— Нужно драться. Соорудим у реки вагенбург, и пусть попробуют нас взять!
Вагенбургом называлось сооружение из повозок, за которыми укрывались обороняющиеся. Внутрь образованного из повозок и грузов кольца загоняли лошадей.
— Может, выждать? Авось, обойдется! — раздумывал Ларионов.
— А если не обойдется? Уж если мы их увидели, то обнаружат и они нас.
Обстановка складывалась явно не в пользу казаков. Разве могли долго противостоять полторы тысячи людей полчищу ожесточенного неприятеля?
— Согласен, — не стал возражать Ларионов. — Поднимай, Платов, всех и сооружай вагенбург. Да чтоб не очень шумели. А я займусь охранением: пикеты вышлю вперед да в цепь казаков расположу.
До ближайшей станицы, где имелся русский гарнизон, сорок верст. Туда собирались добраться к вечеру. Следовательно, весь день там не всполошатся, будут спокойно их ждать.
— Хорошо б, если Бухвостов выслал навстречу нам партию, — высказался Ларионов. Бухвостов командовал гусарским полком.
— Самим надо посылать верховых.
— Так-то так, но тут столько неприятеля, что и Бухвостов не поможет.
— Может, еще кто с ним подойдет, — не сдавался Матвей.
В противоположность Ларионову он оставался спокойным. Мозг работал четко, ясно, быстро, словно и опасности никакой не было.
Пока они обсуждали план действия, ночь пошла на убыль, на востоке забрезжила заря.
Сооружение вагенбурга на лугу, неподалеку от речки, шло полным ходом. Казалось бы, ничего сложного в том деле не было, но неопытные ездовые, напуганные близкой опасностью, суетились, шумели, внося бестолковость. Матвей тоже кричал, матерился, огрел кого-то плетью.
— Ты что ж, не видишь, как ставишь телегу? Задом наперед! Жить хочешь, так думай головой, а не задницей!
— Так ить, где турок-то?
— Разворачивай немедля, дурья башка!
После немалых усилий вагенбург, наконец, соорудили. Ларионов выслал вперед пикеты, а за ними, поближе к вагенбургу, расположил казаков с мушкетами. И конные сотни укрыл для атаки в лощинах. Сам выехал на возвышенность с тремя казаками.
— Скачите по этой дороге, а собьетесь — держитесь на полуденное солнышко, — напутствовал он их. — В той стороне станица. Доскачете, передайте главному, что так, мол, и так: с турками сам Давлет-Гирей и силы их большие. Немедля нужна помощь, иначе не сдюжим…
Трое верховых миновали ближний увал, скрылись за ним, а когда стали подниматься к гребню дальней возвышенности, перед ними выросли неприятельские всадники. Они разом бросились на казаков. А потом из-за гребня показалось столько верховых, что Ларионов понял, что пленный турок нисколько не преувеличивал. С досады до крови куснул губу. Теперь на скорую помощь рассчитывать не приходилось.
Выставленные пикеты турки сняли. Залегшие с мушкетами казаки открыли по неприятелю огонь. Поближе подкатили и единственную пушку.
Поняв, что на их стороне численное превосходство, турки бросились вперед. И если б не казачьи сотни, ударившие в дротики, — так называли конную атаку с применением длинных пик, — мушкетчикам бы не сдобровать. Из-за гряды, справа и слева, выкатились новые не сотни, а тысячи всадников, которые обходили их, намереваясь взять в кольцо.
Платов не выдержал, прискакал в арьергардную сотню.
— Отходи помаленьку! Отходи! — командовал он. Осыпаемые стрелами, казаки медленно отходили, прикрывая сосредоточение всех остальных в вагенбурге. Оттуда уже захлопали мушкеты, и неприятельские всадники отпрянули. Матчей в числе последних проскочил через проход. Стоявшие наготове казаки закатили в проход две повозки. Турки обложили казаков с трех сторон. Лишь с четвертой, где в тылу обороняющихся протекала речка Калалах, всадников не было видно. Казаки занимали высокий, круто обрывавшийся к реке берег, и неприятелю невыгодно было вести атаку со стороны реки. Платов понял, что скоро неприятельские отряды появятся и за речкой. Тогда уж лагерь окажется в полном окружении. «Нужно попытаться еще раз пробиться к своим», — не выходила из головы мысль.
Он лежал, укрывшись за сброшенными с телег мешками с провиантом, какими-то кулями и тюками. Над головой со зловещим свистом то и дело пролетали стрелы. Одна вонзилась в ящик рядом с ним. Тонкая, с перьями на конце, она трепетно задрожала: ее наконечник почти весь вошел в доску.
«Попадет такая в грудь — и пробьет насквозь», — подумал Платов. И еще пришла мысль обучить обращению с луком казаков полка. Кто знает, что придется испытать в бою: может, возникнет надобность воспользоваться этим оружием.
Несколько раз неприятельским всадникам удавалось приблизиться почти вплотную к повозкам, но огонь из мушкетов и пушки заставлял их отходить.
«А посылать за подмогой надо… — назойливо сверлила мысль. — И сделать это следует быстрей, пока не обложили и со стороны речки».
Прибежал Ларионов. Он казался растерянным.
— Ты глянь, Матвей, их сколько! Ведь не сдюжим.
— Ты что это, Степан? Уж не сдаваться ли собрался?
— Да разве справишься? Они же как саранча.
— И саранчу бьют… Послать надобно за помощью. Нужны охотники. Дело рискованное.
— Дозвольте мне, Матвей Иванович, — подал голос хорунжий Авдотьев. Он все время находился рядом с Платовым.
— Фрол? — удивленно взглянул на него Ларионов. — Пробьешься ли?
— Попытаюсь. Двум смертям не бывать, одной не миновать.
— Одному нельзя. Возьми напарника, Фрол Авдеич.
— Это можно. — Хорунжий обернулся. — Антон! Хроменков! Ко мне!
— Ну, коль решился, Фрол, тогда слушай. — Платов неторопливо объяснил, как вырваться из кольца и избавиться от преследователей. — В сшибку с турком не вступай! Главное — добраться до своих. Действуй по обстоятельствам.
Они крепко, по-мужски, обнялись.
— Не поминай лихом, Матвей Иванович. Если что было не так…
— Будя тебе, будя, — не дал тот досказать. — Скачи, Фрол, да быстрей возвращайся, с подмогой приходи!
Хорунжий и казак незаметно отогнали своих коней к речке. Там, скрываясь за высоким берегом, проехали с полверсты. Казалось, уже миновала опасность, но их заметили. Десятка два всадников бросились на перехват. Началась бешеная скачка.
Вначале хорунжий и казак скакали рядом, но постепенно рыжий конь Фрола стал отставать. Всадник бил его, подгонял, однако угнаться за коньком казака тот не мог.
— Гони, Фрол! Гони! — кричал казак, оглядываясь из-под локтя на начальника.
Турки постепенно приближались. Это понял и сам Фрол. Придержав коня, он крикнул казаку:
— Скачи, Антон! Проща-ай! Я прикрою!
Поворотив коня, он вырвал из ножен саблю и бросился на ближайшего турка.
Между тем атаки на вагенбург все продолжались. Появились раненые, убитые. Хорошо, что вблизи находилась речка и можно было утолить жажду и поить лошадей.
Матвей переходил от одного укрытия к другому, подбадривал казаков не только словом, но и делом. Стрелял из пистолета, а потом ему доставили лук со стрелами, и он пустил его в ход.
— Мы неделю продержимся, не то что день! — слышался его уверенный голос. — Харч есть, вода поблизости, и корма коням тоже в избытке. А уж о зарядах мушкетных и говорить нечего…
От пушкарей Платов потребовал, чтобы палили не «в белый свет, как в копейку», а по самым опасным местам. Те навели пушку в стоящего поодаль хана и вторым выстрелом едва не угодили в его белого коня. Хана не уложили, а свиту янычар разметали.
К вечеру, после седьмой атаки, в боевом строю неприятеля казаки заметили замешательство. Часть сил повернула назад, а те, что стреляли по вагенбургу, отхлынули. Ускакал и хан. Потом послышалась отдаленная стрельба.
— Наши! — крикнул кто-то. — Наши! Подмога подоспела!
— По коням! — дал команду Платов. — За мной! Вырвавшись из вагенбурга, казачья лава накатилась на неприятельское войско. Вслед за платовским полком устремился полк Ларионова. Теснимые с двух сторон казаками и подоспевшей помощью, турки в панике бросились бежать…
Один из посланных за подмогой казаков сумел доскакать до станицы, где находился гусарский полк Бухвостова и казачий полк Уварова. Была сыграна тревога, и гусары бросились на помощь товарищам.