстроено. - Я не хотела вас огорчать. Просто...

- Да и вы простите, - та вытирает потекшую тушь. - Звереешь от такой жизни... - еще раз всхлипывает. - И вот за что мне все это?!

Людмила молчит, продолжая работать. Вопрос риторический. Да и ответа она не знает.

_______________

- Девушка, мы полчаса укола ждем! У меня ребенок маленький, между прочим!

- Извините, - открывает ключом дверь процедурного кабинета. - Медсестра у нас на больничном.

- А вы кто?

- Массажист. Замещаю.

- А вы умеете?

- Умею, - добавляет про себя: "На свою голову". Ведь и правда умеет, и хорошо умеет. И в колледже учили, и мать - процедурная сестра, которая, кажется, могла с закрытыми глазами в любую вену попасть, постоянно заставляла практиковаться. Дома уколы бабушке всегда ставила только Люся. - Но если сомневаетесь, можете не ставить. Дело ваше.

- Нет уж, ставьте! Мы столько ждали! И вообще! Я пойду заведующей пожалуюсь.

- Жалуйтесь, - пожимает плечами Люся. - Заведующая в курсе, сама же мне совмещение оформляла. Вот вы что, думаете, мне это надо?! - у нее вдруг прорывается усталость и раздражение. - У меня массаж по минутам расписан, а я тут еще на уколы бегаю.

Извинений она не дождалась. Но хоть возмущаться перестали.

____________________

День как пошел кубарем с утра, так и продолжился. Клиенты капризничали, один сеанс отменили без предупреждения, она приехала, а в квартире никого. А в финале ее "Ниву" еще припер во дворе по адресу последнего на сегодня сеанса здоровенный джип. Она минут пять пинала колеса, слушая завывания сигнализации. Пока на этот вой не вышел, наконец-то, владелец - лысый "красавец" с таким пивным пузом, что было очевидно: щегольская кожаная куртка с меховым воротников носится нараспашку не от того, что ему жарко. Он поочередно одарил обеих девочек - сначала Людмилу, потом Мальвину, недовольным взглядом, что-то пробурчал под нос, но машину убрал. И на том спасибо. Сил на скандал уже не было.

Дома закрылась в своей комнате, видеть никого не хочется. Пустота внутри. Как будто выгорает что-то, и ощущение, что нет ее вовсе. Лишь пустая хрупкая оболочка. Которую чуть тронь сильнее - и все. На том и закончится Люся Пахомова. И не станет ее больше.

Стукнула дверь, скрипнул матрас. Но свет так и не зажегся. Тишину комнаты нарушил вздох.

- Люсенька, доченька... Доконает тебя эта работа...

Мама. Понятно, что переживает. Но сил нет даже на разговор. Да и обсуждали это много раз, и свое мнение Люда не поменяет. Не сможет.

- Мам... я просто устала. День тяжелый, у нас процедурная заболела, я замещаю. Вот и умоталась. Да еще на дороге тяжело - снег опять пошел, ехать сложно...

Мамина рука ложится ей на плечо.

- Людмила, ну мне-то не ври. Не с твоим отношением в таком месте работать. Девочка моя, ну ты же все слишком близко к сердцу принимаешь. Я не могу смотреть, как из-за чужих больных детей мой собственный ребенок приходит домой не живой, не мертвый!

Она даже не может придумать что-то приличное в свое оправдание. И поэтому говорит правду. Часть правды. То, что приходит первым в голову.

- Мам, ну это же должен кто-то делать.

- Но почему ты?!

- Потому что... - вздыхает она, поворачивает к матери лицом. В комнате темно, но это все равно неправильно - лежать спиной, когда с тобой разговаривают. - Ты же помнишь, что говорил Валентин Алексеевич?

- А к чему это ты Валентина вспомнила? - недоумевает мать.

Валентин Алексеевич Савченко был, если так можно сказать, учителем, наставником Люси. То, что он в свое время показал и объяснил ей, невозможно было недооценить. А еще он был старинным другом ее матери, однокашником. И ко всему прочему он был инвалид по зрению, а по-простому говоря - слеп. Ночной проход через заброшенный парк, удар по затылку - и вот такой печальный результат. Но именно слепота сделала Валентина Алексеевича уникальным специалистом, известным на весь город. Его руки в результате утраты зрения стали для него больше чем просто руками. И ими он творил настоящие чудеса. В силу понятных причин ни о какой частной практике не могло быть и речи, Валентин Алексеевич работал в дневном стационаре, в той же поликлинике, что и Люсина мама. Но к нему записывались за полгода вперед. Для него не было ничего невозможного. Именно он в свое время сказал Люсе то, о чем она сейчас собиралась напомнить матери.