– Нет, это не так, дон Мигуэль Диас. Я никогда ни словом, ни взглядом не признавалась вам в любви. Вы были для меня просто искусным наездником и благородным кабальеро. Во всяком случае, так мне тогда казалось. Но кем вы стали теперь? Вы знаете, что о вас говорят здесь и на Рио-Гранде?

– Я не считаю нужным отвечать на клевету – исходит ли она от предателей-друзей или от лживых врагов. Я здесь для того, чтобы получать объяснения, а не давать их.

– От кого?

– От вас, прелестная донья Исидора.

– Вы слишком самоуверенны, дон Мигуэль Диас. Не забывайте, сеньор, с кем вы разговариваете! Вспомните, что я дочь...

– ...одного из самых гордых асиендадо в Тамаулипас и племянница не менее гордого плантатора в Техасе. Я обо всем этом подумал. Вспомнил также, что когда-то и я владел асиендой, а сейчас я – всего лишь охотник за лошадьми. Карамба! Это не беда! Вы не из тех женщин, которые могут презирать человека только из-за того, что он не богат. Бедный мустангер, по-видимому, может так же рассчитывать на вашу благосклонность, как и владелец сотни табунов. И у меня есть доказательство вашего великодушия.

– Какое доказательство? – быстро спросила девушка, в первый раз проявляя беспокойство.– Где это доказательство великодушия, которое вы так любезно мне приписываете?

– В этом очаровательном письме. Вот оно, у меня в руках, подписанное доньей Исидорой Коварубио де Лос-Льянос. Письмо, адресованное такому же бедному мустангеру, как и я. Вряд ли необходимо давать его вам в руки. Ведь вы можете узнать его и на расстоянии?

Она узнала письмо. Гневный взгляд, брошенный на Диаса, показал это.

– Как оно попало к вам? – спросила Исидора, не пытаясь скрыть своего негодования.

– Это неважно. Оно у меня, а я давно этого добивался. Не для того, чтобы узнать, что вы перестали интересоваться мною -для меня это было ясно и так, – но чтобы иметь доказательство, что вы увлечены другим. Оно говорит о том, что вы любите его, яснее не скажешь. Вы мечтаете посмотреть в его красивые глаза. Так знайте же, что вы никогда не увидите их!

– Что это значит, дон Мигуэль Диас?

Голос ее слегка дрогнул, словно она боялась услышать ответ. И неудивительно: выражение лица Эль-Койота внушало страх.

Заметив ее испуг, он сказал:

– Ваши опасения вполне справедливы. Если я потерял вас, донья Исидора, то никому другому вы тоже не будете принадлежать – так я решил.

– Не понимаю...

– Я уже сказал: никто другой не назовет вас своей, и, уж конечно, не Морис-мустангер.

– Вот как!

– Да! Именно так. Обещайте мне, что вы никогда больше не встретитесь с ним, или вы не уйдете с этого места!

– Вы шутите, дон Мигуэль!

– Нет, я говорю совершенно серьезно, донья Исидора.

Искренность этих слов не подлежала сомнению. Несмотря на трусость мексиканца, взгляд его выражал холодную и жестокую решимость, а рука уже взялась за рукоятку мачете.

Даже отважной Исидоре стало не по себе. Она видела, что ей грозит опасность, избежать которую нелегко. С самого начала эта встреча ее встревожила, но она надеялась, что появление Мориса прервет неприятный разговор и даст ему другое направление.

Молодая мексиканка жадно прислушивалась, не раздастся ли топот коня, и время от времени бросала взгляд на заросли в ту сторону, откуда она ждала этого звука.

Теперь эта надежда рухнула. Раз письмо оказалось в руках мексиканца, значит, оно не попало к тому, кому было адресовано.

Ждать помощи было бесполезно, и она подумала о бегстве.

Но это было сопряжено с трудностями и большой опасностью. Она могла бы повернуть лошадь и ускакать, но при этом рисковала получить пулю в спину, так как рукоятка револьвера была не дальше от руки Эль-Койота, чем рукоятка мачете.

Исидора вполне оценила всю опасность положения. Любая другая женщина на ее месте растерялась бы, но Исидора Коварубио даже и виду не показала, что угроза произвела на нее хоть какое-нибудь впечатление.

– Чепуха! – воскликнула она с хорошо разыгранным недоверием. – Вы шутите, сеньор. Вы хотите испугать меня. Ха-ха-ха! Но почему мне бояться вас? Я езжу на лошади не хуже вас. И лассо я бросаю так же легко и так же далеко, как и вы. Посмотрите, как ловко я умею с ним обращаться!

С улыбкой произнося эти слова, девушка сняла лассо с седельной луки и стала раскручивать его над головой, как бы демонстрируя свое искусство.

Диас и не догадывался, что у нее были совсем другие намерения. Он был озадачен поведением Исидоры и молча смотрел на нее.

Только когда мексиканец почувствовал, что петля лассо затягивается вокруг его локтей, он понял все, но защищаться было уже поздно. В следующее мгновение его руки были плотно прижаты к бокам и он уже не мог достать ни своего мачете, ни револьвера.

Он хотел было освободиться от петли, но, прежде чем успел схватиться за лассо, сильным толчком был сброшен с седла и без сознания растянулся на земле.

– Ну, дон Мигуэль Диас,– воскликнула Исидора, повернув лошадь, – не грозите мне больше! И не пытайтесь освободиться! Пошевелите только пальцем – и я поскачу вперед! Коварный злодей! Несмотря на твою трусость, ты хотел убить меня, я прочла это в твоих глазах. Но наши роли переменились, и теперь...

Не слыша ответа, она замолчала, все еще туго натягивая лассо и не спуская глаз с упавшего человека.

Эль-Койот неподвижно лежал на земле. Падение с лошади оглушило его – он не только не мог говорить, но и ничего не сознавал. Он казался мертвым.

– Святая Дева! Неужели я убила его! – воскликнула Исидора, осадив свою лошадь немного назад, но все еще не поворачивая ее и готовая в любую минуту пуститься вскачь.– Я не хотела этого, хотя имела на это полное право – ведь он же собирался убить меня... Умер ли он или притворяется, чтобы я подошла к нему? Пусть это решают другие. Я могу теперь смело ехать домой – он меня не догонит. Слуги из асиенды успеют развязать его. Всего хорошего, дон Мигуэль Диас!

С этими словами Исидора вытащила из-за корсажа небольшой кинжал, перерезала веревку около самой седельной луки и, по-видимому не чувствуя упреков совести, поскакала домой, так и не освободив лежащего на земле Диаса от лассо.

Глава XLIX. ЛАССО РАЗВЯЗАНО

Встревоженный орел с криком взвивается в небо. Испуганный гневными голосами, он покинул сук на старом тополе и летит на разведку.

Один взмах могучих крыльев – и он уже парит высоко в небе, зорко осматривая поляну и окружающие ее заросли. На поляне он видит распростертого на земле и, по-видимому, мертвого человека; рядом бегает конь и громко ржет. В зарослях он видит двух всадниц. Одна с непокрытой головой, с развевающимися по ветру волосами, сидя в седле по-мужски, галопом скачет от поляны. Другая всадница на пятнистой лошади сидит боком в дамском седле и направляется к поляне; на ней амазонка и шляпа; едет она более медленным аллюром, но вид у нее тоже взволнованный.

Вот что видит орел со своей высоты.

Обе всадницы нам знакомы. Та, которая скачет от поляны,-Исидора Коварубио де Лос-Льянос, а та, которая направляется к ней, – Луиза Пойндекстер.

Уже известно, почему первая из них покинула поляну. Остается объяснить, почему вторая едет туда.

*                       *                          *                          * 

После разговора с Зебом Стумпом молодая креолка вернулась к себе в комнату и, опустившись на колени перед статуей мадонны, начала молиться. Как все креолы, она была католичкой и твердо верила в заступничество святых. Странной и печальной была ее молитва: она просила Святую Деву за человека, которого считали убийцей ее брата.

Она ни минуты не сомневалась, что он невиновен в этом ужасном преступлении. Это было невероятно. Если бы у нее возникли хотя бы малейшие подозрения, ее сердце не выдержало бы такого испытания.