«Лайза в шоке. Ее приятель модельер Хальстон умирает от СПИДа».

Хальстона так расстроила эта утечка информации, что он тотчас, будучи уже прикованным к коляске, покинул отель и переехал к сестре в Санта-Розу. Вскоре он снова попал в больницу, в Пресвитерианский медицинский центр. Вот как описывает это Стивен Гейнз в своей книге «Просто Хальстон. Нерассказанная история»: «Он всегда был одет в шелковую пижаму, знаменитый ярко­красный халат, и несколько раз в день ему застилали свежие, только что отглаженные льняные простыни. Палата, в которой он лежал, была довольно симпатичная, здесь имелся небольшой диванчик и огромное окно с видом на залив и мост «Золотые Ворота» вдали, и на каждом столике неизменно стояли глиняные горшки с белыми орхидеями». Вскоре его состояние ухудшилось, и когда наступил конец, то это воспринималось как избавление. Он покинул этот мир во сне 26 марта 1990 года в возрасте 57 лет, был оплакан семьей и близкими друзьями, в том числе и Лайзой Миннелли.

Из всех тех, кому он помогал и кто причислял себя к его друзьям, лишь Лайза присутствовала на скромной заупокойной службе, состоявшейся в Пресвитерианской церкви Голгофы, что на Филморстрит в Сан-Франциско. Десятью днями позже Лайза организовала памятный молебен в нью-йоркском Линкольновском Центре. Один из знакомых так подвел итог ее отношений с Хальстоном: «Ее преданность Хальстону – самое прекрасное, о чем мне доводилось слышать. Она всегда была его преданным другом, и когда практически все отвернулись от него, Лайза осталась верна».

В числе тех, кто счел свое присутствие на похоронах необязательным, был и давнишний возлюбленный Хальстона, его приятель Виктор Хьюго. За два месяца до кончины Хальстона Виктор подписал обязательство, что не станет опротестовывать завещание, продавать историю их многолетних, длиною в 17 лет, отношений, давать интервью или каким-то другим образом ставить близких Хальстона в неловкое положение. В обмен на это обещание ему причиталось наследство, выражаемое шестизначной суммой. Разумеется, Виктор быстро промотал деньги, нарушил контракт и предал своего бывшего возлюбленного.

Лайза позже вспоминала: «Последний раз я видела Хальстона примерно за неделю до Дня Благодарения». Тогда он заранее отмечал с ней праздник у себя дома в Нью-Йорке, чтобы по-настоящему отпраздновать День Благодарения в кругу семьи в Санта-Розе. «Я тогда говорила, – продолжает Лайза, – что и это нелегко, и это нелегко, и все вокруг нелегко».

Хальстон же отвечал, что прожил замечательную жизнь, в которой были и успех, и друзья, и все то, что только можно себе пожелать. Он пристыдил Лайзу, сказав, что она просто не понимает, как ей повезло. Когда обед подошел к концу, они обнялись, пожелали друг другу доброй ночи, и Хальстон пообещал, что вернется к ней на Рождество или на Новый Год.

Больше она его не увидела.

Какими бы обидными не были дневники Уорхола, в них дано правдивое описание образа жизни, типичного для Лайзы и ее окружения в конце 70-х и большей части 80-х годов. Из этих дневников со всей очевидностью явствовало, почему Питер Аллен разошелся с Лайзой; они проливали свет на то, каковы должны были быть ее устремления, чтобы вращаться в том обществе, в каком она вращалась.

Лондонская газета «Экономист» от 29 июня 1989 года так описывала процесс создания и масштаб дневников: «Уорхол начал надиктовывать свои дневники в конце 70-х годов главным образом для того, чтобы вести учет расходам и не запутаться с налогами. Он продолжал их до самой смерти в 1987 году. Помимо расходов на такси и краски, в них содержится описание увлекшего его безумного водоворота мира искусства, развлечений, политики, моды и высшего общества. Все это служит лишь фоном для его подлинного интереса: грязное белье кумиров публики».

Стоит ли после этого удивляться, что такие персонажи, как Лайза, то и дело появляются на его страницах. Стиль Уорхола можно охарактеризовать так: «сука во время течки»; складывается впечатление, будто он поставил себе целью отомстить Лайзе, Бьянке, Хальстону, Кэпоту, Рубеллу и всем остальным. По содержанию эти дневники сравнимы с «Услышанными Молитвами» Трумена Кэпота, в которых также содержится много нелестных характеристик.

Вот что мы читаем в «Экономисте»: «Уорхол, наверняка, понимал, что никогда не был полноправным членом того общества, в котором он вращался на Манхэттене. Ему не хватало лоска, внешних данных. И это желание взять всех на крючок, особенно если учесть, что большая часть их магии достигалась при помощи зеркал, должно быть, неотступно преследовало его, и он не устоял. Тем самым мертвый Уорхол вдребезги разбил тех самых идолов, которых живой Уорхол создавал».

Может показаться странным, что Уорхол, всей душой ненавидевший всякое притворство и лицемерие, долгие годы провел среди презираемых им людей. Жажда наживы, одолевавшая его, застилала ему глаза и не могла не сказаться на его взглядах и оценках. Уорхол признавался в своих дневниках, что ему не хотелось бы поливать грязью Хальстона, потому что Уорхолу и режиссеру Полу Мориссону в Хемптоне принадлежал дом, который снимал у них Хальстон, и поэтому автору дневников было как-то неудобно обижать жильца, от которого получал 40 тысяч в месяц. Как-то раз кто­то другой предложил ему 70 тысяч, но Уорхол отказался, потому что Хальстон обставил дом и поддерживал его в идеальном порядке.

Хальстон в свое время позволял Лайзе пользоваться этим домом в качестве места встреч с ее многочисленными любовниками, но в конечном счете Марку каким-то образом это стало известно. В отместку Марк, со своей стороны, предпринял попытку поссорить Лайзу с Хальстоном. Он сумел­таки убедить ее, что не следует появляться на церемонии вручения «Оскаров» в платье от Хальстона, а в узком мирке высокой моды это было подобно плевку в лицо мэтру. На какое-то время это действительно вызвало охлаждение в отношениях Лайзы и Хальстона.

Уорхол в своих дневниках дотошно фиксировал, как все свое внимание Хальстон временно переключил на Бьянку Джаггер. Вот, например, эпизод от 3 января 1978 года:

«Был у Хальстона. Хальстон и Бьянка на кухне что-то готовили вместе, и он тогда сказал, что в нем столько энергии, что он не прочь пойти потанцевать. Он вывалил на меня кучу сплетен – например, сказал мне, что накануне вечером в дверь позвонили. И кто бы это был? – Ну конечно же, Лайза Миннелли собственной персоной. Ее жизнь сейчас – сплошные неприятности. На днях идет она по улице со своим мужем, Джеком Хейли, и случайно им повстречался Мартин Скорсезе, с которым у нее сейчас роман, и Марти посреди улицы накинулся на нее с обвинениями, что у нее роман с Михаилом Барышниковым. Марти так и сказал: «Как она только может!» И все это на глазах у мужа, который стоит рядом! Хальстон сказал, что все это истинная правда, и еще что Джек любит Лайзу, но по-настоящему ему нравятся крупные, фигуристые блондинки. Так что, когда накануне в дверь позвонили, там оказалась Лайза в надвинутой на глаза шляпе, чтобы ее никто не узнал. И вот что она сказала Хальстону: «Дай мне всю наркоту, что у тебя найдется». И тогда он дал ей кокаина, несколько палочек марихуаны, таблетку валиума, четыре таблетки еще какой-то ерунды, и все это в небольшой коробочке. После этого на пороге возникает другая фигура в белой шляпе – и целует Хальстона. Это был Марти Скорсезе собственной персоной. Все это время он прятался за углом».

Недели через три-четыре Уорхол был с Бьянкой на одной вечеринке в знаменитой «Дакоте» – доме, где проживало немало знаменитостей, в том числе Джон Леннон с Йоко Оно. Когда они с Энди ушли, Бьянке вздумалось по дороге заглянуть к Хальстону, чтобы там что-то забрать. Вот что пишет Уорхол дальше:

«Когда мы добрались туда, там под дверью стоял один смазливый парень в меховой шубе, а когда вошли в квартиру, то застали там Лайзу Миннелли. Она разговаривала с Хальстоном. Она спрашивала у него, нельзя ли ей и Барышникову – это он, оказывается, ждал за дверью – воспользоваться на какое-то время его квартирой. Как я полагаю, эта сцена не предназначалась для наших глаз. И до чего интересно, черт возьми, наблюдать, как две знаменитости прямо на ваших глазах вот-вот собираются заняться этим делом».