— На самом деле от старого замка осталось гораздо больше, — заверила его Хезер, — просто оно теперь вроде как всё внутри.

— Я должен это увидеть, — заявил Роберт.

Хезер подумала, что лазить по замку с братьями наверняка было очень весело, и поняла, что завидует Роберту. Ей часто приходило в голову, что будь у неё брат или сестра, она не чувствовала бы себя здесь такой одинокой. Но потом она вспомнила, что братья Роберта уже триста лет как умерли. Да и сам замок с тех пор сильно изменился. Хезер поняла, что больше не завидует Роберту. Пока она над этим размышляла, Роберт ускорил шаг, оставив её позади, и когда Хезер очнулась, его неестественно яркая фигура была уже на приличном расстоянии. Ближе к замку толпа туристов сгущалась, и Хезер увидела, как Роберт врезается в одних и отталкивает других. До неё стали доноситься возмущённые возгласы «Эй, стой!» и «Кого это ты толкаешь?!», что, похоже, заставило Роберта очнуться. Он остановился и стал ждать Хезер. Когда она его, наконец, догнала, Роберт выглядел в высшей степени надменным.

— Твой отец держит здесь довольно большой двор, — заметил он. — Кто дал ему разрешение иметь так много слуг?

— Это не слуги. Это туристы, — сказала Хезер.

Она повела Роберта через лабиринт из живой изгороди, стараясь втолковать ему, что Каслмейн теперь принадлежит Британскому Фонду, а значит любой желающий, заплатив, может осматривать замок и его окрестности. Роберт шёл рядом, время от времени кивая, хмурясь и сощуривая глаза. Хезер видела, что он изо всех сил старается вести себя по-деловому, однако её не оставляло подозрение, что он никогда в жизни не занимался ничем подобным.

— И всё-таки я не понимаю, как замок может существовать без владельца, — сказал Роберт.

Как нарочно в этот момент в лабиринт хлынула толпа школьников. Они бегали между кустов, кричали, смеялись и ели мороженое. У них ещё не начались каникулы, поэтому дети были в синих школьных пиджаках и в сопровождении учительницы, кричавшей громче всех.

— Вы должны ходить — не бегать! Разбейтесь на пары! — надрывалась учительница. Она явно была из тех преподавателей, которых никто никогда не слушает. Дети продолжали орать, носиться по лабиринту и вокруг прудика в его центре, так что Хезер и Роберту пришлось отступить к высокой изгороди в самом конце.

— Тихо! — завопила учительница, и когда это не произвело никакого эффекта, провыла: — Немедленно подойдите и сложите все обёртки от мороженого в эту урну!

Дети тут же отреагировали тем, что побросали обёртки там, где стояли. Разноцветные бумажки усеяли дорожки, цветочные клумбы и ветки изгороди. Прудик в центре тоже оказался погребён под слоем плавающих обёрток с изображением лимонно-зелёных, малиново-красных и шоколадно-коричневых лиц с надписью «Мистер Лолли».

— Немедленно подберите обёртки! — заорала учительница. Но её, похоже, опять никто не услышал.

Роберт смотрел на происходящее, широко раскрыв глаза.

— Они что, из школы для глухих? — спросил он Хезер.

— Нет, просто у них учительница мямля, — ответила Хезер.

— Ты хочешь сказать, она недостаточно часто их порет? — снова спросил Роберт.

И только Хезер собралась объяснить, что современные учителя обычно никого не порют, как Роберт заявил:

— В таком случае мне надо преподать урок и ей, и её ученикам.

Он вытянул руку и слегка качнул кистью. Хезер услышала, как мимо неё прошелестела привычная реальность, будто кто-то рядом оторвал полоску мокрой бумаги. От этого звука у неё заложило уши, и она тяжело сглотнула. Лимонно-зелёная обёртка в пруду начала расти. Она стремительно увеличивалась, поглощая остальные бумажки и расползаясь всё шире и шире, словно лист гигантской кувшинки. Не успел никто и глазом моргнуть, как она уже накрыла собой весь пруд и теперь лежала поверх него, сворачивая и разворачивая края. На лимонно-зелёной поверхности проступило свирепое лицо. Оно оскалило свой чудовищный шоколадно-коричневый рот с малиново-красными зубами, и голос откуда-то из его глубин проревел:

— А НУ ТИХО! ЖИВО ПОДОБРАЛИ ВСЕ ОБЁРТКИ!

Учительница завопила и бросилась бежать, а дети замерли на месте, в нерешительности глядя на гигантское лицо.

— Это такой спецэффект, — сказал один из них. — Не обращайте внимания.

Роберт ухмыльнулся и чуть двинул мизинцем и большим пальцем.

— ДА НЕУЖЕЛИ? — проревел лимонно-зелёный мистер Лолли и поднялся из пруда, сделавшись ещё огромнее. Его рваные мокрые руки из зелёной бумаги хищно потянулись к детям, стоявшим поблизости. Большинство испуганно попятились, но один или два только презрительно рассмеялись, не двигаясь с места.

— Да пни ты его по зубам, — крикнул один мальчик. — Это всего лишь бумага!

Роберт Толлер насупился и обиженно выпятил губу. Его большой палец дёрнулся два раза, резко. Вся бумага, покрывавшая дорожки, изгородь и клумбы взлетела в воздух и собралась в два огромных шуршащих кома. Мгновением позже через подстриженные кусты на мальчика двинулись малиновый и шоколадный мистер Лолли. Их огромные лица были перекошены от ненависти. Хезер не удивилась, когда мальчик развернулся и бросился наутёк. И как только он побежал, все остальные, перепугавшись, дружно кинулись следом. Не разбирая дороги, прямо через кусты изгороди и по клумбам, толкаясь и пихаясь, только бы спастись от трёх зловещих гигантских фигур, топающих за ними. Роберт опустил руку, провожая взглядом малинового, зелёного и коричневого великанов.

— Вот так, — произнёс он с удовлетворением. — Теперь они будут преследовать их до самых границ моего поместья. И горе тому ребёнку, которого они настигнут.

Хезер и сама не раз мечтала о чём-то подобном для тех детей, которые разбрасывают бумажки по всему Каслмейну, но, тем не менее, у неё вырвалось:

— Сделай так, чтобы никого из них не поймали, пожалуйста!

Роберт рассмеялся.

— Какое же у тебя мягкое сердце! — сказал он. — Ладно, так и быть. За ними будут гнаться, но в самый последний момент у них получится ускользнуть. Пусть это станет для них уроком — я не потерплю мусора в моём парке. Каслмейн не ярмарочная площадь и не рынок. Это мой дом.

Хезер видела, что Роберт всё ещё не понимает. Она снова попыталась втолковать ему, что последний из Франсеев оставил Каслмейн Британскому Фонду в практически разрушенном состоянии, и после того как Фонд его восстановил, Каслмейн превратился в туристическую достопримечательность, а папа Хезер теперь отвечает за его сохранность. Но Роберт только развернулся и повёл её дальше.

— Да, да, я понимаю, что твой отец кто-то вроде сенешаля или управляющего в моей семье, — сказал он, — но я думаю, он должен найти другой способ набить свой кошелёк. Не подобает, чтобы весь этот сброд разгуливал по нашим землям и совал нос в наши покои.

— Да не его это кошелёк — деньги идут на содержание поместья! — воскликнула Хезер, теряя терпение. У неё было такое чувство, будто она объясняет это маленькому ребёнку, который нарочно прикидывается дурачком.

— Неужели ты не понимаешь, что Каслмейну каждый год требуются тысячи фунтов на ремонт, перекрытие крыш и тому подобное? Я слышала, как мама с папой делают подсчёты. А деньги на всё это они получают от людей, которые приходят посмотреть на замок. Туристы им просто необходимы!

Роберт сердито щёлкнул пальцами.

— Больше нет, — отрезал он. — Отведи меня к своему отцу, и я велю ему найти деньги другим способом.

— Что? Ты имеешь в виду своё сокровище? — воскликнула Хезер.

Роберт снова искоса на неё глянул.

— И далось же тебе это сокровище, — заметил он. — Нет, я должен поговорить с твоим отцом. А тем временем все эти люди должны разойтись по своим домам.

— Но… — начала было Хезер и остановилась, тяжело сглотнув, потому что привычная реальность вдруг пошла волнами, поднимаясь и опускаясь. Дорожка под её ногами скользнула сначала в одну сторону, потом в другую, хотя Хезер знала, что на самом деле та не двигается. Цветы и подстриженные кусты задрожали, будто по ним прошла рябь, и Хезер пожалела о том, что съела так много клубники. Когда всё выровнялось, она увидела, как люди вокруг начинают разворачиваются и идти к парковке. Мимо неё прошла супружеская пара с четырьмя маленькими детьми, и Хезер услышала, как отец семейства сказал: