Его искаженное страхом лицо, конечно, привлекло бы внимание, если бы не общее смятение. Но все, не отрывая глаз, смотрели на всадника без головы, пока странный призрак не исчез. Когда же отряд двинулся вперед, отставной капитан держался в задних рядах, и никто не обращал на него внимания.

Спенглер был прав: то место, где таинственный всадник простоял некоторое время, лежало как раз на пути отряда.

Но там не оказалось никаких следов, словно это действительно был призрак.

Впрочем, объяснялось это очень просто. В том месте, где лошадь повернула,– и еще на много миль дальше,– поверхность земли была густо усыпана белой галькой. Охотники называли это место «меловой прерией». Кое-где камни были смещены и поцарапаны – по-видимому, подковой. Однако только глаз опытного следопыта мог различить эти следы.

Пропал и след, по которому они шли,– след подкованного мустанга; земля была сильно изрыта недавно побывавшим здесь диким табуном, и поэтому отыскать какой-то определенный след было невозможно.

Они могли бы отправиться дальше, в том направлении, куда поехал всадник без головы. Солнце, а позже вечерняя звезда указывали бы им путь. Но их интересовал всадник на подкованном мустанге, и полчаса гаснувшего дневного света были потеряны на тщетные поиски – след затерялся в меловой прерии.

Когда солнце село, Спенглер сказал, что больше ничего сделать нельзя.

Оставалось только вернуться к лесу и расположиться бивуаком на опушке.

Решено было возобновить поиски на рассвете. Однако этого сделать не удалось – во всяком случае, в намеченное время. Помешало неожиданное обстоятельство.

Не успели они разбить лагерь, как появился курьер с депешей для майора. Бумага была из штаба в Сан-Антонио-де-Бехар от командующего округом. Она была послана в форт, а оттуда привезена сюда.

Майор отдал приказ седлать коней, и, прежде чем успел высохнуть пот на усталых лошадях, драгуны уже снова сидели на них.

Депеша извещала о появлении команчей в окрестностях Сан-Антонио, в пятидесяти милях к востоку от Леоны.

Теперь это уже не было пустыми разговорами. Набег начался поджогами и убийствами.

Майор получил распоряжение, не теряя времени, собрать отряд и прислать его в Сан-Антонио. Этим и объяснялся поспешный отъезд драгун.

Конечно, поиски следов могли бы продолжать плантаторы, но дружба и даже родительская любовь склоняются перед необходимостью: они отправились, захватив с собой лишь ружья, и теперь голод гнал их домой.

Отказываться от поисков никто не собирался. Они должны были возобновиться, лишь только участники сменят лошадей и запасутся провизией, и продолжаться, как все заявили, «пока несчастный юноша не будет найден».

Несколько человек остались со Спенглером, чтобы пройти по следу американской лошади, который, по мнению следопыта, должен был привести назад к Леоне. Остальные отправились в форт вместе с драгунами.

Прежде чем распрощаться с Пойндекстером и его друзьями, майор рассказал им о печальных открытиях, сделанных Спенглером. Сам он больше не мог принимать участия в поисках и считал, что те, кто будет их продолжать, должны знать об этом важном обстоятельстве.

Ему было неприятно вызывать подозрения против молодого ирландца, к которому он питал симпатию, но долг был превыше всего. И, хотя майор не верил в виновность Мориса-мустангера -вернее, считал ее маловероятной, тем не менее он вынужден был признать, что против Мориса имеются серьезные улики.

Но плантатор и его друзья ни на минуту не усомнились в виновности мустангера. Теперь, когда стало очевидно, что индейцы здесь ни при чем, Морис Джеральд был во всеуслышание объявлен убийцей.

В том, что было совершено убийство, никто не сомневался. Рассказ Обердофера освещал начало трагедии. Лошадь Генри Пойндекстера с окровавленным седлом была свидетельством ее конца. Промежуточные звенья были без труда восстановлены отчасти на основании находок Спенглера, отчасти просто по догадкам.

Однако никто серьезно не задумался, что могло толкнуть мустангера на это преступление. Ссора с Колхауном казалась всем достаточной причиной. Очевидно, Джеральд перенес свою вражду к Колхауну на всю семью Пойндекстеров.

Это было нелогично, но люди, которые ищут преступника, редко рассуждают логично. Они думают только о том, чтобы наказать его.

С этой мыслью участники поисков расстались; они должны были снова встретиться на следующее утро и отправиться по следам и, живыми или мертвыми, найти двух пропавших людей.

*                       *                          *                          * 

Те, кто остался со Спенглером, расположились лагерем на полянке, выбранной майором.

Их было всего человек десять. В более сильном отряде теперь не было нужды. Команчей в этих местах больше уже не ждали. Не предвиделось и других опасностей. С тем, что им было поручено, справились бы двое или трое.

Некоторые остались из любопытства, другие – просто за компанию. Это были по большей части молодые сыновья плантаторов; официальным главой этого отряда был Колхаун, но подразумевалось, что руководить поисками будет следопыт Спенглер.

Расставшись с товарищами, они не легли спать, а расположились у ярко пылающего костра.

Еды и вина было вдоволь – драгуны, возвращавшиеся в форт, оставили им свои запасы и полные фляги.

Однако, несмотря на это и на веселое потрескивание огня, настоящего оживления не было.

У всех на душе были тяжесть, мешавшая им наслаждаться удовольствием, выше которого, вероятно, нет ничего на земле.

Что перед ним тихие радости домашнего очага! Временами в просторах прерии я и сам тосковал о них. Но теперь, оглядываясь назад и беспристрастно сравнивая то и другое, я не могу не воскликнуть: «Верните мне костер и моих товарищей-охотников, дайте мне еще раз посидеть с ними у потрескивающего огня – и я отдам вам все накопленное мною богатство и всю мою ненужную славу! Я буду счастлив отдать вам все это вместе с заботой и трудом, которые требуются, чтобы удержать их».

Мрачное настроение молодежи объяснить было легко: они все еще не могли оправиться от ужаса, который внушил им всадник без головы.

Они ломали себе голову, пробуя объяснить случившееся, иногда даже подсмеивались над таинственным призраком, но никак не могли освободиться от гнетущего чувства, и ни одна догадка их не удовлетворяла. И Спенглер и Колхаун разделяли общее настроение.

Последний, каталось, был мрачнее всех. Он сидел, нахмурившись, в тени деревьев, поодаль от костра, и, с тех пор как уехали драгуны, не проронил ни слова. По-видимому, ему не хотелось присоединяться к тем, кто грелся у пылающего огня; он предпочитал уединение, как будто опасаясь любопытных взглядов.

Взгляд его по-прежнему блуждал, а лицо сохраняло след пережитого ужаса.

– Послушайте, Каш Колхаун! – закричал ему один из молодых людей, уже сильно опьяневший. – Идите-ка сюда, старина, и выпейте с нами. Мы все сочувствуем вашему горю и поможем вашей семье отомстить убийце. Но не нужно так поддаваться печали! Идите сюда и хлебните виски. Это будет вам очень полезно, уверяю вас!

То ли Колхауну понравилась причина, которой объясняли его уединение, то ли ему на самом деле вдруг захотелось побыть в компании, но он принял приглашение и, подойдя к костру, сел рядом с остальными. Однако, прежде чем сесть, он выпил глоток из протянутой ему фляги.

С этой минуты он изменился, как по волшебству. Его мрачное настроение рассеялось, он стал так весел, что вызвал даже удивление у окружающих. Такое поведение казалось неуместным для человека, у которого лишь утром, как предполагали, был убит двоюродный брат.

Придя как гость, он скоро стал вести себя как хозяин. После того как все фляги были осушены, капитан стал разливать вино из своих, запас которых казался неистощимым. Из его вместительных седельных сумок появлялась фляга за флягой, оставленные его многочисленными друзьями, уехавшими с майором.