БУДУЩЕЕ ДЭВИДА БОУИ
Режиссерская деятельность в области кино кажется самым естественным шагом в дальнейшем развитии Боуи. Свою режиссерскую деятельность на сцене он рассматривает как попытку ввести в музыку кино, что само по себе является новшеством. У него складывается мнение, что ему еще не удавалось поработать так эффективно, как ему хотелось бы. Для Боуи одна лишь музыка не дает достаточно возможностей проявить себя. Его замечание в разговоре с Камероном Кроу о том, что он не музыкант, является свидетельством того, как чувствует себя Боуи в новой роли. Во всяком случае, можно быть уверенным, что если Боуи когда-нибудь поставит фильм, этот фильм не будет похож ни на какой другой, вероятнее всего, он соединит в себе визуальную и музыкальную части. Сейчас он высмеивает себя и свое прошлое, но это скорее всего можно назвать артистической дистанцией. Б интервью Плэйбою он сказал: "В начале моего пути мне удалось пробиться лишь благодаря притворству. Сейчас я считаю себя ответственным за свою новую школу притворства". И это в какой-то степени правда. За Боуи последовали Элис Купер, Дженезис, Тьюбс - все они смешивали рок и театр, но в исполнении Боуи это выглядело более, чем органично. Зто выглядело по-новому, и это требовало высокого искусства. Оценка, которую дает он себе, не выдерживает критики, но она немного и опережает время.
"Мой пластичный рок-н-ролл был пластичнее, чем когда-либо было. В то время это как раз и требовалось. Да и сейчас требуется. Большинство людей все еще хотят, чтобы их кумиры и идолы казались пустыми, как дешевые игрушки. Почему тинэйджеры таковы, какие есть? Они бегают, как муравьи, жуют резинку и подбирают стиль одежды для каждого дня - а на большую глубину не хотят погружаться". (Сентябрь 1976).
Собственно, он не эксплуатировал свой статус звезды рока. Но одновременно он говорит именно о звезде рока, как о явлении, и предлагает всем людям познать определенную часть рока именно как явление. Становится ясным, почему Боуи уважает Синатру, Керуака, Ферлингетти, Джеймса Дина, Пенни Брюса Энди Уорхолла - все эти люди ушли от традиций и в своей жизни остались чрезвычайно сильными и влиятельными личностями. То же самое и с Боуи. Чего же достигнет Боуи в своих фильмах, ритм-энд-блюзе и режиссуре? Об этом можно только гадать, он сам этого не знает:
"Для меня имеет значение только то, чем я занимаюсь в данный момент, л не могу запомнить всего того, что говорю. Весь смьсл для меня заключается в том, чтобы стать личностью. Я не имею ни малейшего представления, где я буду через год, стану ли я умалишенным, сторонником движения "цветов", диктатором, а может быть, каким-нибудь священником. Я не знаю, именно это и спасает меня от скуки". (Плэйбой, сентябрь 1976).
То же самое спасает от скуки и публику - его постоянные перемены и эксперименты. У него всегда было прекрасно развито чувство того, что важно для публики в области развлечения и что люди хотели бы увидеть. В интервью журналу Роллинг Стоун 12 февраля 1976 Боуи сказал:
"Мне интересно, смогут ли люди угнаться за мной по мере того, как я становлюсь все более разносторонним, более экстремальным и радикальным. А вообще-то мне на это наплевать".
ЕГО МУЗЫКА
Артистическое мастерство Боуи превосходит его музыка. Он наиболее разносторонний музыкант рока сегодняшнего дня. Он способен легко переключаться с кантри-мелодий в "Космическом чудаке" на самые утонченные рок-мелодии, например, "Взлет и падение Зигги Стардаста" или же диско-мотивы в "Молодых американцах". Его диск "От станции к станции", представляющий собой сочетание "пластиковой души" и электронных экспериментов, опять-таки является новым изгибом его мысли.
Поначалу музыку Боуи не признавали, он просто опередил свое время. И только после 3-4 дисков, "Ханки Дори" и "Зигги Стардаста" публика догнала Боуи и наградила его славой, которой он заслуживал уже несколько лет. Его первый диск "Космический чудак" впервые был выпущен фирмой Меркури под названием "Человек слов, человек музыки". Этот диск обладает исключительным лиризмом, мягкостью звучания, это глубоко "личностный" диск, трогательный, грустный и прекрасный. Титульная песня диска заняла первое место в списке "лучших песен" сразу после выхода в 1969, а после второго тиража в 1975 вновь стала первой. В этом диске Боуи впервые использовал космическую тему в качестве метафоры. Он был первым из звезд рока, выразившим в музыке изменения нашего мира с момента начала освоения космоса. Он также был первым, кто понял, что наше поколение воспринимает космос не только в буквальном смысле, но и как символ. "Космический чудак" открывает нам мысли и чувства космонавта, майора Тома. Мы слышим отсчет времени и команды с наземных станций управления полетом. Мы также слышим мысли майора Тома во время его космического путешествия, когда он покидает свою капсулу и погибает, возможно, в результате самоубийства. Такая прочная популярность "Космического чудака" - результат сложной красоты этой песни. Майор Том вводит нас в мир научной фантастики, однако его путешествие является метафорой нашего собственного безумия. Боуи умудряется также упомянуть о смертельной опасности славы:
Станция управления запрашивает майора Тома:
"Вы теперь стали героем, газетчики хотят знать,
Рубашки какой фирмы вы носите?
Теперь наступило время покинуть капсулу, если
Вы не обидитесь".
Превосходно звучат последние слова Тома, показывая, что и смерть имеет свою привлекательность:
Планета Земля - голубая,
И я ничего не могу поделать.
Многие песни этого диска такие же трогательные и запоминающиеся, как и "Космический чудак". Вот две прекрасные вещи о любви - "Джанин" и "Письмо Гермион". В последней Боуи открыто говорит о своей любви и нежности:
Я думаю только о тебе и ни о ком другом.
Чтобы прервать эту боль,
Я разрываю свою душу.
И мы вместе с тобой поплачем в темноте.
Гермион уходит к другому, и его мучает то, что он видит их вместе. И он ждет, что Гермион хотя бы по ошибке назовет его имя. В другой песне о любви "Джанин" Боуи также говорит о своей любви, но одновременно критикует ее. Он говорит, что его любовь очень ревнива, ее нужно сдерживать. Он называет ее "спокойным ручьем", в котором тонут его мысли. Пытается объяснить, почему он хочет держать ее на расстоянии:
Джанин, Джанин, ты хочешь узнать меня
Ближе, но в голове моей такие мысли,
Которых я сам стыжусь.
Даже в песнях о любви Боуи постоянно пытается провести основную тему его творчества - внутренние мучения, внутреннее безумие, безумие всех нас. Он заявляет, что он не тот, каким кажется.
Джанин, Джанин, ты хотела бы разрушить стены
Моего мира, но если ты поднимешь на меня
Топор, ты убьешь другого человека, а вовсе не
Меня.
Так кто же такой Боуи? Он постоянно ускользает от нас, он неопределенная сумма своих отображений, созданного им Я, и даже больше того. "Сигнет Комити", композиция на диске "Космический чудак" - это странная, сумасшедшая песня о божестве, которое сошло с ума: "Мы можем освободить тебя, можем заставить тебя поверить". Боуи говорит о том, что в этом ужасном мире нельзя терять надежды: "Мне хочется верить, что все залито светом". Смысл этой песни ведет нас вперед, к ландшафтам "Человека, который продал мир" и "Бриллиантовым псам". Из диска "Космический чудак" мы приведем еще две песни, достойные упоминания. Вообще, эта ранняя пластинка Боуи, недооцененная поначалу, очень сложна по замыслу и раскрывает ту ранимость, которую утратили последующие работы Боуи, но также и некоторые темы, более полно развитые им впоследствии.
"Я хороший человек и Бог это знает" - песня социального протеста. В ней рассказывается о старухе, укравшей банку тушенки. Старуха усыпляет свою совесть, говоря, что "Бог сегодня смотрит в другую сторону" и простит ее. Но когда ее поймали, она говорит: "Значит, Бог сегодня смотрел в мою сторону". Песня стоит упоминания потому, что в ней есть социальная совесть и рассказ, подобный истории о майоре Томе. Даже в самых ранних работах Боуи есть мысли, предопределившие его дальнейшую деятельность, например, "Зигги Стардаста". Вот песня "Память о свободном фестивале" - похоронка на поколение Вудстока. В ней рассказывается о рок-фестивале, дело происходит в конце лета, это символ того, как красота Вудстока стала паранойей и смертельным падением Альтамонта. Описывая блаженство сцен раннего хиппизма, Боуи говорит: