Подбоченившись, Джастин насупился и приготовился к худшему.

— Выкладывай, Мэнни. Кто и почему?

— Земная конфедерация предъявляет вам иск на свои законные пять процентов.

Все задумались над словами Мэнни, Джастин заметил, что все сидящие за столом закивали, как будто поняли, в чем суть, и даже, наверное, одобрили происходящее.

— Что значит «получить свои законные пять процентов»?

— Согласно статье четвертой Земной конституции, все граждане, рожденные или натурализованные в Земной конфедерации, не платят никаких налогов. При рождении пай каждого гражданина составляет сто тысяч акций. Пять тысяч получает Земная конфедерация. Государство ни при каких обстоятельствах не имеет права требовать больше акций или прибыли от большего количества акций, кроме того, государство не имеет права продавать эти акции кому бы то ни было или передавать прибыль от этих акций. — Видя, что его слова не вызвали никаких вопросов, Мэнни продолжал: — Джастин, вас воскресили в нашем обществе. Представители государства могут объявить, что вы воспользовались всеми преимуществами нашего строя… или, допустим, стандартными процедурами и методикой. Например, вы путешествуете в орбитолетах и флаерах. Кроме того, на первом судебном процессе вы прибегли к помощи государственного судопроизводства. Следовательно, они понесли некоторые убытки и вправе требовать их возмещения.

Джастин пытался сохранить хладнокровие, но только сейчас начал понимать то, что его спутники поняли несколько секунд назад.

Все вполне логично.

— Мэнни, — он сглотнул подступивший к горлу ком, — может ли государство выиграть дело? Могут ли меня заставить инкорпорироваться?

— Государству требуется только одно: доказать, что ему был причинен ущерб…

— Но… но… я ведь за все могу заплатить!

— За что заплатить, Джастин? — Мэнни намеренно отвечал жестко и сухо. — За транспорт? За парковку? За оборону? За освоение других планет? Хочешь сказать, что никогда не соберешься на Марс?

— Н-нет… — промямлил Джастин.

— Я еще не закончил, — перебил его Мэнни. — Тебе также придется доказать, почему в твоем случае государство или общество должны заинтересовать… необычные экспонаты твоей коллекции.

— А как же мой доход? — спросил Джастин.

Мэнни покосился на него:

— Ваш доход, мистер Корд, не перевешивает дохода государства. Впрочем, этот пункт я, наверное, мог бы оспорить.

В разговор вмешался Омад:

— Ты только не возражай, хотя тебе захочется… По-моему, государство право!

— Может, объяснишься? — Джастин повернулся к Омаду.

Тот самодовольно ухмыльнулся:

— Джастин, ты мне нравишься. Откровенно говоря, ты один из немногих людей, кого я от всей души уважаю. Так что, надеюсь, ты не станешь возражать, если я скажу: окажи нам любезность, вырасти скорее. — Все зашикали, но Омад только отмахнулся. — Нет, пусть все выслушает! — Омад многозначительно посмотрел на друга. — Когда ты пошел против GCI, я тебя поддержал. Давно пора немножко встряхнуть этих гадов. Когда ты разорвал цепи на Марди-Гра, я подумал: «Надо же, свобода! Задай им жару!» И вот что получилось. Ты целыми днями торчишь в своей башне из слоновой кости, а если куда и выходишь, то попадаешь в другую такую же башню — или перемещаешься орбитолетами. Пойми меня правильно. Башни из слоновой кости — круто, как ты выражаешься. Но я еще люблю и шататься по барам, по ломбардам, якшаюсь с «мелкотой»… Хочешь узнать мое мнение? «Мелкота» боится. Боятся все, кроме горлопанов, которые вопят «Один свободный человек» и призывают покончить с инкорпорацией. Таких оголтелых я и сам побаиваюсь. Несколько дней назад подхожу я к одному и спрашиваю: «А ты не боишься психоревизии? Зачем распускаешь язык на публике?» А он посмотрел мне прямо в глаза и говорит: «Слушайте, мистер, мы тут все подвергаемся психоревизии — с самого рождения. Ну, устроят мне еще одну, что с того?» — Омад недоверчиво покачал головой и повторил: — «Ну, устроят мне еще одну, что с того?» — Он продолжал: — Джастин, тот псих аляскинский совсем не боялся психоревизии, и я уверен, что он такой не один. Вот что я тебе скажу, друг мой! Вожаком у них Шон Дугл, но ты — их бог. Инкорпорируйся, Джастин. Покончи с этим.

— Ясно. — Джастин недоверчиво посмотрел на друга. — Какой-то псих превратил меня в икону, и поэтому мне нужно добровольно отказаться от части самого себя?! Омад, а что дальше? Через месяц появится еще один сумасшедший и так далее… Неужели не понимаешь, речь идет о моей свободе! В сущности, ты мне советуешь ради общего блага продаться в рабство. Ответь-ка ты мне вот на какой вопрос! — Глаза у него полыхнули гневом. — Почему я должен вливаться в общество, которое требует моего закабаления?

Омад покачал головой и подбросил в руке своего цифродруга.

— Джастин, по-моему, ты совсем съехал с катушек, но ты мой друг. Надеюсь, ты и меня еще считаешь своим другом. Не забывай об этом. Я провожу друга до ворот ада и, если потребуется, потащусь туда следом за ним. Только не жди, что я вначале не объясню другу, что он — полный идиот!

Джастин чуть опустил плечи:

— Омад, ты по-прежнему мой друг. Просто я немного устал, вот и все.

— Джастин! — взмолилась Элинор. — Ну почему вы не можете принять их предложение? В конце концов, о чем они просят? Думаю, все мы согласны, что процесс не имеет никакого отношения к деньгам. На самом деле они хотят, чтобы вы присоединились к нам. Неужели мы в самом деле настолько вам противны?

Джастин оглядел всех присутствующих. Мош явно гордился женой и соглашался с ней. Омад пил пиво и делал вид, будто ему все равно, а доктор Джиллет из осторожности сохранял нейтралитет. Мэнни… ну, Мэнни, как обычно, пребывал в своем замкнутом мирке.

— Нет, Элинор, — решительно ответил Джастин, — я не могу. Мэнни, мы будем драться.

Гектор Самбьянко был очень занят. И дело было не только в том, что он тайно руководил процессом против Джастина Корда. Став главой отдела спецопераций, он одновременно вел целый ряд проектов, важных для благополучия корпорации. Кроме того, Гектор понял: GCI так разрослась и так вросла во все сферы повседневной жизни Солнечной системы, что интересы человечества и интересы GCI стали неразрывны. Для того чтобы GCI была здорова и развивалась дальше, необходимо было сохранять и здоровье социально-экономического каркаса. Впервые в жизни Гектор трудился не только во имя собственного, но и во имя общего блага. Прежде Гектор Самбьянко почти никогда не действовал в интересах других. Он жил и работал в основном ради себя самого. Но сейчас от его действий и решений зависела судьба огромного числа людей. Невежд всегда следует вести, а его поставили вожаком. Больше всего его удивило то, что он сразу почувствовал себя на своем месте. Впрочем, свое положение он рассматривал лишь как побочное преимущество. Он по-прежнему больше всего на свете мечтал получить голову Джастина.

Его изумляло, сколько решений он должен был принимать чуть ли не поминутно. Отдел спецопераций собирал разведывательные данные, занимался военизированными формированиями, обеспечивал корпоративную и личную охрану — наряду с морем других дел. Если сравнить GCI с американским правительством докорпоративного периода, то отдел спецопераций выполнял функции ФБР, ЦРУ, АНБ и секретной службы, вместе взятых. С ответственностью такого уровня многие просто не справлялись. Гектор же, наоборот, сам стремился к ответственности. Как будто раньше он был акулой, жившей в мелком, солоноватом пруду, и вдруг его выпустили в открытое море. Первую пару недель он знакомился с основными проектами GCI. На первых порах приходилось руководствоваться своим чутьем. Ему предстояло решать, кому можно доверять, а кому нет, какой проект поддержать, закрыть или отложить на неопределенный срок. И все же Гектор освоился в огромном корпоративном море гораздо быстрее, чем мог бы себе представить он сам или кто-то другой. Каждую свободную минуту Гектор читал, наводил справки, беседовал со служащими, проводил проверки или инспекции. Он быстро познакомился со всеми подчиненными. Откровенно говоря, за несколько десятков лет Гектор Самбьянко стал первым вице-президентом GCI, полностью соответствующим занимаемой должности. И дело тут было не столько в способностях его предшественников, сколько в природе корпоративной политики.