Пэйтон была довольна тем, что теперь смогла бы подтвердить, что да, способ действовал точно так, как предполагалось. Потому что она уже подняла обе руки и обвила ими шею Дрейка, страстно желая прижать его к себе, и не обращая никакого внимания на то, что позабытый ею фрак соскользнул на мраморный бортик фонтана, и один его рукав упал в воду. Запустив пальцы в прямые мягкие волосы Дрейка – тонкие, как у ребенка, с удивлением осознала Пэйтон, – она старалась притянуть его еще ближе. Почему-то она уже не сидела, а стояла на коленях на краю фонтана. Возможно потому, что его руки, оставив лицо, вместо этого охватили ее талию – пальцы, казалось, проникли сквозь тонкую ткань рубашки – и уже наполовину приподняли Пэйтон с ее места, когда он вдруг встал и притянул ее к себе.
Горячий отклик ее тела на первое соприкосновение белой крахмальной манишки с мягкой кружевной вставкой ее лифа оказался совершенно неожиданным – по крайней мере, для Пэйтон. А затем вдруг к ней прижалось нечто такое, что, если бы Пэйтон не ощущала исходящее от этой штуки тепло, то могла бы по ошибке принять ее за грот-мачту [18] фрегата, настолько она была прямая и совершенно неподатливая.
Так вот, значит, на что это похоже у Дрейка, подумала Пэйтон. Она не слишком удивилась, поскольку достаточно часто боролась со своими братьями, чтобы знать – мужчины на ощупь очень отличаются от женщин, и даже между собой они сильно различаются. Ни Росс, ни Рэли не были такими твердыми, как Дрейк. Хадсон, может, и был, но, к счастью, Хадсон никогда не прижимал ее так сильно, так что ей не с чем было сравнивать.
Одна рука Дрейка опустилась ниже и сжала ее ягодицы – весьма необычное ощущение, поскольку под ночной рубашкой на Пэйтон ничего не было. Она задохнулась, пораженная неожиданным теплом его рук… причем в том месте, которое никогда раньше не знало тепла человеческих прикосновений.
Но если Дрейк и услышал ее короткий резкий вздох, то ничем этого не выдал. Он оставил в покое ее губы и теперь целовал горло, там, где меньше чем полчаса назад так грубо сжимались его руки. Время от времени его рот опасно приближался туда, где был распахнут кружевной воротничок, который Пэйтон не удосужилась застегнуть. До этого она не поняла, откуда Дрейк узнал, что она замерзла, но в то мгновение, когда ее груди соприкоснулись с твердыми мускулами, скрывающимися под рубашкой Дрейка, догадалась: соски у нее отвердели так сильно, словно температура резко упала и установился арктический холод. Господи, как неловко!
Но Дрейк, кажется, ничего не имел против – возможно потому, что не она одна страдала от такого недуга. Рука на ягодицах Пэйтон напряглась, плотнее прижимая ее к брюкам, где что-то очень твердое и намного более крупное, чем можно было ожидать, нетерпеливо давило, стремясь вырваться на свободу.
Просто так много всего, что не верится, подумала Пэйтон. Одно дело – поцелуи Коннора Дрейка – сказочно, изумительно, но происходящее превосходило самые смелые ее ожидания. И все это для нее? Невозможно. Она – Пэйтон Диксон, помните? Та, на которую пятью минутами раньше Коннор Дрейк даже и не взглянул бы дважды, не то, что стал бы питать подобные чувства.
Пэйтон была так ошеломлена этим открытием, что ей показалось вполне естественным опустить руку и провести любопытствующими пальцами по загадочной штуковине. Требовалось непосредственно убедиться, что ей не пригрезилось то, что она ощущала. Она, конечно, ничего такого не имела в виду, но, оглядываясь назад, Пэйтон казалось, что она могла понять, почему Дрейк поступил так, как он поступил.
И все же это было несколько унизительно, когда он резко отпихнул ее, и попятился, словно она вдруг вспыхнула пламенем.
Глава 7
Лишившись поддержки, Пэйтон едва не свалилась в фонтан. И пытаясь удержать равновесие, сильно ударилась голенью о мраморный бортик.
– Ай, – зашипела она сквозь зубы, почувствовав, как шероховатая поверхность бортика поранила кожу.
Нога заболела по-настоящему, но еще больше страданий вызвала гримаса ужаса, застывшая на лице Дрейка, она почувствовала себя так, словно кто-то внезапно вылил на нее ведро ледяной воды. Он больше не стоял спиной к луне, и она прекрасно видела выражение его лица. Его грудь вздымалась и опадала так же резко, как и ее, но он был бледен. Бледен, как мрамор, на котором они сидели. И это кое о чем говорило, поскольку обычно кожа Дрейка была загорелой дочерна.
Приподняв поврежденную ногу, Пэйтон помассировала место ушиба, нерешительно поглядывая на Дрейка. Совершенно очевидно, что она совершила какую-то ошибку. Вероятно, юным леди не положено шарить пальцами по передней части брюк джентльменов.
Черт возьми, она ведь знала об этом! Но ведь и он лапал ее зад! Разве это обязательно? И вообще, не она придумала всю эту затею с поцелуями.
Затея с поцелуями. Почему, ох, ну почему же он прекратил ее целовать? Это был самый великолепный момент за всю ее жизнь, а она разрушила его, прикоснувшись к Дрейку. Да что с ней такое? Однажды Мэй Линг сказала, что некоторым женщинам так сильно нравится заниматься любовью, что они хватаются за любую возможность. У Пэйтон никогда не было причин подозревать, что она относится к этой категории женщин. Но, кажется, сейчас все стало совершенно ясно. И это единственное объяснение ее поступку.
Черт побери. Это на многое проливало свет.
Обратив внимание на то, что Дрейк все еще разглядывает ее с безопасного расстояния в шесть футов, Пэйтон состроила неженственную гримасу и заявила:
– Полагаю, ты чувствуешь себя обязанным доложить о случившемся Россу. Но я была бы весьма признательна, если бы это осталось между нами. Мне и так уже стыдно, не хотелось бы выслушивать от него лекции.
Дрейк по-прежнему таращился на нее. Его дыхание было немного тяжелее ее. Широкие плечи практически ходили ходуном.
– Пэйтон, – с трудом смог выдавить он, но она его тут же перебила.
– О, понимаю. Ты, скорее всего, считаешь, что мне нужны наставления и все такое, но уверяю тебя, такого больше никогда не повторится, – сказала Пэйтон, чувствуя, что боль в голени становится терпимей. Она опустила ногу и продолжила: – Откровенно говоря, ты виноват точно так же, как и я. Ты все это начал. Я не уверена, что Росс придет в восторг, узнав, что ты засовывал свой язык в рот его сестры.
Говоря это, Пэйтон понимала, что это блеф. Расскажи она братьям о том, что сделал Дрейк, и они либо откажутся ей верить, либо обвинят только ее, указав, что она заслужила это, раз ночью вылезла в одной ночной рубашке из окна.
Но Дрейку знать об этом совсем не обязательно.
– Да что это с тобой? – спросила она, подняв руку, чтобы коснуться губ, которые все еще покалывало от его сокрушительных поцелуев. – Может, ты забыл, что утром у тебя должна состояться свадьба?
– Я помню, – внезапно он отвернулся и пошел прочь.
На мгновение Пэйтон решила, что зашла слишком далеко, переусердствовав в попытке скрыть собственное смущение от случившегося и разочарование оттого, что все закончилось. Она опустила голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, которые она до сих пор ухитрялась сдерживать, изображая притворное возмущение. В это время Дрейк вернулся назад. Видимо, разволновавшись, он, как обычно, начал мерить шагами землю, а не сбежал, как она поначалу решила.
– Ты думаешь, я не знаю? – спросил он требовательным тоном, в котором сквозила ярость, испугавшая ее. Затем он поднял руку, запустил ее в свои длинные волосы и взъерошил их. – Думаешь, именно это то, что я… Прости меня, Пэйтон.
Это было не совсем то, что она ожидала услышать. Она ждала, что он закричит на нее. Ждала, что бросит ей в лицо обвинения. Она была готова к этому и заранее подобралась, готовясь к нападению.
Но он вернулся и попросил прощения. Не просто попросил, а взмолился тоном, наполненным таким отвращением к самому себе, с таким выражением лица… Господи, если бы она уже чуть не плакала до этого, то сейчас бы разрыдалась совершенно точно.