4. РОЖДЕНИЕ СКАТА

Мой новый друг Бентос по складу характера оказался упрямым человеком. Он твердил, что лучше его в Гаване никто не умеет ставить заплатки на автомобильные камеры и поэтому-де, мол, ему нечего «учиться на инженера». Вместе с тем в быту, в повседневной жизни и особенно в море Бентос постоянно проявлял врожденную любознательность, и многие из его поступков красноречиво говорили о том, что ему не чуждо стремление познавать новое, ибо он все время «подглядывал» у жизни то, что ему было еще неизвестно. К тому же он был изрядный шутник.

Однажды, когда мы уже достаточно хорошо знали друг друга, я пригласил Бентоса в компании знакомого художника и его приятелей выйти с нами на моторном катере к рифам Арройо-Бермехо. Видимость в воде в то утро оказалась на редкость плохой, и охота, естественно, была мало удачной. Большинство охотников и хозяин катера, художник, собирались прежде времени возвратиться в Гавану.

Но вдруг оказалось, что пропал ключ от мотора катера. Все принялись искать ключ, и только Бентос ушел в воду. Поскольку после тщательного осмотра восемь пар глаз ключа на катере не обнаружили, было решено, что он в воде и унес его туда не кто иной, как Бентос. За ним поплыли сразу двое, и, когда мой друг поднялся на борт, его обыскали, точнее, проверили кармашек его плавок и заставили широко разинуть рот. Ключа и там не оказалось, но это не сняло с него подозрений, ибо все видели, как ему было не по душе «спозаранку» возвращаться домой, да еще со скудными трофеями, фактически с пустыми руками.

Хозяин катера не на шутку рассердился, подошел к Бентосу, который явно делал безразличный вид, положил ему на плечи руки и произнес:

— Если через минуту не скажешь, куда подевал ключ, клянусь Гойей[27], вытрясу из твоего тела все семь граммов витаминов.

Художник весил вдвое больше Бентоса, и характер у него был такой, что он мог вытрясти из человека все, что угодно, поэтому я поспешил на выручку другу и начал было заступаться за него, но Бентос, отсчитав пятьдесят девять секунд, спокойно сказал:

— Тоже мне охотники! День только с вами потерял напрасно. Возьмите свои хваленые мокроступы. — Он снял с ног мягкие французские ласты. — А ключ… он в желудке у одной рыбы. — И Бентос указал пальцем на нашу добычу, скудной горкой лежавшую на дне кокпита.

Хозяин катера побледнел.

— Какой рыбы? — прогремел он, сжимая кулаки. — Я сортировал ее и часть выбросил за борт.

Но Бентос, улыбаясь, выбрал самую крупную «черну», надрезал ей брюхо и извлек из желудка злополучный ключ. Отойдя со мной на корму, он с досадой произнес:

— Подумаешь, испугались! Будто нельзя провода замкнуть напрямую. Больше никогда не пойду с ними.

— А ты сам чего же струсил и отдал ключ? — спросил я.

— Да ведь без витаминов никак нельзя, — ответил он серьезно. — Если б он грозился душу вытрясти, пожалуйста, я не сказал бы ничего. — И, подумав, продолжил: — Душу у меня уже трясли и ничего не получилось, а вот витамины…

— Брось дурака валять. Ты что, в своем уме?

— Я серьезно. Ей-богу, сам читал. Человек без витаминов не может. Вот только откуда он знает, что у меня их семь граммов?

— Ученые установили, что в теле человека, который весит 75 килограммов, содержится воды — 47 килограммов, протеина — 13,5 килограмма, жира — 11,6 килограмма, минеральных веществ — 2,4 килограмма, углеводов — 470 граммов, а витаминов — 7 граммов.

Бентос, недоверчиво глядя мне в глаза, задумался.

— Во мне, наверное, шесть, — сказал он после некоторой паузы, с грустью глядя на весело пенившиеся за кормой белые буруны. — Вешу-то я шестьдесят пять килограммов.

— Ну, поздравляю. Ты делаешь успехи. Наконец сам начинаешь соображать.

— Что? Почему?

— От общения с такими, как художник. Раньше ты не знал про шесть граммов витаминов.

Бентос снова задумался, а через минуту решительно попросил:

— Скажи своему художнику — пусть подойдет к причалу Санта-Круса. Я знаю там хорошую бухту. Мы с тобой вдвоем поохотимся.

— А ты подумал, как мы потом станем добираться? До Гаваны сорок миль.

— Кто-нибудь подвезет. Еще интереснее. А с ними мне плохо.

— Напрасно.

— Ничего не напрасно. Он много знает, ну и что? Жизни он не понимает… Красиво только ругается. Так что? Не хочешь? А ведь я тебе друг…

Мы остались на пристани с ружьями и тяжелыми спортивными мешками. Нас сразу обступили мальчишки, наперебой предлагая показать место, где больше всего рыбы.

Бентос выбрал самого маленького, чтобы тот покараулил наши пожитки, пока мы будем плавать.

Всю дорогу к бухте Бентос молчал и, по мере того как мы приближались, ускорял шаг.

— Сегодня мы увидим такое, что еще никогда не снилось, чувствую, — сказал Бентос, когда мы входили в море.

Мне подумалось, что встретим акул. Интуиция Бентоса не подвела. Действительно, мы с ним оказались свидетелями редчайшего зрелища.

С трудом спустившись в воду — берег был весьма крутым и слагался из острых известковых отложений, — мы поплыли вдоль него. Чтобы достичь бухты, где нам предстояло охотиться, надо было вплавь обогнуть уходящий в море метров на двести скалистый мыс. За ним открылся, как мне показалось, удобный заливчик, но Бентос увлек меня дальше. За вторым мысом обнаружилась бухточка, глубоко вдающаяся в сушу.

Фиордовый берег бухты, отвесный клиф которого в отдельных местах достигал двадцати метров, был совершенно непригоден для выхода на него. С поверхности голубой воды было интересно рассматривать хмурые утесы, нависшие над нами. Я испытывал новое ощущение, словно бы находился в гигантской западне, выход из которой — открытое море.

В бухте вода была прозрачной, видимость почти максимальной, и я тут же залюбовался игрой двух крохотных неоновых бычков. У них нежно-кремовое брюшко, черная спинка, а по бокам две яркие голубые полоски. Бычки резвились, но вскоре в их движениях я обнаружил закономерность. Один все время пытался подскочить к самому носу другого, широко открывая при этом свой ротик. Другая рыбка, очевидно самочка, отскакивала в сторону. Он тут же повторял маневр, но после трех-четырех попыток отходил в сторону, явно надувшись. Тогда она подплывала к нему, останавливалась на некотором расстоянии и принимала позу, явно что-то говорившую на рыбьем языке. Бычок оживлялся и снова начинал весело подскакивать, она же с настойчивостью «недотроги» опять увиливала.

Явно рыбки вели между собой посредством движений и поз какой-то разговор, который мне не был понятен.

Раньше мне приходилось частенько наблюдать за странными позами, которые принимали иной раз рыбы. Легче других распознавались угрожающие и оборонительные позы — они весьма выразительны и человеку их нетрудно понять. Луцианы, например, наскакивая друг на друга, но не касаясь, приоткрывают рот, растопыривают жабры, надуваются, иногда становятся на голову. И непонятно, в ответ на какую из поз один из них вдруг молниеносно улепетывает восвояси. Морские окуни — те расходятся так важно, как иной тореро отходит от быка.

Известно, что рыбы имеют свой язык и ловко им пользуются. Я не раз видел, как мелкие рыбешки, до того спокойно плававшие рядом, стоило к их стайке приблизиться пришедшей издали, неожиданно исчезали. Оглядываясь, я никого опасного вокруг не обнаруживал и только через некоторое время появлялся хищник, чаще всего барракуда.

Сигналы у рыб подаются, очевидно, разными способами. Я уже говорил о позах. Бывает также, что рыбы трутся друг о друга и таким образом сообщают или получают нужную им информацию. Немалую роль играют и звуковые сигналы. Мне приходилось слышать под водой писк и стоны, уханье и шелест, треск и кудахтанье, птичий щебет и барабанный бой, удары разных тонов, цоканье и даже вой пожарной сирены. Так что выражение «в царстве безмолвия», «в мире тишины» и т. п. остаются теперь лишь на вооружении поэтов. Да и понятие «нем как рыба» устарело.