— Готово! Завтра утром эта новость появится на первой странице. Карл удивительный человек, ни в чем не знает меры. Ему бы не королем быть, а на морях неведомые острова искать или на скачках брать призы. Он же настоящий авантюрист! Но в обращении прост и скромен, спиртного в рот не берет. Встает в три часа утра, долго молится, а потом принимается за дела. Любит математику и другие точные науки, хорошо играет в шахматы. Вот только жаль, что забывает о том, что его подданные не шахматные фигуры и обладают человеческими слабостями… Эх, Джон, сколько интересного происходит в наши дни! Вот кончится война, брошу все эти рапорты и донесения и поселюсь в домике с садом, где-нибудь вблизи Лондона. Буду писать книги о приключениях моряков, веселых девиц и всех, кто умеет выживать в дальних морях и в кварталах Лондона… Что-то я размечтался! Покажи другие донесения.

Мистер Дефо склонился над бумагами. В одну на них чуть не уперся своим крючковатым носом.

— Какой мелкий почерк. О, русские вывели в Финский залив свой первый крупный корабль. На нем пятьдесят пушек. Строятся еще два таких же. Это уже представляет опасность.

— Почему? Россия далеко от Англии.

— Не забывай — у нас выгодная торговля на Балтике. Пока русские и шведы истощают друг друга в войне, никто из них не сможет диктовать нам свои условия. Мы же должны вести себя как хозяин игорного дома—быть учтивым со всеми, никому не верить и соблюдать только собственный интерес.

— Но Швеция беззащитна. Большая часть ее полков погибла в России. Северная война скоро кончится.

— Нет. Она должна продолжаться до тех пор, пока мы сражаемся с французами. Карла от окончательного разгрома спасают золото короля Людовика и Балтийское море. Молодой российский флот еще не может обеспечить десант в Швецию. Через финские болота и снега армия царя не сможет добраться до Стокгольма. Нам выгодно, чтобы как можно дольше продлился этот поединок медведя и акулы.

Глава 58

— Так и сказал — медведя и акулы? — собеседник пристально взглянул на Ивана. — Вот как они про нас рассуждают. Ладно, мы тоже не лыком шиты.

Сильными толстыми пальцами, какие бывают у мастеровых, работающих с деревом и железом, он набил трубку. Самую простую, матросскую, глиняную. Да и табак в ней —дешевая, крупно резанная смесь, что порой трещит как хворост в костре и всегда нестерпимо воняет.

— Угощайтесь, ваша милость, — Иван подлил гостю жиденького пива. — Вот салат картофельный. Селедочки отведайте — голландская, особого засола.

Сидели вдвоем в комнате, которую Иван снимал у пожилой вдовы, с мужем ее когда-то имел дела капитан Хинсток. За окном на причалах тишина. Не слышно скрипа кранов, стука грузовых телег, переклички торговцев и моряков. В это воскресное утро народ отдыхает. Поэтому и на столе самое скромное угощение, такое, чтобы можно было слегка подкрепиться перед тем как направиться в церковь или на прогулку в Гайд-парк. Чтобы очистить душу от греховной суеты, а потом вернуться к обеду с хорошим аппетитом.

Гость чуть курнос, лицо широкое русское, но в дальней родне не обошлось без татар. Одет просто, шляпа и куртка, как у исправного баса — мастера судостроительной верфи. А по говору настоящий московский приказный.

— Мне бы, милостивый государь, желательно получить работу где-нибудь на постройке кораблей. Цену ломить не стану, но могу плотничать, знаю кузнечное дело, чертежи читаю, случалось рассчитывать и судовые пропорции.

— Можно спросить у знакомых корабельщиков, — подумав ответил Иван. С этим новым человеком из России требовалось вести себя осторожно. — Время военное, опытные мастера нужны. Вот хотя бы в Дептфорде. Это недалеко от Лондона.

— Сами-то там бывали? Что это за верфь?

Без лишних слов Иван описал Дептфорд — доки и стапели на южном берегу Темзы, громадный прямоугольный бассейн, в который для ремонта и оснащения можно одновременно поставить десятка три кораблей, ряды береговых складов, набитых снастями, парусами и другим корабельным имуществом, чертежные и счетные палаты, казармы, госпиталь.

Довольная улыбка мелькнула на губах собеседника. Он поинтересовался и другими английскими верфями. Услышал краткие ответы и кое-что уточнил. Создалось впечатление, что о них он знает гораздо больше Ивана.

— Хороша у вас селедочка, милостивый государь. Удивительный вкус.

Небольшая бадейка с селедкой была недавно прислана из Голландии. В сопроводительном письме, после многословных приветов и пожеланий, дядюшка извинялся, что посылает столь обыкновенную рыбу. Обещал, что скоро племянник отведает настоящего осетра, такого, который украсит стол любого монарха. Просил по достоинству оценить редкое лакомство.

При первой встрече собеседник передал привет от общего знакомого из Копенгагена, правильно назвал нужное слово. А сейчас Иван старался по достоинству оценить этого осетра, что вел пустой разговор и что-то пытался выведать.

Это настораживало. На дне бадейки лежала и тонкая полоска бумаги. В ней Андрей Артамонович предупреждал о визите важного гостя. Называл его имя — Федор Салтыков.

Кое-что об этом человеке Иван слышал. Узнать подробности не составляло большого труда. Просто пришлось придумать вопрос и отправиться за справкой в соседнюю комнату. Там просмотреть кое-какие списки и другие бумаги, старательно собранные сотрудниками мистера Дефо.

…Салтыковы род древний, московским князьям служат сотни лет. При царе Алексее Михайловиче четверо Салтыковых были боярами, исполняли важные поручения. Покойный царевич Иван, брат нынешнего государя, женился на Прасковье Салтыковой. Теперь она и ее дочери, государевы племянницы, в большой чести, иностранные послы и негоцианты к ним внимательны.

Сейчас перед Иваном сидел человек, чей отец служил в Тобольске сибирским воеводой, а затем в Москве возглавлял Пушкарский приказ. Позднее стал правителем взятого у турок Азова. Сам Федор в 22 года пожалован в ближайшие стольники Кремлевского дворца. Но на этой службе оставался недолго и был отправлен в Голландию и Англию изучать корабельное строение и другие морские науки. Овладел голландским, английским и немецким, а через три года выдержал строжайший экзамен адмиральской комиссии во главе с Петром Алексеевичем. Получил звание капитана гвардейского Преображенского полка и был направлен на берега Ладоги. Там на реке Свирь начал строительство первых кораблей Балтийского флота.

— А что, много наших ребят обретается в Англии? — неожиданно спросил гость.

— Говорят, наберется около сотни.

— Ну и как они? Познают науки?

— Я с ними не общаюсь. Наблюдает за ребятами князь Львов, назначенный публичным комиссаром. Он никаких языков, кроме русского, не знает и везде ходит с переводчиком. Но старается изо всех сил. Зимой ребята учатся математике и навигации, а в летнее время уходят в плавание. Одно плохо, российская казна деньги на их содержание присылает не часто.

— Разве английская сторона ничего не платит?

— Наши ребята числятся волонтерами, и местные власти не заботятся об их содержании. Народ молодой, залезают в неоплатные долги и многие из них бедствуют. Прячутся от кредиторов, которые грозят им долговой тюрьмой. Иные с горя и тоски пьют запойно и буянят, а кое-кто не выдерживает, отступается от православной веры и присяги, нанимаются матросами на британские корабли.

— Ай-ай-ай! Это совсем плохо. Всеми делами волонтеров ведает Кабинет Его Царского Величества. Там и других дел хватает — налоги собирать, армию снабжать, губернаторские споры решать. Но главное, надо заботиться о семье государя, содержании дворцового хозяйства и прочем. Что же князь Львов за порядком не следит?

Иван промолчал. Мог бы рассказать о том, что довелось ему ознакомиться с письмами некоторых российских волонтеров, которые не получали жалования по два-три года. Молили они всесильного князя Меншикова о помощи. Писали, что находятся в «великой забедности» и «рабски слезно молят» заплатить их долги, а потом направить в российские порты. Они заверяли, что «готовы истинно служить и умереть на службе Государя». Читал и о том, что волонтер князь Сергей Щербатой оказался совсем наг и бос и от такой жизни сошел с ума. Теперь англичане собираются посадить его в «сумасбродный дом».