— Он мертв?

— Не знаю.

— В таком случае назовите его! Если он жив, мы разыщем его и вернем ему авторство.

— А что в таком случае останется мне?

— Пакет акций, ценность которого будет непрестанно расти.

— Но я получил эти акции как первооткрыватель уранового месторождения!

— Ничего подобного. Вы получили их как посредник, в виде комиссионных. Единственное, чего вы лишитесь, это директорского места.

— Черт с ним, с директорством, лишь бы акции сохранили свою ценность! Я согласен, Хеллс…

— Имя, фамилия автора?

В эту решительную минуту Брокара вдруг охватило сомнение. Все, чего он достиг за последние месяцы, — нежданный поворот в его судьбе, удивительный скачок из грязного парижского закутка в лучшую гостиницу Вашингтона, с хромоногого стула в директорское кресло компании «Ураниум-Буала», богатство, о каком он не смел и мечтать, — все это принесла ему магическая рукопись Анри Картье. И вот он сам, по собственной воле, должен отречься теперь от нее, лишить себя единственной возможности разговаривать с этими людьми, как равный с равными.

— Я жду, Брокар!

Однако Брокар медлил. Конечно, у него нет иного выхода, как назвать это имя, которое он считал навсегда похороненным в глубине своей памяти. Но сто́ит лишь произнести это имя вслух, как сказка вмиг расколдуется.

— Не забывайте, Брокар, что любое жизненное положение можно истолковать по-разному, — услышал он словно издалека недобрый, звучавший угрозой голос Хеллса. — В данный момент мы считаем вас посредником между бесхозяйной рукописью и Атомным Бизнесом. Но если вы вынудите нас к тому, мы сочтем ваши махинации с рукописью простым мошенничеством. Тогда вам придется вернуть ваши акции, как полученные обманным путем, и отведать тюремной похлебки. И уж тут вам не поможет никакой депутат… К слову, вы не забываете извещать вашего таинственного парижского корреспондента, что пока не нуждаетесь в защите этого депутата? А то подымется такая кутерьма…

— Можете не беспокоиться об этом. — Брокар снова помолчал, оттягивая роковую минуту. — Кстати, я не уверен, что автор рукописи жив…

— Вы что же, вонзили ему нож в грудь, когда крали у него рукопись?

— Не говорите глупостей! — рассердился Брокар. — В отличие от некоторых других людей и учреждений я не способен убить даже муху…

— Почему же в таком случае не быть этому человеку в живых?

— Около полугода назад он ушел из дому, обещав через час вернуться, и с той поры бесследно исчез.

— Имя, фамилия?

— Черт с вами, получайте! Геолог Анри Батист Картье, Париж, улица Компьен, семнадцать.

— Имена родных, проживавших с ним по этому адресу?

— Сын Робер, семнадцати лет, сестра Мари, сорока четырех лет.

— Он что, вдовец?

— Вдовец.

— Из красных? Коммунист?

— Знаю только, что он был на подозрении у полиции, за ним велась слежка.

— Если он жив, мы его заполучим. Готовьтесь к отъезду, Брокар. Завтра вы полетите в Париж и с нашей помощью возьметесь за поиски Анри Батиста Картье. Прежде всего отправитесь к нему на квартиру…

— Вы что, смеетесь надо мной? Я обманом выманил у его сына рукопись, а теперь…

— Вот именно! А теперь в качестве раскаявшегося грешника возвратите ее обратно.

— А если сам Картье уже вернулся домой?

— Это было бы лучше всего, это сразу избавит нас от всяких хлопот. Трогательная сцена: благородный мошенник является к своей жертве, чтобы исправить содеянное зло!

— Я представляю себе эту сцену иначе: жертва вызывает по телефону полицию…

— Ладно, я сегодня же запрошу Париж, возвратился ли Картье домой. Во всяком случае, это дело надо провернуть возможно быстрее. Вы будете искать Картье, так сказать, по семейной линии, а мы — по официальной, через французскую разведку. В помощь вам мы дадим Стампа, он полетит в Париж вместе с вами…

— Стамп? — нахмурился Брокар. — Я бы предпочел обойтись без этого зловещего типа.

— Этот зловещий тип нажмет в Париже на рычаги, которые для вас недоступны. Затем в случае удачи он препроводит вашего Картье в Буала и останется там на должности помощника управляющего рудниками. Он знает Африку, умеет управляться с черными…

— Ладно, пусть будет Стамп… Кстати, Хеллс, вы не знаете причину самоубийства его племянницы?

— Не имею понятия.

— Жаль ее, она была славной девушкой, к тому же прехорошенькой. Знаете, Хеллс, Стамп удивил меня. Я не ожидал, что он способен к такой глубокой привязанности. Он чуть не бился головой о стену, моя Энн просидела над ним целую ночь, как нянька!

— Он уже утешился. У подобных людей личное горе трансформируется обычно в еще большую злобу против всего человечества. Во всяком случае, он летит завтра с вами в Париж.

— Вы что же, договорились с ним до моего прихода? Значит, вы были уверены, что я открою автора рукописи?

— Разумеется, у вас же не было другого выхода. — Хеллс поднялся и протянул Брокару руку. — Желаю вам удачи, Брокар!..

В тот же день, к вечеру, Брокар узнал от Хеллса, что Анри Картье продолжает числиться в полицейских списках Парижа пропавшим без вести и что на Компьен, 17 по-прежнему проживают его сестра Мари Картье и сын Робер. А наутро лайнер прямого сообщения вылетел из Вашингтона в Париж, неся на своих могучих крыльях двух посланцев секретного учреждения: убийцу и мошенника.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1. КАЮЩИЙСЯ ГРЕШНИК

Из опасения обратить на себя внимание полиции Брокар по возвращении в Париж поселился у Стампа. Он решил не возвращаться на свою старую квартиру, пока не будут благополучно завершены мирные переговоры с семейством Картье.

В первый же день Брокар отправился к Жанне Бове, у нее хранился оригинал рукописи.

— О мосье Эмиль!.. — в страдальческом восторге воскликнула Жанна, открыв дверь своему другу, как бы сошедшему со страниц американского журнала мод.

— Здравствуй, Жаннетта, здравствуй…

Брокар был явно смущен бурным проявлением ее радости. Едва ли не впервые он ощутил, что Жанна — единственный на свете человек, с которым ему не нужно никакой настороженности, оглядки, расчета. Ей-богу, после общения со всеми этими Стампами и Хеллсами возле Жаннеты можно отдохнуть душой.

А Жанна закрыла ладонью глаза, и между ее тонких, бледных пальцев проступила влага.

— У тебя, что, глаза на мокром месте?.. — с грубоватой ласковостью сказал Брокар и тронул ее за плечо. — Давай сюда стамеску и молоток, мне надо вскрыть тайник и забрать рукопись. Ну, возьми же себя в руки, Жаннетта!

— Да, да, простите меня, мосье Эмиль…

Брокар уже не верил более ни во всемогущество депутата Кулона, ни в то, что помощь этого краснобая когда-нибудь ему пригодится. Все же на всякий случай он вписал в заветный документ краткую историю своих похождений за пять месяцев пребывания в Вашингтоне, упомянул и о своих подозрениях, связанных с гибелью Крайтонов.

— Наше условие остается в силе, Жаннетта, — сказал он перед уходом. — Если я в течение месяца не дам о себе знать, отнесешь это письмо к депутату Кулону.

— Как, вы опять уезжаете, мосье Эмиль?

— Не знаю, пока ничего не знаю!

— Когда же вы вернетесь в Париж совсем… как раньше?

— Говорю же тебе, пока ничего не знаю!..

Легкая жизнь в Вашингтоне избаловала, изнежила Брокара, и его пугала предстоящая встреча с Робером, необходимость вести с ним — а то и с людьми более искушенными — сложную и небезопасную игру. Но что было делать? Ведь решался вопрос о всей его дальнейшей судьбе: останется ли он среди людей, живущих на всем готовом, не ведающих ни нужды, ни докучных забот о хлебе насущном, или снова будет брошен на дно Парижа, откуда выбрался лишь по воле случая. После долгого размышления Брокар отверг всякие хитрые подходы к Роберу и остановился на самом простом: разыграть из себя кающегося грешника. Если не сам Робер, то уж тетя Мари наверняка клюнет на эту приманку.